1. Основные компоненты концепции Р.К. Мертона.

Ученые нередко задавались вопросом о том, при каких условиях возможно поступательное развитие науки? Интуитивно каждый из них предполагал, что рост научного знания происходит тогда, когда имеют место такие факторы, как свобода мнений и свобода критики, когда осуществляется открытый обмен этими мнениями, когда имеются общепризнанные критерии оценки этого знания, когда эти оценки оказываются беспристрастными, независимыми от принадлежности к той или иной научной группировки, когда существует научное сообщество как таковое. Однако подобные условия были сформулированы на концептуальном уровне лишь во второй половине ХХ века.

Одним из основателей подобной концепции выступает Р.К. Мертон (1910-2003) - наиболее влиятельный американский социолог XX века, который большую часть своей карьеры преподавал в Колумбийском университете. Согласно К. Кэлхону, "влияние Мертона проистекало из интеллектуальных инноваций и институционального лидерства. Этому способствовал его ясный стиль прозы, который облегчил его работу преподавателям и ориентированным на исследования социологам" [Calhoun, 2010, p.10] (перевод мой - О.Л.). С именем Р.К. Мертона связывают  появление особой области социологического исследования: социологии знания (Wissenssoziologie). Термин «знание» в данном случае следует толковать очень широко, поскольку исследования в этой области касались практически всего спектра культурных продуктов (идей, идеологий, юридических и этических убеждений, философии, науки, технологий). Но какой бы ни была концепция знания, ориентация этой дисциплины остается в основном одной и той же: она в первую очередь связана с отношениями между знаниями и другими экзистенциальными факторами в обществе или культуре.

Согласно концепции Мертона, социология знания приобретает смысл в определенном комплексе социальных и культурных условий. Р.К. Мертон следующим образом описывает "реальное", а отнюдь не "идеальное" положение дел  в научной сфере. С ростом социального конфликта различия в ценностях, установках и образе мышления групп развиваются до такой степени, что прежняя ориентация этих групп затмевается несовместимыми различиями. Здесь не только развиваются отдельные дискурсы, но и существование одного из них ставит под сомнение обоснованность и законность других. Сосуществование этих конфликтующих точек зрения и интерпретаций в одном обществе приводит к активному взаимному недоверию между группами. В контексте недоверия никто больше не исследует содержание убеждений и утверждений, чтобы определить, действительны они или нет, больше не обосновывают утверждения релевантными доказательствами, но задают совершенно новый вопрос: как случилось, что эти взгляды поддерживаются? Мысль становится функционализированной; она интерпретируется с точки зрения ее психологических, экономических, социальных или расовых источников и функций. Этот тип функционализации происходит, когда утверждения ставятся под сомнение, когда они кажутся настолько ощутимо неправдоподобными, абсурдными или предвзятыми, что больше не нужно исследовать доказательства за или против утверждения, а только основания для его утверждения вообще. Такие чуждые утверждения «объясняются» или «приписываются» особым интересам, непреднамеренным мотивам, искаженным перспективам, социальному положению и так далее. В рамках обыденного сознания это подразумевает ответные атаки на идеи противников; в более систематическом мышлении это приводит к взаимному идеологическому анализу. Акцент делается на различии между сущностью и явлением в сферах человеческой мысли, веры и поведения [См. Merton, 1973, p.7-8]. Существует извечная проблема последствий экзистенциальных влияний на знание для эпистемологического статуса этого знания. Решения этой проблемы, которые предполагают, что социология знания обязательно является социологической теорией знания, варьируются от утверждения о том, что «генезис мысли не имеет никакого отношения к его достоверности», до крайней релятивистской позиции, согласно которой истина «просто» функция социальной или культурной основы, что она основывается исключительно на социальном консенсусе и, следовательно, что любая культурно принятая теория истины имеет притязания на достоверность, равную значимости любой другой. Центральным моментом во всех подходах к социологии знания является тезис о том, что мышление имеет экзистенциальную основу, поскольку оно не детерминировано имманентно, и поскольку тот или иной его аспект может быть получен из экстра-когнитивных факторов. Иными словами, любое знание, в том числе и научное знание, социологически обусловлено [См. Merton R. K., 1973, p.22-23].

