Феномен трансформации отношений Японии и стран Юго-Восточной Азии во второй половине ХХ - начале ХХI вв.: опыт для России

Эта статья опубликована под лицензией Creative Commons и не автором статьи. Поэтому если вы найдете какие-либо неточности, вы можете исправить их, обновив статью.

Обновить статью

Феномен трансформации отношений Японии и стран Юго-Восточной Азии во второй половине ХХ - начале ХХI вв.: опыт для России Creative Commons

Колдунова Екатерина Валерьевна

Японские исследования, Год журнала: 2021, Номер №3, С. 102 - 116, https://doi.org/10.24412/2500-2872-2021-3-102-116

Опубликована Янв. 1, 2021

Последнее обновление статьи Янв. 31, 2023

Эта статья опубликована под лицензией

Статистика

Аннотация

В ХХ в. отношения Японии и стран Юго-Восточной Азии (ЮВА) пережили несколько драматических взлётов и падений. Япония была первой неевропейской страной, которая в конце 1930-х гг. выступила с идеей собственного регионального порядка для Азии. Последствия её реализации оказались болезненными, как для самой Японии, так и для её соседей. После поражения во Второй мировой войне частью политического и общественного сознания многих стран региона стала «историческая память» о Японии как о стране-агрессоре. Однако за вторую половину ХХ в. Японии удалось в корне изменить представление о себе в Юго-Восточной Азии и закрепиться в качестве одной из ведущих макрорегиональных держав. Это движение не было линейным. Тем не менее фактом остаётся безусловный успех Японии в преодолении негативного образа времен Второй мировой войны и её выход на позиции одной из наиболее приемлемых альтернативных сил в условиях обострения китайско-американских противоречий. Очередной виток активизации отношений Японии с Юго-Восточной Азией пришёлся как раз на период экспоненциального экономического роста Китая и был связан с развитием японской версии концепции Индо-Тихоокеанского региона (ИТР) как ответа на этот рост. Как доказывается в данной статье, успех Японии имел под собой несколько оснований. К ним стоит отнести переосмысление структурной роли Японии в регионе (от милитаристской силы, продвигавшей иерархический региональный порядок, к державе, экономически организующей развитие региона с опорой на сетевые типы связей), прогрессивная динамика институционального взаимодействия с АСЕАН и целенаправленное углубление сотрудничества в тех областях, где интересы Японии и стран региона совпадали в наибольшей степени или были существенно близки. Несмотря на то, что Россия едва ли может полностью повторить траекторию успеха развития отношений Японии с регионом, её отдельные элементы вполне заслуживают более пристального внимания.

Ключевые слова

Китай, США, Япония, региональный порядок, АСЕАН, Юго-Восточная Азия

Введение

На протяжении XX в. отношения Японии и стран Юго-Восточной Азии пережили несколько драматических взлётов и падений. Япония была первой неевропейской страной, которая в конце 1930-х гг. выступила с идеей собственного регионального порядка для Азии, однако последствия её реализации оказались болезненными, как для самой Японии, так и для её соседей. После поражения во Второй мировой войне частью политического и общественного сознания многих стран региона стала «историческая память» о Японии как о стране-агрессоре.

Закреплённый в конституции 1947 г. отказ Японии от войны как средства ведения внешней политики, успех «японского экономического чуда» в 1960-х гг. и вынос многих японских производств в Юго-Восточную Азию в 1980-е - 1990-е годы в корне изменили положение Японии в регионе. Однако Азиатский финансовый кризис 1997 г., ощутимо ударивший по экономике страны, привёл к новой деконструкции роли Японии, на этот раз - как ожидаемого экономического лидера в регионе. Очередной виток активизации отношений Японии с Юго-Восточной Азией пришёлся на период нахождения у власти премьер- министра Абэ Синдзо (2006-2007, 2012-2020) и был связан с развитием японской версии концепции Индо-Тихоокеанского региона.

