Вопрос о надвигающемся кризисе стал одним из модных вопросов последнего времени. Будет или не будет кризис и если будет, то когда, какова будет его продолжительность и какие существуют средства для того, чтобы если не предупредить, то по крайней мере смягчить его разрушительное действие, - вот вопросы, которые в настоящее время в равной мере интересуют и людей теории, и людей практики. Особенно остро ощущается интерес к этим вопросам в Германии, где богатство научных сил дает возможность с большей основательностью изучать каждый вопрос, где исключительно блестящий расцвет промышленности в последние десятилетия делает вопрос о надвигающемся кризисе особенно зловещим для широких кругов населения. И в Германии уже довольно давно следят за важнейшими явлениями хозяйственной жизни в значительной мере с точки зрения надвигающегося кризиса. В своей весьма известной работе, посвященной концентрации в области банкового дела, Riesser¹ (Zur Entwieckelungsgeschichte der deutschen Grossbanken.) требует внимательного отношения к этому вопросу именно с точки зрения надвигающегося кризиса. Wiewiorowsky² (Einfluss der deutschen Bankenkonzentration auf Rriesenerscheinungen.) посвятил специальное исследование вопросу о значении концентрации в области банкового дела с точки зрения возможности предупреждения или по крайней мере смягчения уже начавшегося кризиса или периода депрессии. При этом автор совершенно справедливо обращает внимание на то, что все экономисты останавливались, хотя бы попутно, на этом вопрос. В последнее время в германской литературе появились работы, тщательно отмечающие все признаки близкого кризиса. С тревогой указывают, что во всех важнейших областях мирового хозяйства замечаются черты, свидетельствующие о том, что экономическая конъюнктура существенно ухудшилась³ (Ср. экономический обзор за июль в журнале «Die Bank».). Говорят, однако, для нас это угроза более отдаленного будущего, что наше хозяйственное благополучие, в особенности если Господь Бог пошлет нам еще хороший урожай, может еще продолжиться в течение некоторого времени. Быть может, это и так, но и среди этого продолжающегося благополучия с тревогой отмечают признаки уменьшения спроса на некоторые сорта железных товаров, рассчитанных на потребление больших масс, затруднения в сбыте предметов текстильной промышленности, значительные банкротства последнего года и т.д., свидетельствующие о том, что приближение периода депрессии, быть может, не так невозможно, как многие склонны это думать.

Пережитые за последние два года политические треволнения еще более спутали все расчеты. Одни опасаются того, что эти неурядицы вызовут преждевременный кризис, другие склонны именно им приписывать все тревожные явления хозяйственной жизни последнего времени. И в то время как одни думают, что эти события приблизят катастрофу, другие предполагают, что они ее отодвинут вдаль трудно поддающегося учету будущего, так как после искусственной заминки, вызванной политическими страхами, экономическое развитие пойдет усиленным темпом.

При всем различии взглядов на предстоящее нам ближайшее будущее в сфере хозяйственных отношений в одном должны сходиться все интересующиеся этим будущим: в сознании необходимости подготовиться к возможным осложнениям. Исторический опыт слишком красноречиво свидетельствует о том, что после периода блестящего расцвета хозяйственной жизни наступает период хозяйственной депрессии; немного раньше, немного позже, более интенсивный и менее длительный, или более мягкий, но и более длительный, этот период депрессии во всяком случае неизбежен. И если его предупредить нельзя, то тем более необходимо подготовиться к тому, чтобы сравнительно легко его пережить. Быть может, это более важная задача, нежели выяснение момента, когда кризис должен наступить.

Характеризуя современный хозяйственный строй, исследователи выдвигают разные его моменты как наиболее характерные. По большей части выбор находится в тесной зависимости от того, на что устремлено внимание исследователя. Так, в своем чрезвычайно любопытном труде, заключающем массу интересных сопоставлений и соображений автора, несмотря на некоторую растянутость работы, не свободной от повторений, Das Finanzkapital, Hilfferding особенности современного строя усматривает в устранении свободы конкуренции и в связи банков с промышленностью⁴ (Das Finanzkapital, стр. VII.). Явления эти в свою очередь находятся в самой тесной связи с известными особенностями современного хозяйственного строя, вследствие которых и стало возможным и даже неизбежным занятие банков промышленными делами и устранение во многих областях хозяйственной деятельности свободы конкуренции. Особенность, частью технического характера, которая в действительности облегчила образование финансового капитала, значительную концентрацию в области хозяйственной жизни и в связи с этим и уменьшение конкуренции во многих областях хозяйственной деятельности, - это овеществление огромного большинства предприятий в ценных бумагах (акции, облигации) в связи с широким использованием кредита. Расстроить фондовый рынок, расстроить денежное обращение, подорвать кредит, значит расстроить все современное хозяйство. И так как фондовый рынок и система кредита находятся в самой тесной зависимости от банков краткосрочного кредита, а эти последние в свою очередь находятся в тесной и совершенно неизбежной зависимости от эмиссионных банков, то вопрос о соотношении этих банков в минуты расстройства народного хозяйства представляет именно в настоящее время громадный интерес действительной злободневности. На этом вопросе останавливается в недавно появившейся в печати брошюре «Эмиссионные и Кредитные банки в новейшей эволюции народного хозяйства» г. Эпштейн, уже выступавший в печати с интересными трудами по вопросам денежного обращения на Западе. По-видимому, толчком к этой работе послужили наделавшие много шума статьи Lumm'a в Bank-Archiv, посвященные в конечном выводе вопросу о соотношении между государственным и частными банками. В своем основном докладе четвертому съезду банковых деятелей⁵ (Verhandlungen der IV Allgemeinen Deutschen Bankiertages zu München 17 und 18 September 1912 (Auf Grund der stenograph. Niederschrift). 1912, стр. 70.) Гельфферих не без остроумия замечает, что с тех пор, как появились статьи Лумма, потоки чернил затрачены на обсуждение этой темы. «На моем письменном столе появились такие горы работ, ей посвященных, что при всем своем уважении к специальным знаниям различных авторов, должен признаться, что мне удалось ознакомиться только с незначительной частью этой литературы».

Правда, в значительной мере шум, вызванный этой брошюрой, обусловливается тем, что автор этих статей лицо, занимающее выдающееся положение в германском государственном банке, и таким образом, выводы автора могли получить и отчасти получили практическое применение не imperio rationis, но ratione imperii. Но вместе с тем необходимо признать, что взгляды, проводимые автором, в такой мере распространены в литературе и настолько удачно защищаются им в вышеуказанных статьях, что они и сами по себе заслуживают серьезного внимания. Прения на четвертом съезде деятелей германских банков являются лучшим тому доказательством. Ораторы постоянно возвращаются к взглядам, проводимым автором в указанных статьях, и хотя они возвращаются к ним для того, чтобы с ними полемизировать, но настойчивость этой полемики свидетельствует о значении взглядов, с которыми приходится так упорно вести борьбу. И к этой полемике со вниманием прислушиваются далеко за пределами мира банковых специалистов. Это неудивительно. Банки в настоящее время так глубоко врезываются в самую гущу народной жизни, что потрясение в области банкового дела должно самым тяжелым образом переживаться всем народным хозяйством. Недаром говорят англичане: «If we wish to work safely, we must study our banking system». Совершенно справедливо поэтому замечает Hansen, что вопрос о том, как пользуются банки вверенными им колоссальными капиталами, становится вопросом социального законодательства⁶ (Das Problem der Liquidität in deutschen Kreditbankwesen, стр. 26 сл.).