Этос науки - это эмоциональный комплекс ценностей и норм, который считается обязательным для ученых. Нормы выражаются в форме предписаний, предпочтений, разрешений и запретов. Они формируются в терминах институциональных ценностей. Не существует четкого определения коррелятивной индивидуальной концепции научного разума, научной личности или, если использовать термин Мертона, «научное сознание». Тем не менее кажется полезным понимать это сознание как комплекс типичных мировоззрений, ориентаций, профессиональных качеств личности ученых. Таким образом, научное сознание является индивидуальным отражением внеиндивидуального (объективного) и межиндивидуального (разделяемого) научного этоса.

Структура работ Мертона складывается из следующих компонентов: 1) теоретическая социология (о взаимоотношениях теории и исследования, функциональном анализе); 2) исследования социальной и культурной структуры (аномия, бюрократия и референтные группы); 3) социология знания и массовых коммуникаций; 4) социология науки. Мертон выдвигает следующую парадигму социологии знания.

1. Где находится экзистенциальная основа интеллектуальных произведений?

а. социальные основы: социальное положение, класс, поколение, профессиональная роль, способ производства, групповые структуры (университет, бюрократия, академии, секты, политические партии), «историческая ситуация», интересы, общество, этническая принадлежность, социальная мобильность, структура власти, социальные процессы (конкуренция, конфликт и т. д.).

б. культурные основы: ценности, этос, климат мнений, тип культуры, культурный менталитет и т. д.

2. Какие интеллектуальные продукты подвергаются социологическому анализу?

а. сферы: моральные убеждения, идеологии, идеи, категории мысли, философия, религиозные верования, социальные нормы, позитивная наука, технологии и т. д.

б. какие аспекты анализируются: их выбор (фокусы внимания), уровень абстракции, предпосылки (что принимается за данные, а что как проблемное), концептуальное содержание, модели проверки, цели интеллектуальной деятельности и т. д.

3. Как интеллектуальные произведения связаны с экзистенциальной основой?

а. причинные или функциональные отношения: детерминация, причина, соответствие, необходимое условие, обусловливание, функциональная взаимозависимость, взаимодействие и т. д.

б. символические, организменные или значимые отношения: последовательность, гармония, согласованность, единство, совместимость; выражение, реализация, символическое выражение, структурные идентичности, внутренняя связь, стилистические аналогии, логико-смысловая интеграция, идентичность смысла и т. д.

1. c. неоднозначные термины для обозначения отношений: соответствие, отражение, тесная связь и т. д.


2. Почему существует эта связь? Явные и скрытые функции, приписываемые этим экзистенциально обусловленным интеллектуальным продуктам.

а. чтобы поддерживать власть, способствовать стабильности, ориентации, эксплуатации, скрывать реальные социальные отношения, обеспечивать мотивацию, направлять поведение, отвлекать критику, отклонять враждебность, обеспечивать успокоение, контролировать характер, координировать социальные отношения и т. д.

5. Когда возникают вмененные отношения экзистенциальной базы и знания?

а. историцистские теории (ограниченные конкретными обществами или культурами).

б. общие аналитические теории.

Обсуждая нормативную структуру науки, Р.К. Мертон определил универсализм, бескорыстие, скептицизм и коллективизм (коммунаризм) как основные нормы науки. Универсализм означает, что интеллектуальные критерии, а не атрибуты ученого, должны быть основой для оценки достоинств научных усилий. Незаинтересованность побуждает ученого сосредоточиться на развитии науки, а не на личной выгоде. Скептицизм предполагает, что принятие идей или результатов основано на критической оценке, а не на авторитете или традициях. Научные исследования, связанные с проверкой результатов, находятся под пристальным вниманием коллег-экспертов. Коллективизм призывает к обмену информацией на благо не только научного сообщества, но и общества в целом. Коллективизм мыслей означает сообщество людей, активно участвующих в обмене идеями в определенных областях. Другие авторы выявили аналогичные или связанные нормы, упомянув честность, объективность, терпимость, сомнения в достоверности и бескорыстную вовлеченность, а также рациональность и эмоциональную нейтральности [См.  Knafl, 1994, p. 359].