Несмотря на нелинейный характер отношений Японии со странами ЮВА во второй половине XX в. фактом остаётся безусловный успех Японии в преодолении негативного образа времен Второй мировой войны и её выход на позиции одной из наиболее приемлемых альтернативных сил в условиях обострения китайско-американских противоречий. Страны ЮВА в отличие от КНР или Южной Кореи [Стрельцов 2020] сегодня существенно в меньшей степени готовы вспоминать о тёмных страницах прошлого в отношениях с Японией. Примечательно, что по оценкам сингапурского Института исследований Юго-Восточной Азии на протяжении 2019-2021 гг. Япония оставалась страной, которой среди всех основных внешних партнёров в АСЕАН доверяли больше всего и оценивали её действия по поддержанию мира и безопасности в регионе как наиболее правильные по сравнению с действиями других ведущих держав [Seas et al. 2021, р. 3; Tang et al. 2020, p. 3; Tang et al. 2019, p. 29].

В современной отечественной и зарубежной литературе содержится глубокий анализ различных исторических и современных аспектов взаимодействия Японии и Юго-Восточной Азии, а также институционального сотрудничества Японии и АСЕАН [Sudo 1992; Peng 2013; Стрельцов 2015; Lang 2020]. Многочисленные публикации посвящены истории развития отдельных аспектов этих отношений, экономической роли Японии в регионе, динамике предоставления официальной помощи развития и другим направлениям [Katzenstein and Rouse 1993; Мищенко 2019; Hatch 2010]. Однако в исследовательской литературе пока что не нашёл комплексного отражения феномен столь фундаментальной трансформации роли Японии в ЮВА и её восприятия странами региона.

Как доказывается в данной статье, успех Японии базировался на нескольких факторах. К ним стоит отнести переосмысление структурной роли Японии в регионе (от милитаристской силы, продвигавшей иерархический региональный порядок, к державе, экономически организующей развитие региона с опорой на сетевые типы связей), прогрессивная динамика институционального взаимодействия с АСЕАН и целенаправленное углубление сотрудничества в тех областях, где интересы Японии и стран региона совпадали в наибольшей степени или были существенно близки.

В результате к концу первой четверти XXI в. в условиях обострения китайско- американских противоречий и особой актуализации для стран ЮВА проблемы выбора Япония, наряду с ЕС, уверенно заняла нишу наиболее предпочтительной «третьей силы». Несмотря на то, что Россия едва ли может полностью повторить траекторию успеха развития отношений Японии с регионом, её отдельные элементы вполне заслуживают более пристального внимания.

Исторический контекст трансформации роли Японии в регионе

Короткий период японского колониализма в Юго-Восточной Азии имел для региона несколько важных последствий. С одной стороны, он продемонстрировал, каким на самом деле мог бы быть региональный порядок, в роли единственной доминирующей силы которого выступала азиатская держава [Acharya 2012, р. 83]. С момента завершения Второй мировой войны подобная ситуация больше ни разу не повторялась, а любое возвращение к ней рассматривалось в регионе как крайне нежелательное. С другой стороны, действия японцев в Юго-Восточной Азии способствовали формированию и укреплению самосознания целого ряда национально-освободительных движений.

При более близком знакомстве с японским подходом к переформатированию регионального порядка возможные перспективы дальнейшего развития оказались для Юго- Восточной Азии не столь радужными, хотя до начала Второй мировой войны некоторые политические лидеры и среди них, в частности, тогдашний таиландский премьер-министр Плек Пхибунсконгкхрам, рассматривали Японию как модель для подражания¹. Другие, как, например, бирманский национальный лидер генерал Аун Сан [Won 1978, р. 249], возлагали надежды на Японию как на силу, которая сможет противостоять европейскому колониализму в Азии. Идея сферы сопроцветания в Великой Восточной Азии прошла в своем развитии несколько этапов [Мещеряков 2020, с. 259]. На конференции стран Великой Восточной Азии, состоявшейся в ноябре 1943 г. в Токио, единение «освобожденных» Японией народов демонстрировали участвовавшие в ней представители Маньчжоу-Го, Китая, Таиланда, Бирмы², Филиппин и Индии, а оккупированные индонезийские территории ещё до конференции было принято полагать вошедшими в состав японской империи [Мещеряков 2020, с. 261].