Считаясь с малой осведомленностью большой публики, в особенности в России, в вопросах банковой политики и тем более денежного обращения, г. Эпштейн предпосылает разбору статьи Лумма популярное изложение основных начал так называемого пилевского банкового закона 1844 г., оставшегося до сих пор руководящим не только в Англии, но и в большинстве стран континента. Недостаток места, в значительной мере полемический характер брошюры лишили автора возможности остановиться на историческом значении этого акта, хотя автор и в исторической перспективе относится к нему довольно отрицательно. Автора интересует лишь теоретическое обоснование правильности или неправильности тех положений, на которых покоится этот акт, равно как и его практическое значение в настоящее время. С этой точки зрения брошюра представляет много интересного и ценного.

Нельзя не признать раньше всего совершенно основательными соображения автора относительно того, что условия хозяйственного строя той эпохи, когда был выработан пилевский билль, не имеют ничего общего с теми, которые мы переживаем в настоящее время. За те приблизительно 70 лет, которые отделяют нас от этого билля, все устои хозяйственного строя совершенно изменились. Основную черту этого нового хозяйственного строя автор отмечает совершенно правильно: это всеобъемлющая мобилизация всех хозяйственных благ чрез посредство денег и кредита. Основной орган этой мобилизации это банки. Даже биржи, играющие громадную в нем роль, и те как-то начинают отходить на второй план. То есть, конечно, без них невозможна широкая эмиссионная деятельность банков, но самый эмиссионный процесс, являющийся центральным моментом в организации торговли и промышленности, находится в руках банков, лишь пользующихся биржевым аппаратом для того, чтобы возможно шире его развить.

Таким образом, современная промышленность и торговля развиваются в самой сильной связи с банками, связи до того тесной, что порой может казаться, что все направляется исключительной волей банков и их руководящих деятелей. И это может притом казаться не только людям из публики, но и крупным экономистам. Так, на четвертом съезде деятелей банкового мира никто другой, как известный экономист Шультце-Геверниц, сказал, что именно крупные банки господствуют в современном хозяйстве и его организуют⁷ (Verhandlungen des IV Allg. Deutsch. Bankiertages, стр. 111.). Представитель крупнейшего германского банка Гельфферих счел необходимым протестовать против такого рода преувеличений значения банков⁸ (Ib., стр. 119.). «Я утверждаю, - заметил Гельфферих, - что даже наше высокое правительство при всей громадности средств, которыми оно располагает, держа в своих руках весь сложный аппарат хозяйственной политики, не может вести немецкое народное хозяйство. Здесь участвуют факторы, превосходящие силы человека. Все, что мы можем делать, это наблюдать, заботливо и добросовестно, за тем, что происходит вокруг нас, подобно тому, как астроном наблюдает за небом, составлять себе представление о том, что должно произойти, принимать меры соответственно этим нашим представлениям, содействуя развитию тех явлений, которые нам желательны, извлекая из этого законную для себя прибыль, ослабляя по возможности те явления, которые кажутся нам нежелательными, но которые тем не менее происходят и, к сожалению, будут происходить». Но и в этой более «скромной» формулировке остается еще совершенно достаточно для того, чтобы признать громадное значение банков в области народного хозяйства. Конечно, трудно в краткой формулировке исчерпать хотя бы в самых общих чертах эту «скромную» деятельность банков. Но главные линии этой деятельности довольно удачно начертаны Гильффердингом в труде его «Финансовый капитал», на который мы уже ссылались⁹ (Das Finanzkapital. В особенности стр. 89 и cл.). Прежде всего банки, - это посредники в платежах. Для того, чтобы уяснить себе в полной мере все значение этой сравнительно простой функции банков, надо принять во внимание то громадное значение, которое в современном хозяйстве играет кредит. Не деньги, а всякого рода кредитные операции служат обычным средством расчетов для современных, часто весьма сложных, торгово-промышленных отношений. Но кредитная сделка, отсрочивая платеж наличными, все же не избавляет от необходимости его учинить, хотя бы и в несколько более поздний момент. И тут приходит на помощь весьма сложный банковый аппарат для того, чтобы сделать излишним и этот позднейший платеж. Помощью контокоррентных счетов, чеков и всякого рода технических операций банки стремятся к тому, чтоб этот наличный платеж заменить взаимным зачетом, возможным благодаря тому, что каждое торгово-промышленное предприятие является не только кредитором, но и должником. И если в громадном большинстве случаев все же необходим наличный платеж, то только потому, что платежи и получения предприятия не совпадают ни в сроках, ни в лицах. Имея в своих руках капиталы этих предприятий, связанные между собой взаимными расчетами, банки путем записей могут заменять как платежи, так равно и получения, и таким образом, производить и тот конечный зачет, который уменьшает необходимость наличных расчетов, что составляет серьезное сбережение для народного хозяйства. Но еще более важна другая функция банков, имеющая своей целью, или точнее, своим последствием возможно большее напряжение всех производительных средств страны. Каждое предприятие нуждается в капитале основном, раз навсегда затраченном на его устройство и обзаведение, представляющем из себя совершенно определенную величину, изменчивую лишь вместе с изменением размеров предприятия и в капитале оборотном, размеры потребности в котором постоянно меняются, как в зависимости от сезона (большинство предприятий, нуждающихся в усилении своих средств в определенные периоды года), так и в зависимости от конъюнктуры данного года. При отсутствии банкового посредника такое предприятие было бы вынуждено иметь в своем распоряжении максимум средств, необходимых для него. Таким образом, в течение известных периодов года часть, а порой значительная часть, этих средств оставалась бы непроизводительной в кассах такого предприятия. И это был бы не только убыток данного предприятия, который оно сумело бы, вероятно, тем или иным способом компенсировать, но что гораздо важнее, это был бы убыток всего народного хозяйства, в котором, таким образом, оставался бы неиспользованным значительный капитал, составляющий оборотные средства предприятий. Этот убыток сводится к минимуму благодаря деятельности банков. Имея в своих руках все капиталы, коим не дано их собственниками прямое предпринимательское назначение, банки (мы изображаем этот процесс в грубых линиях) распределяют его между предприятиями в те периоды, когда они в этих средствах нуждаются, и избавляют их от необходимости держать эти средства тогда, когда в них нет надобности. Таким образом, стоимость оборотных средств для предприятий сводится к минимуму, для народного хозяйства исчезает необходимость непроизводительной затраты средств, лишь ждущих своего назначения. Вместе с тем создается для частного хозяйства еще один способ получения доходов. Так как банки, имея всегда возможность производительно помещать свои капиталы, имеют вместе с тем возможность платить сравнительно высокие проценты за капиталы, предоставленные в их распоряжение, то частный капиталист вместо того, чтобы затрачивать свою энергию на приискание помещения для капитала, всегда связанного с известным риском, может извлекать из своих сбережений доход, предоставляя их в распоряжение банков. Таким образом, в руках банков сосредоточиваются громадные средства, которые и направляются ими на цели производительные и должны ими на эти задачи направляться, так как для того, чтобы привлекать к себе эти капиталы, они вынуждены благодаря конкуренции платить высокие проценты, а чтобы иметь возможность эти проценты платить, они вынуждены этим капиталам давать возможно более производительное назначение.