Существуют параллели между этими нормами и компонентами протестантской этики семнадцатого века. Норма бескорыстия, например, могла быть подкреплена ее сходством с идеей управления или «призванием»; евангельские последствия желания прославить Бога через раскрытие и популяризацию плана Его дел. Эти же идеи позже нашли свое отражение в  идеалах коммунизма. В кальвинистском акценте на равенстве душ перед Всевышним существует сильная поддержка нормы универсализма, и можно предположить, что организованный скептицизм мог получить существенный импульс из существовавшей взаимной подозрительности. среди тех, кто никогда не мог быть уверен, кто из их семьи и друзей был «спасен», а кто «проклят».

Вместе с тем Мертон рисует несколько идеализированную картину системы неформального влияния. Он, кажется, забывает, что эта система одинаково открыта для различных форм патологии. Достаточно упомянуть кумовство, академические клики и фракции, скрытые сети обмена услугами, использование своего положения в корыстных целях, плагиат и т.п., чтобы увидеть другие случаи отклонения от идеала науки, предписываемого научным этосом.

Работы Мертона показывают, как человеческая деятельность, отношения и убеждения регулируются способами их «социального положения». Мертон основал изучение науки как социального института, в котором поведение, правила, системы оценки и процессы вознаграждения социально локализованы и детерминированы. «Как и другие социальные институты, институт науки имеет свои характерные ценности, нормы и организацию. Как и в других учреждениях, в науке существует система распределения вознаграждений за выполнение поставленных целей» [Merton, 1957, p. 659] (перевод мой - О.Л.). Теория «кумулятивного преимущества» Мертона помогает привлечь внимание к процессам обратной связи, посредством которых, например, начальное академическое назначение влияет на продуктивность и как следствие, последующие модели занятости и производительности. Таким образом, те, кто добился успеха на раннем этапе, могут распоряжаться средствами для поддержки продолжения публикации и успеха. Как только эти ресурсы будут получены, они могут иметь независимый эффект при приобретении дополнительных ресурсов и вознаграждений. Иными словами, Мертон обратил внимание к организационному контексту участия и эффективности в науке - способам, которыми характеристики работы, рабочих групп и производственной среды влияют на результаты научной деятельности.

2. Место Р.К. Мертона в рамках современной философии и социологии науки.

"Трудно представить мир и социологию без Роберта К. Мертона, - пишет М.Ф. Фокс, - таково влияние его идей... Захватывает масштаб и последовательность его идей о социальной структуре и объяснение социальных процессов" [Fox, 2004, p.47] (перевод мой - О.Л.). Текущие стандартные описания развития американской социологии часто, но не всегда, охватывают Мертона, он изредка рассматривается как главный сторонник в современных теоретических дебатах. Это частичное умолчание - удел многих американских теоретиков середины ХХ века. Теоретическая основа многих современных «европейских» социальных теоретий лежит в «отцах-основателях» (К. Маркс, Э. Дюркгейм и М. Вебер) и в сложно переплетенных нитях, которые тянутся от них. Линия передачи основных теоретических идей, как представляется, в основном проходит мимо тех десятилетий начала и середины двадцатого века, когда развитие социологического знания в значительной степени обусловливалось американскими учеными. Помимо неизбежного течения времени, могут также действовать психосоциальные механизмы, которые препятствуют более пристальному вниманию к работам Мертона. Он еще недостаточно "древний", чтобы его можно было широко исследовать для исторических работ. Не было особого случая, когда требовалось бы более широкое рассмотрение, кроме потенциальных столетних «годовщин», и, возможно, существует структурное сопротивление, проистекающее из традиционных научных паттернов. Эта инертность по отношению к предшествующему интеллектуальному поколению хорошо подчеркнута в предисловии к книге Стинчкомба «Построение социальных теорий»: «Роберт К. Мертон был еще одним классическим писателем, который в моей ранней интеллектуальной жизни стоял на одном уровне с Дюркгеймом, Марксом и Троцким. он становится современником по мере того, как я становлюсь старше » [Stinchcombe, 1968, p. vii] (перевод мой - О.Л.).