Основное же противоречие между ожиданиями в отношении Японии, которые питали народы Юго-Восточной Азии, и японскими устремлениями коренилось в том, что Япония выстраивала свои действия в регионе исходя из иерархического понимания гармонии азиатских народов. В этой системе координат Японии отводилась высшая роль, а подчинённые страны и народы должны были, во-первых, политически, экономически и культурно переориентироваться на Японию, а во-вторых, всем подконтрольным территориям определялись совершенно конкретные функциональные задачи. В Китае, Корее и Маньчжурии планировалось создать индустриальный комплекс, а страны Юго-Восточной Азии должны были стать поставщиками ресурсов [Booth 2007, р. 148].

Менее широко известным последствием действий Японии в регионе того периода стало наследие японской подготовки военно-бюрократических кадров стран Юго-Восточной Азии, по меткому выражению американской исследовательницы Джойс Лебра-Чапмэн, ставших впоследствии «действующими силами революции и модернизации» [Lebra-Chapman 2010, р. 2]. Придание официального статуса национальным языкам (в частности, бирманскому, малайскому и тагальскому) и поддержка формирования националистически настроенных полувоенных молодёжных группировок, по сути, заложило основы организованной борьбы за независимость в целом ряде стран Юго-Восточной Азии [Booth 2007, р. 151] и стало парадоксальным итогом периода японской оккупации.

Восстановление региональной роли Японии, но уже на других основаниях, началось после успехов «японского экономического чуда», превратившего Японию во вторую экономику мира, и оформления в 1977 г. доктрины Фукуда. Параметры внешней политики Японии по отношению к Юго-Восточной Азии, сформулированные тогдашним премьер- министром Фукуда Такэо, заложили основы трансформации имиджа страны в регионе. Следует, однако, отметить, что всего лишь за несколько лет до провозглашения доктрины Фукуда, ставшей первой за послевоенную историю артикулированной японской внешнеполитической стратегией по отношению к Юго-Восточной Азии, в регионе сохранялась высокая степень недоверия к Японии. Антияпонские демонстрации сопровождали визиты премьер-министра Танака Какуэй в Таиланд, Индонезию, Малайзию, Сингапур и на Филиппины в январе 1974 г.³. Недовольство вызывала экономическая политика Японии в регионе, воспринимавшаяся как мирный инвариант японской военной экспансии времен Второй мировой войны, и опора Японии в своём экономическом продвижении в регионе на китайскую диаспору без каких-либо существенных вложений в развитие местного человеческого капитала [Lam 2013, р. 11].

Завершая своё турне по странам Юго-Восточной Азии в Маниле в августе 1977 г., Фукуда Такэо обозначил три принципа японской политики в регионе, вся совокупность которых затем стала обозначаться как доктрина Фукуда: 1) в отношениях с регионом Япония исходит из того, что она не будет возвращаться к статусу военной державы; 2) Япония будет выстраивать отношения со странами Юго-Восточной Азии на основе взаимного доверия и по самому широкому кругу вопросов; 3) Япония будет взаимодействовать как со странами, образовавшими АСЕАН, так и с государствами Индокитая⁴. Последний тезис подразумевал стремление Японии закрепить за собой роль моста между коммунистическими и капиталистическими странами региона. Несмотря на то, что полностью реализовать эту функцию Японии не удалось из-за сложного комплекса отношений между странами АСЕАН и Вьетнамом, сложившегося в результате возникновения и эволюции Камбоджийской проблемы в конце 1970-х - 1980-е гг., в данном стремлении отчётливо просматривалось зарождение сетевого подхода Японии к взаимодействию со странами ЮВА.