Параллельно с этим в области производства наблюдается еще и другой, чрезвычайно важный и лишь в последнее время обративший на себя достаточное внимание процесс громадного увеличения в предприятиях основного (мертвого) капитала сравнительно с капиталом оборотным. Это создало необходимость прибегать к банкам не только для получения от них капиталов оборотных, но и основных. Современные крупные предприятия нуждаются в громадных средствах для того, чтобы быть надлежащим образом организованными, так что нужда эта в громадном большинстве случаев совершенно не может быть удовлетворяема частными предпринимателями. Что же касается той большей публики, небольшими взносами которой могут быть организованы крупные предприятия, то она (по большей части) не откликнется на призыв частного предпринимателя, не считая себя достаточно компетентной (и притом совершенно правильно) для того, чтобы разбираться в вопросе выгодности и безопасности такого помещения. Таким образом, только банки, сосредоточившие в своих руках громадные народные сбережения, достаточно богатые для того, чтобы иметь в своем распоряжении вполне опытных руководителей и специалистов по всем областям хозяйственной жизни, могут удовлетворять этот спрос хозяйственной жизни на большие капиталы для организации современных колоссальных промышленных предприятий. Таким образом, банки выполняют функцию громадной важности: они сосредоточивают у себя народные сбережения и дают им производительное назначение, передавая эти капиталы классу производителей в качестве денежных капиталов. Эту важную хозяйственную функцию банки могут с успехом и в грандиозных размерах выполнять благодаря тому, что, как мы уже указали, они имеют возможность платить сравнительно высокий процент за вверенный им капитал, а с другой стороны, благодаря тому, что публика, самостоятельно помещая свои сбережения в промышленных предприятиях, не имеет возможности извлекать отсюда доход многим больший, нежели тот, который она получает в виде процентов на вклад. И тут мы сталкиваемся еще с одной весьма важной особенностью современного хозяйственного уклада. Дело в том, что доход акционеров нормально отнюдь не может, да и не должен достигать размеров дохода единоличного предпринимателя или полного товарища, или даже вкладчика в товариществе на вере. Часть предпринимательских функций акционера переходит, несомненно, к другим лицам, частью к учредителям (в широком смысле этого слова), частью к служебному персоналу, приобретающему в известной степени «хозяйское» положение в акционерной компании. На это явление только в последнее время было обращено достаточное внимание, - отметим выдающиеся работы в этом направлении нашего профессора Петражицкого и немецкого ученого Гильффердинга. Как это обыкновенно бывает, когда впервые обращают внимание на явление столь важное, явление это получило несколько одностороннее освещение. Были преуменьшены доходы акционеров, а вместе с тем был преуменьшен и их «предпринимательский» характер. Это, впрочем, весьма сложный вопрос, на котором нельзя исчерпывающим образом остановиться мимоходом. Во всяком случае, несомненно, что акционер получает минимум того, что должен в строе современного хозяйства получить предприниматель, что таким образом оказывается известный излишек от того, что дает предприятие, и что в этом излишке может принять участие и банк в случае, если ему удастся быть посредником между предприятием и капиталистом, отдающим предприятию свои сбережения. А так как акционер как таковой получает сравнительно мало, то банкам нетрудно направлять часть сбережений большой публики не на приобретение акций, но в свои кладовые в качестве вкладов своей клиентелы. Разница между обычным доходом от акций и процентом, платимым банком по вкладам, часто бывает не особенно велика. И таким образом, расширяется деятельность банков как посредников между капиталистами и предпринимателями, сглаживая различие между той и другой категориями хозяйственной деятельности. Банки становятся учредителями во всяком случае в том смысле, что только при их посредстве, благодаря их капиталам развивается и расширяется торгово-промышленная деятельность страны. Происходит благодаря банкам громадный процесс мобилизации капитала и кредита в распоряжение рабочей силы, предприимчивости, талантов, которые без того остались бы совершенно непродуктивными для мирового хозяйства. Этот процесс осуществляется путем правильно функционирующего рынка ценных бумаг, в которых овеществляется вся мобилизованная собственность современного хозяйственного строя. Такой мировой рынок ценных бумаг мог образоваться исключительно благодаря деятельности банков краткосрочного кредита, которые не ограничиваются функциями снабжения промышленности и торговли оборотными средствами, преимущественно в форме учета торговых векселей, но и предоставляют им громадные средства для образования основных капиталов предприятий, посвятивших себя промышленной и торговой деятельности. Только таким путем предприятия эти получили те громадные капиталы, которыми они располагают, и только благодаря этим громадным средствам, предоставленным банками промышленности и торговле в форме основных капиталов, мог произойти тот грандиозный процесс промышленной концентрации, технические преимущества которой представляются столь значительными. Само собой эту грандиозную хозяйственную задачу банки ни в коем случае не могли бы выполнить собственными акционерными капиталами. Нескольких цифр, приводимых г. Эпштейном, совершенно достаточно для иллюстрации того положения, что без капиталов банка промышленность и торговля не могли бы достигнуть современных размеров и что, с другой стороны, этот процесс поддержки современной промышленности не мог бы быть выполнен банками одними своими основными капиталами. В Германии основные (вместе с запасными) капиталы банков составляли в 1872 г. 1 150 мил. мар., а в 1912 г. - 3 730 мил. Чужие капиталы банков Германии составляли в 1872 г. 711 мил., а в 1912 г. -9 413 мил. В России основные и запасные капиталы составляли в 1877 г. 145 мил. руб., а чужие - 580 мил.; в 1912 г. первые составляли 435 мил., вторые достигли сравнительно колоссальной цифры 2 207 мил. Этим громадным капиталам, сосредоточенным в руках банков, в полной мере соответствуют размеры эмиссионной деятельности. В заседании четвертого съезда деятелей банков Шварц приводил любопытные цифры размеров этих эмиссий. С 1891 по 1900 г. в Англии выпущено ценностей на 17,4 миллиардов марок, в Германии приблизительно половина этого количества, т.е. около 9 мил. мар., во Франции - 6,2 миллиарда. За время с 1901 по 1910 г. Англия выпустила на 22 миллиарда, Германия на столько же¹⁰ (Verhandlungen des IV Allgemein. Deutschen Bankiertages, стр. 112.). Эти цифры красноречиво свидетельствуют о том, что весь современный уклад хозяйственной жизни вынуждает банки стремиться к тому, чтобы по возможности увеличивать не столько свои основные и запасные капиталы, сколько вклады. Отсюда громадное экономическое значение вкладной операции в связи с чековым оборотом, без которого первая не может получить достаточного развития. Только тогда, когда практика пользования чеками пускает глубокие корни в навыках делового оборота, когда чеки становятся в глазах публики тем же денежным знаком, представляющим свои преимущества пред другими денежными знаками, хотя и пользующимися характером обязательного платежного средства, - только тогда депозитная операция может достигнуть естественных своих пределов. И именно потому операция эта достигла такого широкого развития в Англии. Долгое время в Германии законодательство не решалось вступить на путь нормирования чекового права в значительной мере именно ввиду того, что боялось задержать образование в деловом обороте тех навыков в пользовании чеками, которые наиболее соответствуют особенностям делового оборота, наиболее содействуют их распространению. В России закон, безусловно, независимо от каких-либо соображений целесообразности совершенно молчит о чеках и тем не менее определенные правила пользования ими вполне наладились, и чеки принимают все более и более широкое распространение именно в силу крайней их необходимости в интересах и делового оборота, и развития вкладной операции. Таким образом, в этом вопросе идут рука об руку частные интересы кредитных учреждений, стремящихся привлечь как можно более значительные капиталы в форме вкладов, которые оплачиваются из более низкого процента, нежели акционерный капитал, - что дает возможность все увеличивать доходность этого последнего, - и интересы народного хозяйства, которые требуют привлечения к промышленности и торговле все больших и больших капиталов.