Североамериканская социология послевоенного периода обычно характеризуется использованием одного или двух ярлыков - «структурный функционализм» и «эмпиризм». Теоретическая часть американской социологии после Второй мировой войны часто рассматривается как «великая теория», которая приняла «структурно-функционалистскую» форму и была отделена как от эмпирических интересов, так и от социальной критики. В работах Талкотта Парсонса сложная и терминологически плотная концептуальная структура часто рассматривается как развитие консервативной социальной теории в течение десятилетий «конца идеологии» 1950-х и 1960-х годов. Этот подход изображается как видение социального порядка, проистекающего из социализированного соответствия культурным идеям, с самоуправляющейся социальной системой, стремящейся к равновесию, быстро восстанавливающей любые отклонения от статус-кво. Но прямое влияние Парсонса на социологическое теоретизирование и исследования было, возможно, более ограниченным, чем это часто принято считать. В конце концов, его работы не привели к готовой разработке исследовательских задач или легкому формулированию теоретических объяснений. Другое направление послевоенной американской социологии часто рассматривается как "абстрактный эмпиризм'', в котором микропроблемы, связанные с объяснением социального распределения установок и поведения, подвергались атаке посредством бесчисленных социальных исследований, без достаточного внимания к пониманию структурных особенностей. закреплению этих социальных мелочей в более широком социальном контексте. В этом контексте  интегрированная комбинация теории и исследования, разработанная Р.К. Мертоном и его коллегами, стала с тех пор важнейшим источником многих разработок.

После молодежных бунтов 1960-х годов картина социологии науки  должна быть расширена, чтобы включить в нее "лояльную оппозицию'' символическому интеракционизму и связанную с ним качественную методологию полевых исследований, которую на протяжении всего периода придерживались представители старшего поколения «Чикагской школы» (Говард Беккер, Ирвинг Гофман, Ансельм Страусс, Гари Файн и др.). К этому добавился расцвет марксистской «радикальной социологии». И то, и другое, как правило, "заслоняло" функциональную социологию, хотя исследовательская часть позитивистской работы продолжала активно развиваться. Однако толчок для развития социальной теории затем был локализован в среде европейских ученых. Эта социальная теория имела тенденцию иметь широкий охват, исследуя социальный порядок в абстрактных терминах, и не особенно ориентировалась на эмпирические исследования. "Вооружение более изощренным изложением концепции Мертона и других представителей американской социологии облегчило бы активное взаимодействие с более современной теорией на пользу обеим сторонам" [Crothers, 2021, p.9] (перевод мой - О.Л.).

Можно выделить несколько основных линий интерпретации характера и масштаба научных работ Мертона. Все они согласны с признанием того, что Мертон произвел много ценного для социологии и философии науки, но расходятся в своих интерпретациях. Отклики на работы Мертона распределяются по отдельным осям, в которых его концепции представляются общими или специфическими, консервативными либо радикальными и современными либо устаревшими.