Основной акцент в практической реализации доктрины Фукуда был сделан на методах экономической дипломатии. Ещё с 1960-х гг. Япония осуществляла вынос простых сборочных производств в Юго-Восточную Азию. Однако ревальвация японской иены после соглашения Плаза 1985 г. привела к тому, что структурная роль Японии подверглась радикальной трансформации. За период второй половины 1980-х гг. Япония превратилась в одного из крупнейших экспортёров капитала, а замедление темпов роста японской экономики в начале 1990-х гг. заставило японский бизнес искать пути повышения своей конкурентоспособности на мировом рынке за счёт выноса в Юго-Восточную Азию, на тот момент регион с дешёвой и относительно квалифицированной рабочей силой, более сложных производств автомобильного и электронного машиностроения. Американский исследователь Уолтер Хетч приводит следующую статистику: с 1962 по 1997 г. представители японского автопрома совершили 405 инвестиционных вложений в экономику Таиланда, Малайзии, Индонезии и Филиппин, но 55 % из них пришлись именно на период с 1991 по 1997 г. [Hatch 2010, р. 79]. Помимо выноса производств и инвестиционного сотрудничества Япония стала основным источником официальной помощи развитию (ОПР) странам региона. К 1997 г. 20% японской ОПР направлялось в страны АСЕАН, при этом Индонезия была вторым крупнейшим получателем японской помощи (после Китая, занявшего эту позицию с началом проведения экономических реформ в конце 1970-х гг.), Таиланд - четвёртым, далее шли Филиппины и Вьетнам⁵.

Помимо того, что в указанный период Япония по сути выступила в качества драйвера индустриализации в большинстве стран-основательниц АСЕАН (к слову, благодаря японским автосборочным предприятиям в 1990-е гг. Таиланд даже получил неформальное прозвище «Восточного Детройта» [Lim 2017, р. 178]), она, решая задачи снижения издержек своего промышленного производства, стала одной из ключевых стран в организации региональной интеграции de facto [Hiratsuka 2006]. Подобным термином исследователи начали обозначать региональную систему экономической взаимозависимости, сложившуюся в регионе не в результате реализации целенаправленно спланированного интеграционного проекта (как это было, например, в рамках ЕС), а в ходе сегментированного выноса сборочных производств транснациональных компаний в различные страны Юго-Восточной Азии.

Таким образом, в 1980-1990-е гг. на смену военно-иерархическому подходу Японии к региону времен Второй мировой войны пришло политэкономическое сетевое взаимодействие, структурно закрепившее японские позиции в Юго-Восточной Азии на кардинально иных основаниях. Вместе с тем Азиатский финансовый кризис 1997 г. прервал восходящий тренд роста японского влияния в регионе. Испытав существенное негативное воздействие этого кризиса на собственную экономику, Япония не смогла оказать странам региона помощь в ожидаемых масштабах, тем самым девальвировав свои позиции очевидного макрорегионального экономического лидера.

Диалоговое партнёрство Японии и АСЕАН

Одновременно с двусторонним сотрудничеством с отдельными странами региона с 1970-х гг. Япония начала налаживать взаимодействие с АСЕАН. Неформальные контакты с Ассоциацией были установлены в 1973 г. и затем формализованы как отношения диалогового партнёрства в 1977 г. во время турне премьер-министра Фукуда по странам региона.

Исследователи выделяют три периода в эволюции отношений Японии со странами АСЕАН [Lim 2017, рр. 177-183]. Первый пришёлся на конец 1970-х - 1980-е гг. и был связан в основном с ресурсной и экономической повесткой. В конце 1970-х гг. начал функционировать форум АСЕАН и Японии по вопросам производства синтетического каучука.

Второй период охватывает рубеж 1990-х и 2000-х гг. Он был важен для отношений Японии и АСЕАН по ряду причин. К этому времени относится принципиальный поворот в политике Японии в области безопасности, начавший реализовываться на практике в процессе мирного урегулирования ситуации в Камбодже. Принятый в 1992 г. Закон о международном сотрудничестве по обеспечению мира санкционировал участие военнослужащих японских Сил самообороны в операциях ООН по поддержанию мира [Панов и др. 2019, с. 305]. Помимо того, что Япония рассматривалась в качестве основного финансового спонсора восстановительного процесса, в 1993 г. восемь японских миротворцев были направлены в Камбоджу, где по итогам Парижского соглашения 1991 г. была сформирована переходная администрация ООН. Поскольку урегулирование ситуации в Камбодже было знаковым для становления АСЕАН в качестве регионального игрока, начало 1990-х гг. стало этапным и для сотрудничества Японии со странами Ассоциации. К этому времени обе стороны смогли наработать существенный опыт формального и неформального взаимодействия в ходе подготовки и проведения Токийской конференции в июне 1990 г., которая предшествовала Парижской международной конференции по Камбодже [Takeda 1998, рр. 553-568].