Конечно, каждый банк, привлекая доступными ему средствами возможно больше вкладов, заботится о своих частных интересах; и может даже казаться, что этот частный интерес расходится с интересами народного хозяйства, так как слишком значительные средства отвлекаются в кассы немногочисленных банков. В действительности, однако, преследуя свои частные интересы, банки весьма искусно, хотя и не всегда вполне сознательно, осуществляют задачи народного хозяйства¹¹ (Само собой мы говорим тут о банках как известном хозяйственном институте. Отдельные банковые учреждения могут стоять далеко ниже этих хозяйственных задач, могут сводить всю свою деятельность к неумелому использованию громадных капиталов, оказавшихся в их распоряжении не благодаря, но вопреки им, в силу того глубокого экономического процесса, жертвами которого их следовало бы признать, если бы их случайные личные успехи не дисгармонировали бы с понятием жертвы.). Но и самых больших вкладов оказывается в конце концов недостаточно для того, чтобы удовлетворять все возрастающим требованиям капиталов со стороны торговли и промышленности. Возможность их увеличения для банков имеет свои пределы. К тому же нельзя увеличивать вкладной операции, не увеличивая одновременно своих основных капиталов, а это увеличение тоже не может быть беспредельным. Приходится прибегать к иным средствам привлечения капиталов. В брошюре г. Эпштейна приведены любопытные в этом отношении цифры. В 1907 г. в Лондоне было допущено к котировке новых бумаг на сумму свыше 11 миллиардов марок, а в Берлине около 10 миллиардов марок. Россия с 1908 по 1911 г. выпустила новых бумаг приблизительно на 3 400 миллионов рублей. По вычислениям Лифма-на, в его превосходном, богатом фактическими данными труде Beteili-gungs-und Finanzierungsgesellschaften из всего национального богатства Франции, оцениваемого в 300 миллиардов франков, около трети помещено в ценных бумагах. В Англии в ценных бумагах овеществлено около 40% всего народного богатства. Номинальная сумма ценных бумаг всех государств определяется в настоящее время приблизительно в 835 миллиардов марок, а ежегодный прирост приблизительно в 20-25 миллиардов. Конечно, такие колоссальные ценности банки не в состоянии сложить в свои кладовые, оплатив их своими капиталами, даже и увеличенными капиталами своих вкладчиков. Банки по необходимости становятся посредниками между предпринимателями и большой публикой, приобретая акции и облигации вновь учреждаемых или значительно расширяющих свою деятельность предприятий с тем, чтобы при первом удобном случае сбыть их целиком или в значительной части этой публике. Полем сбыта долгое время служила исключительно биржа. В последнее время совершенно правильно было указано на то, что значение бирж в этом отношении несколько упало. Но не следует и преувеличивать значения этого падения влияния биржи на процесс эмиссии ценностей. Затруднения, испытанные Германией в период обострения отношений с Францией по поводу событий в Марокко, служат лучшим тому доказательством. Когда германские банки под влиянием политических волнений испытали необходимость по возможности ликвидировать свои активы, так как им приходилось опасаться усиления обратного требования вкладов, эти банки сумели очень быстро продать ценных бумаг приблизительно на 300 мил. мар. и таким образом значительно облегчить свое денежное положение. Но вместе с тем этот факт свидетельствует и о том, какие громадные портфели ценных бумаг находятся в кладовых банков, частью в качестве собственных бумаг, частью в качеств бумаг, обеспечивающих онкольные счета клиентов, очень часто приобретающих их по рекомендации банков и благодаря ссудам, им выдаваемым, порой с особенной легкостью именно благодаря тому, что приобретаются рекомендуемые банком бумаги. Таким образом, по мере того, как росло влияние банков, по мере того, как увеличивалась их клиентела, для банков открывалась возможность сбывать интересующие их бумаги даже и помимо содействия биржи; биржа сохраняла для них значение фактора второго разряда, в высшей степени важного, неизбежного в более сложных и длительных расчетах, но тем не мене каждая данная эмиссионная операция могла быть выполнена банками даже без содействия биржи, путем распределения бумаг между своей клиентелой; на биржу бумаги попадают впоследствии¹² (Kaufmann, Das Franzosische Bankwesen, стр. 236.). Само собой такая посредническая деятельность банков требует больших средств, так как, во-первых, приходится выдерживать новые выпуски бумаг порой в течение довольно большого периода времени в собственных кассах, а, во-вторых, приходится в течение значительного периода интервенировать всегда, когда или предприятие нуждается в новых средствах, или когда почему-либо публика желает избавиться от проданных ей бумаг.

Таким образом, эта безусловно полезная с точки зрения развития промышленности и торговли деятельность требует большого напряжения денежных средств со стороны банков. И если наступает момент, когда денежное положение банков (мы говорим не об отдельных учреждениях, а о всей сети банковых учреждений страны) колеблется, то это влечет за собой колебания во всех сферах хозяйственной деятельности страны. При самых благоприятных балансах достаточно, чтобы вследствие каких-либо экономических или политических событий было поколеблено доверие к кредитным учреждениям, чтобы все это сложное целое испытало самое серьезное потрясение. И порой трудно даже предвидеть то направление, которое примет общественная паника по поводу какого-либо хозяйственного неблагополучия. Так, когда произошла в Германии катастрофа с Лейпцигским банком, вкладчики Дрезденского банка совершенно без каких-либо конкретных для того оснований испытали такую панику, что Дрезденскому банку пришлось в течение только одного дня уплатить около 7 мил. марок¹³ (Wiewiorowsky, Einfluss der deutschen Bankenkonzentration auf Kriesenerscheinungen, стр. 123.). И лишь после того, как банк, таким образом, блестяще доказал достаточную ликвидность своего актива, публика успокоилась. Но это уменье Дрезденского банка справиться с разразившейся над ним грозой, свидетельствуя о солидности этого предприятия, не уменьшает значения той опасности, которую внезапное требование вкладчиков представляет для банков.

Мы выше видели, в какой мере вкладные капиталы превосходят собственные средства банков, и приведенное нами выше сравнение тех и других капиталов является лучшим доказательством того, что одновременное требование не только всех, даже и не большинства, а лишь значительной части вкладов должно поставить самый солидный банк в совершенно критическое положение. Правда, банки как будто бы принимают весьма серьезные и целесообразные меры к тому, чтобы несколько смягчить возможность такого одновременного требования значительных капиталов. Именно проводится различие между бессрочными вкладами, которые можно потребовать обратно без предупреждения в любой момент, и срочными, которые можно потребовать по наступлении известного срока. Процентные ставки по этим последним вкладам несколько более высокие. Но все это хорошо при нормальном течении дел. Когда наступает или публика думает (и этого совершенно достаточно), что наступает тяжелый экономический или политический момент, когда в результате подрывается доверие к банкам, хотя бы и без всякой с их стороны вины, опасно делать различие между этими двумя категориями вкладов; приходится в интересах успокоения публики, т.е. в конечном результате в собственных интересах, отказаться от их различения и беспрепятственно выплачивать срочные вклады до наступления сроков таковых.

Но этим еще не ограничивается потребность банков в деньгах в минуты потрясения денежного или кредитного рынка. Все то, что составляет источник силы кредитных учреждений, становится источником тяжелых испытаний в критические минуты хозяйственной жизни страны. Как мы выше указывали, банки являются посредниками между ищущими денег промышленными и торговыми предприятиями и публикой, ищущей помещения для своих капиталов. Таким образом, банки оказываются весьма заинтересованными в фондовом рынке. Будучи не только посредниками, но, кроме того, еще и обладателями весьма значительного количества дивидендных бумаг, являясь, кроме того, ответственными пред большой публикой хотя бы и не материально, но во всяком случае морально за выпущенные ими в оборот ценные бумаги, наконец, будучи кредиторами в весьма значительных суммах по долгам, обеспеченным ценными бумагами, переданными им их должниками, банки, конечно, крайне заинтересованы в том, чтобы стоимость ценных бумаг не была чрезмерно поколеблена в минуту такого кризиса. Приходится, таким образом, не только воздерживаться от реализации имеющихся в портфелях банков весьма солидных ценностей, но частью даже приобретать новые от тех, кто оказывается слишком слабым, чтобы выдержать тяжелый момент падения цен на все бумаги. И мы видим, действительно, что в тяжелые периоды депрессий 1901 и 1906 гг. берлинские банки энергично интервенируют, предупреждая публику против излишеств панического страха и приобретая бумаги, падавшие в цене без всякого отношения к их действительной ценности¹⁴ (Wiewiorowsky, стр. 90 и cл.). И это делали те самые банки, которые до наступления депрессии, в правильном предвидении таковой, обращались к публике и в своих докладах общим собраниям, и в своих циркулярных письмах своей клиентеле с предупреждением о наступающем затишье в промышленной жизни и о необходимости соответствующей сдержанности в хозяйственной деятельности. И в то же время банки, несмотря на крайне затрудненное положение денежного рынка, не стесняли в пользовании кредитами те учреждения, которые были с банками связаны и, следовательно, имели основание рассчитывать на поддержку с их стороны.