«Ортодоксальная» интерпретация делает Мертона младшим партнером Парсонса в «структурно-функциональном» предприятии. Те, кто придерживается этой точки зрения, могут указать на любую или несколько из широкого спектра концепций, особенно связанных с Мертоном: явные и скрытые функции, ссылочные группы, наборы ролей и т. д., Но они не рассматриваются как составляющие альтернативный подход. Вторая линия интерпретации рассматривает Мертона как политически консервативного. Эта линия опирается на радикальную социологическую теорию и была продвинута, в частности, Рэндаллом Коллинзом. Коллинз считает, что резонансные работы Мертона хорошо вписываются в период холодной войны и что их долгосрочное значение ограничено, потому что они не были основаны на ключевых объясняющих факторах классовых конфликтов. Разумная интерпретация позиции Мертона, включая более поздние работы о структуре возможностей, заключалась бы, с точки зрения Коллинза, в том, что она может охватывать любую точку континуума конфликт-конкуренция-консенсус [См.   Collins, 1997, p. 275-278]. Тейлор и др. характеризуют Мертона как осторожного бунтаря с моральной точки зрения. Они считают, что Мертон готов выдвигать определенные, хотя и ограниченные, социальные суждения [См. Taylor, 1973, p. 1-3]. Аналогичная позиция по отношению к его теории была выдвинута группой философов второй половины ХХ в., которые считали, что Мертон сосредоточен на структурной перспективе, смежной с функциональным анализом Парсонса [См. , например, Blau, 1990]. Согласно А. Стинчкомбу, влияние Мертона было завоевано его неявной «общей теорией» [См. Stinchcombe, 1975, p. 11-34]. Сика утверждает, что стиль Мертона является анахронизмом, особенно в том, что касается изображения социального мира науки, который является стабильным и более единым, чем позволяет быстро меняющаяся современная реальность. Ясно, что примеры Мертона все больше устаревают, и, конечно, его словарный запас середины ХХ в. кажется старомодным (например, «отклоняющееся поведение», «мнения сторонников»), и даже сам Мертон, оглядываясь на свои более ранние работы, обнаруживал нечто подобное [См. Sica, 2007, p. 111-123]. Симонсон говорит о массовом убеждении в том, что многие темы Мертона остаются актуальными [Simonson, 2004, p. 1]. Штомпка утверждал, что Мертон - последний из великих классических теоретиков, хотя это работает против самооценки Мертона и трудностей в создании такой «великой теории». Скорее, его работы охватывают как конец классического периода, так и ранние этапы более современной социологии науки, активно связывая их [Sztompka, 1986].

Идеи Мертона об "экзистенциальных факторах", обусловливающих развитие науки, предвосхитили дальнейшие исследования в области философии и методологии науки. В начале 60-х годов ХХ века в англоязычной эпистемологии имели место серьезные перемены. Господствующее влияние неопозитивизма в сфере философии науки в этот период было подвергнуто ревизии представителями так называемого постпозитивистского направления: Н. Р. Хэнсоном, С. Тулмином, Т. Куном, П. Фейерабендом и др. Высказанные ими тезисы выступают естественной реакцией на уз­кий эмпиризм сторонников философии неопозитивизма. Представители постпозитивистского направления основную цель философии науки видели в изучении условий изменения в науке (научных сдвигов), прибегая при этом к широкому использованию материалов истории науки. На смену «стандартным» представлениям о науке, разрабатываемых в рамках неопозитивизма, формулируется концепция о теоретической «нагруженности» эмпирических результатов. Акцент де­лался не столько на логических аспектах в исследовании научного знания, сколько на изучении личностно-мировоззренческих и социо-культурных факторов в научном познании. При этом особо подчеркивалась роль вооб­ражения, изобретательности ученого в научном поиске.

С момента появления мертоновской парадигмы в начале 1960-х, большинство исследований в этой области, кажется, соответствуют определению Т. Куна «нормальной науки». Не только собственные работы Мертона, но и работы многих других специалистов в этой области были сосредоточены в первую очередь на проблемах, которые оказываются непосредственно относящимися к вопросам, явным или подразумеваемым в парадигме. Иными словами, социология науки созрела до такой степени, что многие исследования включают в себя «решение головоломок». Как подчеркивал Кун, описание исследования как «решения головоломок» не означает, что оно не является творческим, удовлетворительным или важным [См. Кун, 1977, гл.4]. Заполнение областей, которые парадигма может только идентифицировать - то, что Мертон назвал «определенным невежеством», - так же необходимо для развития научного знания, как и научная революция: без нормальной науки не было бы основы для научной революции - а последнее встречается сравнительно редко. Один из фактов, который упускается из виду, когда вся наука классифицируется как «нормальная» или «революционная», заключается в том, что форма парадигм - аспекты, заметные в данный момент времени, - меняются по мере изменения «нормальных» вопросов, решаются, и их место занимают новые. Такие изменения вряд ли представляют собой революцию, равно как и вторжение нового типа деревьев не меняет основной характер леса, но те, кто находится посреди леса, могут рассчитывать на другие фокусы внимания и различные методы исследования, поскольку этот конкретный лес продолжает процветать [См. Storer , 1973, p. xxx].