Процесс урегулирования в Камбодже был важен для Японии ещё и потому, что позволил ей, не афишируя свой подход открыто, постепенно наладить рабочие отношения со странами Индокитая, на тот момент ещё не являвшимися членами АСЕАН, а внутри Камбоджи - со всеми силами, вовлечёнными в политический процесс урегулирования⁶. Впоследствии такой же подход Япония старалась применить и в отношении Мьянмы, налаживая взаимодействие одновременно с несколькими сторонами внутреннего конфликта, не утихающего в этой стране и по сей день. После того, как Вьетнам в 1995 г., Лаос и Мьянма в 1997 г. и Камбоджа в 1999 г. присоединились к АСЕАН, Япония финансово поддержала ряд инициатив, направленных на адаптацию новых участников к интеграционным процессам в рамках Ассоциации [Shiraishi 2009].

В 2004 г. Япония присоединилась к Договору о дружбе и сотрудничестве в Юго- Восточной Азии и первой из всех диалоговых партнёров Ассоциации назначила своего постоянного представителя при АСЕАН⁷.

Знаковым событием для второго периода отношений Японии и АСЕАН стал уже упомянутый ранее Азиатский финансовый кризис. Если накануне кризиса Япония в основном взаимодействовала со странами АСЕАН в рамках созданных к тому моменту форматов диалогового партнёрства (министерские встречи, профильные группы старших должностных лиц и т.д.) и в одностороннем порядке выдвигала инициативы дальнейшей финансово-экономической макрорегиональной интеграции (в частности, создание Азиатского финансового фонда), то кризисная ситуация 1997 г. способствовала формированию нового многостороннего формата АСЕАН+3, подразумевавшего участие в нём Японии, КНР и Южной Кореи. Япония достаточно успешно инкорпорировалась в формат АСЕАН+3, одновременно, однако, утратив позиции перспективного безусловного экономического лидера всей Восточной Азии.

При этом экономический подъём Китая усилил элементы японо-китайской конкуренции в регионе и привёл к появлению феномена «сетевого регионализма» [Rathus 2011]. Его суть заключалась в последовательном возникновении целой серии проектов торгово-экономической либерализации в Восточной Азии, которые выдвигались Китаем и Японией в ответ на действия друг друга. К таковым можно отнести проект зоны свободной торговли (ЗСТ) АСЕАН+3, ответом на который стала ЗСТ АСЕАН и Китая, а впоследствии идея Всеобъемлющего регионального экономического партнёрства (ВРЭП), поддержанная Японией с целью не допустить одностороннего увеличения влияния Китая в регионе⁸.

Формат АСЕАН+3 стал структурообразующим для многих инициатив в области макрорегионального финансово-экономического управления и после кризиса 1997 г., и после глобального экономического кризиса 2008 г. В первую очередь к ним стоит отнести заложившее основу для создания регионального фонда валютных резервов соглашение министров финансов АСЕАН+3 о придании многостороннего характера Чиангмайской инициативе, ранее развивавшейся в основном как сеть двусторонних своповых соглашений. В 2010 г. соглашение вступило в силу. Региональный фонд объединил финансовые вклады всех участников формата АСЕАН+3 и на момент образования составил 120 млрд долл. США⁹. В 2011 г. был создан макроэкономический исследовательский офис (ASEAN+3 Macroeconomic Research Office, AMRO), к функциям которого были отнесены макроэкономический надзор, помощь в реализации Чиангмайской инициативы и техническая поддержка её участников. К 2021 г. размер фонда удвоился и составил 240 млрд долл. США¹⁰.