Но откуда брать необходимые для того средства? Как бы велика ни была свободная наличность в банках, она не может иметь серьезного значения в такие моменты чрезвычайного спроса. Приходится прибегать к тем статьям актива, которые сравнительно легко реализовать. Отсюда требование ликвидности банковых активов. Требование это совершенно понятное, так как банки краткосрочного кредита обязаны быстро исполнять требования своих вкладчиков, а для этого необходимо иметь возможность так же быстро реализовать свои активные статьи. Но вместе с тем совершенно ясно, что эта легкая реализуемость не может идти так далеко, чтобы в несколько дней освободить капиталы, достаточно значительные для покрытия требований, не говорим большинства, но и просто значительной части своих вкладчиков. Итак, какие бы меры ни были приняты законодательствами или по собственной инициативе благоразумных банковых деятелей для того, чтобы обеспечить себе, выражаясь очень модным в настоящее время термином, ликвидность банковых активов, - эта ликвидность не может идти так далеко, чтобы дать возможность банкам в минуты серьезных экономических или политических замешательств выдержать натиск кредиторских требований. Самый «ликвидивный» актив банка становится нереализуемым в такие тяжелые моменты хозяйственных испытаний. Как известно, наиболее ликвидивным считается хороший вексельный портфель, особенно когда векселя так называемого торгового или товарного происхождения. Банки считают этот портфель, и притом не без оснований, лучшим украшением своего баланса. И что же? Опыт доказал, что в моменты разыгравшегося кризиса и этот портфель оказывается плохо реализуемым. Совершенно естественно, что векселя учитываются промышленными и торговыми предприятиями исключительно вследствие нужды в оборотных средствах, а не для того, чтобы держать деньги в своих кассах. Быть может, если бы им было своевременно отказано в учете, они бы обошлись без такового, в большинстве случаев несколько стеснив свои обороты, отказавшись от нескольких капитальных расходов для того, чтобы увеличить свободные средства, и т.д. Но раз кредит им оказан, поступившие по учету векселей суммы входят в хозяйственную конъюнктуру данного предприятия, и немедленный возврат денег становится невозможным. Да на него кредитное учреждение и не имеет права. Таким образом, все, что банки могут сделать в этом отношении со своим, по мнению многих, наиболее ликвидивным активом, - это несколько сдержать новый учет векселей, и таким образом, очень медленно уменьшить свой вексельный портфель, освобождая весьма постепенно часть своих средств. Притом это уменьшение портфеля должно быть в высшей степени сдержанным, так как своим постоянным клиентам банк не имеет возможности отказывать даже и в новых учетах, поскольку таковые направлены на поддержание этими учреждениями обычной деятельности, в чем банки заинтересованы по соображениям как морального, так и материального свойства. Мы видели, что так и поступали в тяжелые минуты берлинские банки. Но само собой, что это постепенное уменьшение вексельного портфеля не имеет особого значения с точки зрения борьбы с острым кризисом. С этой точки зрения вексельный портфель может оказать одну только услугу - он может составить подходящий материал для переучета в эмиссионном банке.

Собственные бумаги, равно как бумаги, находящиеся на онкольных счетах, или, скажем, общее и более правильно, в кассах банка в качестве обеспечения открытых банком кредитов, хотя, как показал опыт последнего времени, и более «ликвидны», чем это предполагали до последнего времени, тем не менее тоже отнюдь не могут быть реализуемы в широком размере, так как все ценные бумаги падают в это время значительно ниже их действительной стоимости, что особенно чувствительно, так как до того, благодаря предшествовавшему периоду расцвета, они стояли значительно выше этой реальной их стоимости. Но мало того, если бы банки пожелали освободить в это время значительную часть своих бумажных портфелей, то это оказалось бы фактически невозможным. Для них, как и для первоклассных векселей, оказался бы тот же главный источник реализации - кладовые эмиссионного банка.

Таким образом, оказывается, что благодаря современному развитию банкового дела, как бы ни были солидны банки краткосрочного кредита, все равно в критические для политической или экономической жизни страны моменты, они не могут справиться без посторонней помощи, которую может им оказать в такие минуты только эмиссионный банк, правильно признаваемый поэтому немцами конечной гарантией ликвидности банков краткосрочного кредита. И несмотря на вполне добросовестное стремление германских банков к самостоятельности, к солидности в постановке дела, это стремление не идет так далеко, чтобы требовать такой постановки, при которой и в критические моменты банки могли бы обходиться только собственными средствами.

Но сознание этой обязанности эмиссионного банка, - обязанности, не вытекающей, правда, из законов, но обусловливающейся, что гораздо важней, всем строем современного крупнокапиталистического хозяйства с преобладающим влиянием банков, - создает необходимость заботливо урегулировать отношения между банками краткосрочного кредита и эмиссионным. И в этом отношении эмиссионный банк заинтересован отнюдь не менее, нежели краткосрочные, так как, какова бы ни была линия поведения краткосрочного банка, в критический момент эмиссионный банк будет вынужден оказать ему известное содействие, если и не в его интересах, то в интересах всего банкового оборота, в настоящее время тесно связанного с устойчивостью всей деловой жизни страны. И поэтому совершенно прав Ганзен, когда он говорит, в сущности формулируя общераспространенную идею, что вопрос о том, как банки распоряжаются своими средствами, есть вопрос социального законодательства. Надо, конечно, принять возможные в этом отношении меры, но вместе с тем надо помнить, что, как бы ни был урегулирован этот вопрос, это не устраняет необходимости организовать отношения эмиссионного банка к банкам краткосрочного кредита таким образом, чтобы этот последний мог играть роль гарантийного базиса на случай необходимости быстрой реализации солидных активов банков краткосрочного кредита.

Необходимость создания гарантийного базиса, таким образом, вытекает не из односторонности или легкомысленности банковых деятелей (хотя наличность этих элементов, и притом порой в весьма значительной дозе, как обостряющую тяжесть положения, мы отнюдь не думаем отрицать), но из самой постановки банкового дела соответственно интересам правильно развивающегося народного хозяйства. И вместе с тем в момент кризиса задача эта становится исключительно тяжелой. Очевидно, необходимость для страны в деньгах как средствах расчета не уменьшается в эти моменты. Наоборот, в такие минуты большие суммы исчезают из оборота, прячутся «в чулок» осторожными людьми. Размер кредитных денег обусловливается размерами производства в связи с быстротой циркуляции. В моменты депрессии или тем более кризиса циркуляция становится гораздо более медленной, между тем производство не может так же быстро сокращаться. Естественно поэтому, что в такие моменты количество необходимых денежных знаков не уменьшается. И понятно, когда эти «кредитные деньги», т.е. всякого рода ценные бумаги, выпускаемые банками, обесцениваются, их место должны заменить государственные бумаги¹⁵ (Hilfferding, Das Finanzkapital, стр. 55.). Таким образом, в конечном результате пределы возможной поддержки банков краткосрочного кредита со стороны государственного обусловливаются пределами возможного для этого последнего выпуска банкнот.