Несколько фундаментальных вопросов, порожденных парадигмой, привели к серьезным исследованиям. Например, попытка разработать всеобъемлющую концепцию системы вознаграждения в науке - отчасти путем интенсивного исследования значений, задействованных в поисках приоритета - помогла сосредоточить внимание на том, как достигается профессиональное признание в науке, и показать, как система вознаграждения связана с нормативной структурой. К этому направлению исследований также относятся социальная организация и процессы оценки, которые рассматриваются как центральные в науке. Это приводит к исследованию таких эмпирических проблем, как способы оценки качества научных вкладов и общая адекватность или неадекватность этого процесса для содействия справедливому распределению вознаграждений за эти вклады. Наконец, проблемы такого рода привели к более тщательному изучению критериев, по которым определяется научное превосходство, и к явному рассмотрению задействованных интеллектуальных переменных: степени консенсуса, существующего в данной дисциплине, и нескольких аспектов организации знаний в той или иной области.

Таким образом, Мертон сыграл определяющую роль в развитии социологии и философии науки в послевоенный «золотой период» ее построения, и все еще имеет большой потенциал, чтобы внести свой вклад в современные дискуссии. Как писал Н Сторер, "пройдет, по крайней мере, несколько десятилетий, прежде чем изречение Уайткадиана о том, что «наука, которая не решается забыть своих основателей, потеряна», будет иметь какое-либо отношение к социологии науки Р. Мертона. Эти слова упоминаются только в качестве аргумента, что работы Мертона не потеряют своей фундаментальной ценности, пока перспективы социологии применяются к любой науке, в том числе к ней самой. [Цит. по Storer, 1973, p. xxxi] (перевод мой - О.Л.). Идеи Р.К. Мертона о научных нормах приобретают особую актуальность в тех условиях, когда сам факт контактов с представителями науки другого государства может оказаться поворотным, если не трагическим, в судьбе того или иного ученого.

Список литературы

1. Кун Т. Структура научных революций. – 2-е изд. – М.: Прогресс, 1977. – 300 с.


2. Blau P. Structural Constraints and Opportunities: Merton's Contributions to General Theory. // ed. by J. Clark, C. Modgil & S. Modgil. Robert K. Merton: Consensus and Controversy. London, New York & Philadelphia, PA: Falmer Press: 1990. P.141-155.


3. Calhoun C. Introduction. On Merton's legacy and contemporary sociology // Robert K. Merton: sociology of science and sociology as science / ed. by C. Calhoun. - N.- Y.: Columbia university press, 2010. - P. 10-54.


4. Collins R. Review of On Social Structure and Science by Robert K. Merton. Piotr Sztompka (ed.). American Journal of Sociology. 1997. vol.103. No 1. P. 275-278.

5. Crothers Ch. Reintroducing Robert K. Merton. L.: Routledge. 2021. 186 P.

6. Fox M. F. K. Merton - Life time of influence // Scientometrics, 2004. Vol. 60, No. 1 P. 47-50.


7. Knafl K. A. Promoting academic integrity in qualitative research // Critical issues in qualitative research methods. by Morse J. Thousand Oaks:  Sage, 1994. -  P. 357-375.


8. Merton K. The Sociology of Science. - Chicago: The univ. of Chicago press. 1973. 636 P.


9. Merton, R. K. Priorities in scientific discovery: A chapter in the sociology of science // American Sociological Review. 1957. Vol. 22. P. 635-659.


10. Sica A. Robert К Merton // ed. by R. Stones. Key Sociological Thinkers. London: MacMillan. 2007. P. 111-123.


11. Simonson P. Introduction // ed. by R.K. Merton. Mass Persuasion: The Social Psychology of a War Bond Drive. New York: Howard Fertig. P.1-2.


12. Stinchcombe A. Constructing Social Theories. New York: Harcourt Brace Jovanovich. 1968. 320 P.


13. Stinchcombe, A. Merton's Theory of Social Structure // ed. by L. Coser. The Idea of Social Structure. New York: Harcourt Brace Jovanovich: 1975. P.11-34.


14. Storer N.W. Introduction // Merton K. The Sociology of Science. - Chicago: The univ. of Chicago press. 1973. P.i-xxxi.


15. Sztompka P. Robert K. Merton: An Intellectual Profile. London & New York: Macmillan & St. Martin's Press. 1986. 256 P.