И совершенно очевидно, что в настоящее время в некоторых странах для эмиссионных банков становится крайне затруднительным оказывать кредитным банкам ту поддержку, в которой по условиям своей деятельности они в такой мере порой нуждаются. В то время как народно-хозяйственные обороты обнаруживают лихорадочный рост, в то время как, следя за этим ростом и оказывая ему весьма существенную поддержку, банки увеличивают свои обороты и соответственно этим увеличивающимся оборотам растут и обязательства банков, и в первую очередь обязательства по вкладной операции, средства эмиссионных банков изменяются в весьма слабой степени, так как мало изменяется металлический фонд, служащий базисом для выпуска банкнот. Так, в Германии за пятилетие 1906-1910 гг. сравнительно с пятилетием 1891-1895 гг. металлический фонд германского имперского банка возрос всего на 46 мил. И это в Германии, где за этот же период времени рост промышленности, торговли и специально банкового оборота обнаружил поистине колоссальный прогресс. Неудивительно поэтому, что при каждом напряжении банкового кредита, когда увеличиваются в свою очередь требования банков по отношению к имперскому банку, это вызывает чрезмерное напряжение средств этого последнего, заставляющее его заботиться о принятии мер к ослаблению предъявляемых к нему кредитными банками требований. А так как надо полагать, что германские кредитные банки обращаются к содействию имперского только в крайности, когда другие нормальные источники уже исчерпаны, то точно так же понятно, что все эти мероприятия в конечном результате не дают сколько-нибудь серьезных результатов. В этом отношении чрезвычайно поучительна судьба мер, предпринятых имперским банком в значительной мере под влиянием тех самых взглядов, которые Лумм проводит в вышеуказанных статьях против усиленных требований банков в конце кварталов. Так как к этим периодам в Германии приурочена масса денежных расчетов, то естественно, что именно в это время предъявляется к банкам наибольшее количество денежных требований. И так как эти именно исключительно высокие требования носят к тому же только кратковременный характер, то для удовлетворения этих требований банки не извлекают средств из обычных своих операций, но стараются обойтись экстраординарным способом их пополнения, именно обращением к имперскому банку. Но и имперский банк оказывается в таком же затруднительном положении, как и кредитные банки. Связанный в количестве выпускаемых банкнот металлическим запасом, достаточным для обеспечения денежного оборота в моменты обычного состояния рынка, он не в состоянии без крайнего для себя напряжения удовлетворять усиленному требованию кредитов в конце кварталов. И посредством изменения процентных ставок имперский банк затруднил пользование кредитом в эти сроки. В результате оказалось напряжение кредитов не только в конце кварталов, но вообще носящее более длительный характер. Естественно, что при таком напряжении своих средств в моменты в сущности нормального увеличения требований к имперскому банку он оказывается в моменты чрезвычайного напряжении не в силах остаться в законных границах, установленных для выпуска банкнот. И в течение одного пятилетия металлическое покрытие четыре раза падало даже ниже установленной законом минимальной нормы в одну треть. Банкноты английского банка, благодаря широкому развитию чекового оборота и превосходно функционирующим расчетным палатам, не имеют особого значения в денежном обращении, и тем не менее и в 1890, и в 1907 гг. английский банк выручала только помощь, оказываемая иностранными эмиссионными банками, в правильном сознании связывающей их солидарности и более чем достаточной солидности английского банка, для того, чтобы при всяких обстоятельствах легко выполнить все принятые им на себя обязательства.

Господин Эпштейн считает поэтому принципиально неправильными все паллиативы для того, чтобы облегчить эмиссионным банкам обслуживание денежного рынка, не освобождая их от обязанности соблюдать законом установленное соотношение между количеством выпускаемых банкнот и наличным металлическим покрытием. И необходимо признать, что те соображения, которые приводятся при этом автором, отличаются большой убедительностью. Автор не довольствуется указанием тех практических затруднений, которые обусловливаются требованием определенного обеспечительного металлического фонда. Он идет в глубь вопроса и старается доказать, что по существу требование это представляется неправильным. Именно автор указывает, что определенный металлический фонд мог иметь серьезное значение как гарантия того, что банкноты будут беспрепятственно обмениваться на золото, когда банкноты были главным платежным средством, когда вкладная операция не играла сколько-нибудь значительной роли. В таких условиях наличность большого металлического фонда в значительной степени обеспечивала возможность беспрепятственного обмена, тем более что вся масса банкнот распылялась между громадным количеством владельцев, и одновременное предъявление не только всех, но даже значительной части банкнот было невозможно, и тем не менее и при таких благоприятных для эмиссионных банков условиях им приходилось нарушать закон о металлическом обеспечении. Совершенно иначе обстоит дело в настоящее время. В критические для кредитных учреждений моменты придется считаться не столько с количеством имеющихся в обороте банкнот, сколько с требованием золота со стороны вкладчиков как эмиссионных, так и всех вообще банков краткосрочного кредита. Между тем сумма вкладов в Англии, Франции, Германии и России приблизительно в 12 раз больше металлических фондов. И при этом необходимо иметь в виду, что вклады не распределены между таким значительным количеством лиц, как банкноты, и следовательно, одновременно предъявляемые вкладчиками требования будут гораздо более значительны, нежели возможные требования владельцев банкнот. Конечно, эмиссионный банк не несет обязанности обменивать на золото вкладные билеты банков краткосрочного кредита. Но раз публика обнаружит недоверие к банкнотам, то она пожелает всякие бумажные ценности путем тех или других, всегда возможных манипуляций обменять на золото и имеет к тому полную возможность. Вкладчики банков краткосрочного кредита могут, таким образом, легко добраться до золотых кладовых эмиссионного банка, который не будет иметь возможности отказать в кредитах, и следовательно, в конечном результате - в тех же банкнотах для обмена на золото банкам краткосрочного кредита.

Положение к тому же значительно обостряется благодаря сберегательным кассам, в которых в настоящее время сосредоточены колоссальные сбережения громадной массы сравнительно малодостаточного населения, которое быстро обращается с требованиями возврата вкладов при первых тревожных политических или экономических известиях. Мы имеем в этом отношении поучительный опыт в виде стремительного наплыва требований от сберегательных касс во время марокканских событий и даже во время последних осложнений на Балканах, хотя непосредственное значение этих последних для Германии было более нежели проблематическое.

Таким образом, по мнению г. Эпштейна, в конечном результате в минуты серьезных затруднений металлический фонд в действительности не обеспечивает беспрепятственного обмена банкнот на золото, а в эпохи спокойного экономического развития необходимость такого фонда порой тормозит правильное функционирование эмиссионного банка, как резервуара для банков краткосрочного кредита.

Господин Эпштейн является поэтому решительным сторонником системы, положенной в основу деятельности французского государственного банка. Максимум количества банкнот, которые имеет право выпустить французский банк, устанавливается французским парламентом, и этот максимум не находится ни в каком соотношении с размером металлического фонда банка. На банк возложена лишь обязанность беспрепятственного обмена своих банкнот на золото. И несмотря на такую сравнительную свободу выпуска банкнот, французский банк ни разу не оказывался в затруднении при оплате своих банкнот, если не считать, конечно, франко-прусской войны, когда при любой системе выпуска банкнот государственный банк оказался бы в невозможности поддерживать металлическое обращение.

Далее г. Эпштейн внимательно останавливается на одном доводе в пользу обязательного металлического фонда, которому он сам придает наибольшее значение, именно на том соображении, что в конечном результате международный баланс приходится уравнивать посредством золотой валюты. Но и этот довод не имеет в его глазах решающего значения. Как совершенно справедливо указывает автор, участие золота в международных денежных расчетах, даже в моменты острых пертурбаций в мировом денежном рынке, не так уже велико. «Ведь необходимо же отдать себе отчет, - замечает автор, - что временная недостача золота у эмиссионного банка не есть еще доказательство пассивности платежного баланса данной страны и что если он спорадически даже бывает пассивен, то при современной солидарности денежных рынков, подвижности денежных капиталов и громадной роли бумажных ценностей в балансе международных денежных расчетов привлечение временно необходимых сумм совсем не представляет таких затруднений, чтобы из-за них надо было тормозить и периодически подвергать крайним опасностям весь народно-хозяйственный аппарат. Если же расчетный баланс данной страны пассивен не случайно, а постоянно, тогда ей все равно не помогут самые грандиозные металлические фонды эмиссионного банка. Такие страны имеют только определенные, неизбежные способы урегулирования своих внешних расчетных балансов, заключающиеся в форсированном a tout prix вывозе своих продуктов, сокращении внутреннего потребления и внешних займах».

Конечно, автор не ищет спасения в старых, уже так наглядно доказавших свою несостоятельность средствах - государственных бумажных деньгах, но в выпуске «в экстренных случаях единственно рациональных, абсолютно обеспеченных и автоматически погашающихся денежных знаков, покрытых срочными обязательствами, безусловно, экономического происхождения».

Автор приводит любопытный пример, прекрасно иллюстрирующий его основную идею, именно американский денежный кризис 1907 г.

Тогда громадные денежные резервы, которых требует закон от американских банков и которые составляли около миллиарда рублей, исчезли в течение двух-трех дней. И это не помогло. Засим около 200 банков прекратило платежи. Этот процесс захватил бы и все остальные банки, если бы корпорация Associated Banks не поняла необходимости самопомощи, помимо которой в Америке ввиду отсутствия центрального эмиссионного банка неоткуда было ждать спасения. С разрешения правительства и за солидарной ответственностью всех банков были выпущены временные платежные средства под названием «заемных свидетельств». Реальным обеспечением этих свидетельств являлись, таким образом, фонды и векселя учетных портфелей всех банков.

Одно появление этих свидетельств, хотя и без специального металлического обеспечения, успокоило публику, прекратило обратное требование вкладов и даже повело к возвращению в банки уже востребованных от них вкладов.

Можно, безусловно, согласиться с автором, что в минуты общественной тревоги, когда подрывается доверие не только к частным кредитным учреждениям, но и к финансовой мощи государства, даже весьма значительный металлический запас не спасет страну от денежного потрясения и не даст возможности эмиссионному банку беспрепятственно обменивать свои банкноты на золото. В такие минуты единственное средство спасения - прекращение свободного обмена. И можно согласиться с автором, что когда такое прекращение обмена становится действительно неизбежным, то чем скорее к нему прибегнуть, тем лучше. Но необходимо при этом не в меньшей мере опасаться и прекращения обмена, не вызываемого крайностью, так как отнюдь не каждая, даже и весьма тяжелая, война влечет за собой необходимость прекращения свободы обмена денежных знаков. А между тем угроза быстрого прекращения свободного обмена при первой грозящей денежному рынку опасности может сделать публику еще более боязливой, еще менее доверчивой. Хорошо известно, что, напр., во Франции привычка извлекать из банковых кладовых золотые запасы при первых слухах о возможных осложнениях принимает в последнее время размеры, тормозящие спокойный ход дел даже и в такое время, когда для того нет реальных оснований. Вероятно, значительную в этом вину несут воспоминания о прекращении свободного обмена во время франко-прусской войны. И если бы к этому же средству открыто прибегло и русское правительство во время последней войны, то, мы полагаем, последние балканские осложнения были бы пережиты страной куда острее, нежели это в действительности имело место.

Мы думаем поэтому, что, не вызывая без крайности опасного призрака бумажных денег, не обмениваемых свободно на золото, необходимо, однако, заранее учесть возможность и этого способа борьбы с временным расстройством денежного обращения. Необходимо заранее учесть и те средства, которые находятся в руках эмиссионного банка, для того, чтобы эта приостановка обмена была не только временной, но еще и кратковременной. Для этого необходимо заранее создать эмиссионному банку то обеспечение, которое оказалось в такой мере действительным в Америке в 1907 г., т.е. первоклассный учетный портфель и первоклассные фонды. Понятно, что подготовлять такую обеспеченность будет слишком поздно в то время, когда гром грянет. В такие моменты приходится прикрывать и действительно слабые банки для того, чтобы вполне заслуженная ими катастрофа не повлекла за собой катастрофу и для вполне солидных кредитных учреждений. Солидность этого возможного обеспечения надо подготовлять в ожидании критического момента.

Было бы легкомысленно возлагать в этом отношении серьезные надежды на правительственную опеку. Все увещания власть имущих оказываются гласом вопиющего в пустыне даже в тех случаях, когда эти власть имущие оказываются достаточно предусмотрительными и достаточно бескорыстными (то и другое не всегда бывает налицо) для того, чтобы давать действительно хорошие советы благоразумия. А между тем такая призрачная по существу система опеки представляет еще и ту опасность, что она снимает часть ответственности с частных предпринимателей и, что всего опаснее, вместе с тем усыпляет бдительность самой публики. Конечно, не следует преувеличивать значения этого последнего элемента. Но чем вообще менее способна публика оценивать положение предприятий, в которых она в качестве акционеров принимает участие, тем с большей бережностью необходимо относиться и к самым слабым проявлениям этой самопомощи со стороны публики, тем в лучшие условия необходимо поставить ее в этом отношении. Как мы выше уже отмечали, нормировка деятельности банков, оперирующих с огромными вкладными капиталами, представляет такое громадное общественное значение, что принципиально нельзя было бы ничего возражать против известного вмешательства государства в способы пользования банками вверенными им деньгами. Насколько мысль о таковом вмешательстве при данных условиях является естественной, видно из того, что вопрос этот возбуждается и в германской литературе, и в германском деловом мире. И если мысль эта тем не менее решительно отвергается, то только потому, что не найден способ целесообразного ее осуществления. Дело не в том, следовательно, что банки распоряжаются добровольно вверенными им деньгами и, следовательно, имеют право давать им назначение по своему усмотрению, а в том, что государство фактически лишено возможности целесообразно влиять на способы его употребления. И следовательно, до тех пор, пока оно считает возможным и полезным предоставлять банкам при наличности известных гарантий брать частные вклады, до тех пор оно должно считаться с возможностью и плохого употребления этих вкладов.

Но именно потому законодательство должно со своей стороны предпринимать решительно все, что необходимо для того, чтобы дать возможность публике следить за степенью обеспеченности вкладов, доверенных ею банкам. Наиболее подходящим для этого средством является серьезная публичная отчетность, которая давала бы возможность до известной степени определять солидность кредитного учреждения.

Но и помимо этих общих соображений правительство имеет право требовать настоящей отчетности со стороны банков, так как в сущности, несмотря на громадные вклады, эти кредитные учреждения не в состоянии обходиться без государственной помощи, и кредиты, которые обязательно оказываются им государственным банком, есть именно государственная помощь этим учреждениям. Необходимо иметь при этом в виду не только те кредиты, которые оказываются этим банкам в нормальных условиях, но в такой же мере и те кредиты, которые государственный банк будет вынужден оказать этим банкам в тяжелые минуты испытаний. И притом следует заранее учесть то обстоятельство, что чем несолидное ведение дела банком, тем больший кредит придется ему оказать в тяжелые для всего денежного рынка минуты. Таким образом, государственный банк, которому в последний момент на своих плечах придется выносить всю тяжесть денежных осложнений, должен заблаговременно иметь совершенно ясное представление о действительном балансе отдельных кредитных учреждений. На 4-м съезде банковых деятелей в Мюнхене представители банков энергично защищали принцип банковой автономии, необходимость для законодателя не налагать своих пут на эту деятельность. Но при этом директора германских банков не шли так далеко, чтобы этот принцип невмешательства обращать в догмат, пред которым все должно склоняться. Вопрос сводился лишь к тому, какова должна быть форма вмешательства. Как справедливо указал один из ораторов, закон не устанавливает никаких правил для вмешательства банков в деятельность тех учреждений, которые он патронирует. Но из этого отнюдь не следует, что банки остаются равнодушными к тому, как их клиенты ведут свои дела. И если способ ведения перестает внушать банку доверие, он или закрывает кредит, или дает указания относительно дальнейшего их поведения. И при этом сообразуется не только с кредитоспособностью клиента в данный момент. Банк предусмотрительно учитывает и будущие перспективы, учитывает, в каком положении окажется клиент при ухудшении деловой конъюнктуры, вынуждает своих клиентов в дальновидном предвидении возможных будущих затруднений к более солидной постановке дел, отлично понимая, что когда беда разразится, будет поздно стеснять кредиты, наоборот, чтобы не дать окончательно погибнуть, придется оказывать их в усиленном размере. И совершенно таково должно быть отношение государственного банка к банкам краткосрочного кредита, по отношению к которым, что должен заранее учесть государственный банк, он является и должен являться последней опорой и достаточной гарантией ликвидности его актива, возможности получить под его обеспечение в тяжелый момент достаточные кредиты.

Соответственно действительному балансу банка необходимо заранее учесть возможный кредит в момент тяжелых потрясений и не допускать до того, чтобы этот кредит был исчерпан в нормальном положении денежного рынка. Дело частного рынка распределить между отдельными операциями свои средства, но в зависимости от степени солидности этого распределения, от степени «ликвидности» банковых активов должен оказываться и кредит эмиссионным банком. Доставление эмиссионным банком частным банкам средств для ведения ими своих текущих операций вовсе не составляет обязанности эмиссионного банка. Конечно, поскольку этот банк может уделять известные суммы для поддержания промышленности и торговли, отнюдь не исключена целесообразность предоставления части этих средств кредитным банкам. Наоборот, поскольку их деятельность признается полезной, предоставление частным банкам кредитов в связи с этой деятельностью должно быть признано полезным. Это полезно в особенности во всех тех случаях, когда предоставлением таких кредитов государственный банк избавляется от необходимости непосредственной поддержки соответственных областей промышленной и торговой деятельности или по меньшей мере достигает соответственного ее уменьшения: государственный банк несет такие серьезные и сложные задачи, которые только он один и может выполнять, что он не имеет никаких решительно оснований конкурировать с кредитными банками там, где они могут заменить государственный. Наоборот, он должен им по возможности эту деятельность облегчить. Конечно, поскольку условия содействия, оказываемого кредитными банками торговле и промышленности, оказались бы чрезмерно обременительными, не соответствующими условиям денежного рынка, государственный банк должен вмешиваться в дело, непосредственно вступая в эти сделки с торгово-промышленным миром, но это уже совершенно другой вопрос. Во всяком случае, необходимо строго различать тот кредит, который государственный банк признает возможным оказывать в нормальных условиях деятельности кредитных банков, и тот, который он вынужден оказывать в минуты катастрофические, когда речь идет не о том, чтобы оказывать содействие, а о том, чтобы спасать. Поэтому кредитование в нормальных условиях ни в коем случае не должно идти так далеко, чтобы частные банки могли исчерпать этот кредит в условиях нормального состояния денежного рынка. Английские банки считают для себя неприличным в повседневной работе прибегать к кредиту английского банка¹⁶ (Lansburgh, Zwanzig Jahre englisches Bankwesens, Die Bank, 1911, № 7 и 8.). И это, конечно, не потому, что они не умеют учесть той пользы, которую они могли бы отсюда извлечь, а только потому, что они сознают, что им необходим известный резерв в тяжелую минуту и что нельзя потому исчерпать этот резерв в обычных условиях работы. Мы заимствовали многие западноевропейские навыки в области банкового дела. Необходимо признать, что широкое развитие банков в России, процесс концентрации, сделавший в этой области громадный шаг вперед в течение последнего десятилетия, свидетельствует о том, что многие приемы больших европейских банков хорошо нами усвоены. Но усваивая себе западноевропейскую практику ведения крупного дела, необходимо усвоить себе и те приемы сдержанности и осторожности, к которым обязывает ответственное положение крупного банка.

Там, на Западе, крупные банки, заняв решающее положение в области промышленности и торговли, вместе с тем усвоили себе сознание лежащей на них ответственности за их преуспеяние. И если интересы торговли и промышленности требуют с их стороны известных жертв, они приносятся ими в правильном понимании своих действительных выгод, отнюдь не совпадающих со стремлением выдать как можно больший дивиденд и связанные с этим громадные тантьемы. И поэтому, напр., в Германии, где банки играют особенно заметную роль в промышленности, и именно с тех пор, как они заняли такую исключительно видную позицию, они, как это доказал опыт годов депрессии 1901 и 1907 гг.¹⁷ (Hilfferding, Das Finanzkapital, стр. 365, и в особенности Wiewiorowsky, Einfluss der deutschen Bankenkonzentration.), уже задолго до наступления депрессии, когда в промышленности еще раздаются торжествующие голоса, прославляющие ее рост, предупреждают публику о предстоящих годах испытаний. И сообразно с этим в своей деятельности они проявляют крайнюю сдержанность. Наоборот, когда предсказания их начинают оправдываться, когда наступает реакция и паника охватывает всю публику, банки выступают в качестве умиротворяющего элемента со словами успокоения, обращенными к тем трусам, которые еще накануне гордо уверяли в беспредельности промышленного расцвета. И они действуют в это время не только словами успокоения, но и активно вмешиваются, интервенируя всюду, где падение цен и закрытие кредита не оправдываются особенностями предприятия.

Такие навыки приобретаются только с годами, под влиянием серьезного изучения дела, когда новые идеи получают достаточное распространение в общественном сознании, становятся силой, с которой приходится считаться банковым деятелям. Там, где традиции банкового оборота еще не находятся на такой высоте, где нет и достаточно влиятельного общественного мнения, где возможность расширения оборотов является высшим идеалом, для которого порой приносятся в жертву солидность ведения дела и обеспеченность в минуты серьезной опасности, там дело учреждения, которому придется приходить на помощь в эту тяжелую минуту, заранее учесть эту необходимость и не позволить исчерпывать кредиты в нормальное время.

Нельзя избежать периодов депрессии в народном хозяйстве, нельзя избежать и связанного с этим денежного расстройства. Но необходимо заранее знать, что придется делать в такую минуту и к этому необходимо соответственно подготовиться. И в брошюре г. Эпштейна мы находим интересные по этим вопросам указания. Совершенно очевидно, что в такие периоды депрессии эмиссионный банк будет вынужден прийти на помощь банкам краткосрочного кредита, и необходимо заранее подготовиться к тому, чтобы дать ему возможность в надлежащей мере это сделать. Но вместе с тем следует сделать все для того, чтобы по возможности предупредить чрезмерность требований к государственному банку, и для того надо кредит чрезвычайный не смешивать с кредитом нормальным. Необходимо освоиться с тем, что неприлично исчерпать кредит государственного банка в нормальных условиях, уповая на то, что когда грянет гром, то окажут вновь помощь. При этом упускают, однако, из виду, что в таких ненормальных условиях помощь может оказаться не по силам даже и эмиссионному банку. В этих соображениях заключается известная защита пилевского законодательства против крайностей современной его критики. И если Франция могла до сих пор успешно обходиться без соответственного закона, то необходимо, прежде нежели заимствовать особенности французского законодательства в этом вопросе, учесть то значение французского парламента, то влияние французской буржуазии, боязливо отстаивающей все свои прерогативы, которые свойственны не всем странам. Быть может, и слишком тесно затянутая, и теоретически плохо мотивируемая узда для эмиссионных банков представляет серьезное практическое значение в том отношении, что вынуждает эмиссионные банки сдерживать банки краткосрочного кредита в нормальных условиях денежного рынка и, таким образом, обеспечивает им возможность поддержки в условиях чрезвычайных. Но само собой вдвойне скверно, если, несмотря на эту узду закона, эмиссионный банк не проявит сдерживающих тенденций в нормальных условиях. Тогда ненормальное положение может оказаться исключительно тяжелым.