Именно в формате АСЕАН+3 оказалось возможным долгосрочное взаимодействие экономически поднимающегося Китая, Японии и Южной Кореи, в то время как их попытки самостоятельно продвинуться в деле экономической интеграции в Северо-Восточной Азии так и не увенчались успехом, несмотря на позитивные ожидания рубежа 2010-2020-х гг. [Суслина 2012]. В рамках самой Ассоциации в это время разворачивались неформальные дискуссии о желаемом соотношении сил внерегиональных держав в Юго-Восточной Азии и в качестве такового рассматривалось активное присутствие трёх стран - Китая, Японии и Индии. Их вовлечение на тот момент представлялось вполне достаточным набором для поддержания нужного баланса в регионе [Acharya 2001, р. 168].

Третий период отношений Японии и АСЕАН связан с изменением геополитической и геоэкономической ситуации в регионе в связи с выдвижением Китая на позиции второй экономики мира после 2010 г. В результате своего быстрого экономического подъёма Китай перестал был частью, используя образное выражение японского экономиста 1930-х гг. Канамэ Акамацу, «строя летящих гусей», системы уже упомянутой ранее региональной de facto интеграции, которая обеспечивала процесс включения новых индустриализирующихся стран в орбиту японского технологического лидерства посредством выноса туда японских производств. Более того, уже в 2013 г. Китай выдвинул свою собственную регионально-организующую идею «Морского шёлкового пути» (как части инициативы «Пояс и путь») в отношении Юго-Восточной Азии. Формально никак не конкурируя с АСЕАН-центричными институтами, она, тем не менее, в процессе реализации на практике создавала совершенно иной региональный контекст, поскольку экономически переориентировала на Китай по крайней мере часть стран-членов АСЕАН (Лаос, Камбоджу, в некоторой степени Мьянму). В результате подъём Китая вынудил и Японию, и АСЕАН начать поиск стратегических ответов на новую ситуацию.

К третьему периоду относится также активизация диалогового партнёрства Японии и АСЕАН сразу по нескольким трекам - в области политики и безопасности, экономического и гуманитарного взаимодействия. К этому времени значимой сферой сотрудничества диалоговых партнёров стала область реагирования на новые угрозы безопасности (борьба с терроризмом и транснациональной преступностью, угрозами в сфере информационной безопасности, преступлениями на море).

На протяжении последних лет Япония стабильно занимала позиции ключевого экономического партнёра Ассоциации (второй крупнейший инвестор и четвёртый торговый партнёр АСЕАН по состоянию на 2019 г.) и активно развивала гуманитарные связи со странами Юго-Восточной Азии. В этом плане необходимо особо отметить японскую программу «Генезис» (JENESYS), запущенную в 2007 г. и нацеленную на интенсификацию студенческих и молодёжных обменов. За период реализации программы её участниками стали порядка 3 7 тысяч человек из Японии и стран региона¹¹.

В целом следует отметить значительные успехи японской культурной дипломатии. Масштабные программы в этой сфере, делающие акцент на межазиатских связях и принадлежности Японии к региону, не только способствовали проникновению японского влияния во все сферы жизни Юго-Восточной Азии от промышленности и финансов до культуры, моды и туризма [Ben-Ari and Clammer 2000], но также стали одним из ключевых инструментов изменения восприятия Японии в регионе.

Ключевые направления активизации политики Японии в регионе на современном этапе

При всей комплексной положительной динамике диалогового партнёрства на современном этапе его особым направлением следует, однако, считать усилия Японии и АСЕАН по сближению их стратегий в отношении Индо-Тихоокеанского региона. Активное продвижение идеи ИТР в японской внешней политике связано со вторым сроком премьерства Абэ Синдзо (2012-2020 гг.), хотя эта конструкция фигурировала и в его более ранних выступлениях, в частности, в августе 2007 г. в индийском парламенте. Развивая японскую версию Индо-Тихоокеанского региона, Абэ был вынужден активизировать японскую внешнюю политику и в отношении АСЕАН, роль которой изначально не была особо артикулирована в стратегии¹², что неизбежно приводило к вопросам о том, в какой степени Япония готова поддерживать идею центральности Ассоциации для регионального сотрудничества.

Впоследствии, однако, это упущение было скорректировано, в японской концепции ИТР отдельно была подчёркнута центральность АСЕАН, а упоминание Ассоциации стало включаться во все разъяснения японской стратегии ИТР, в особенности ориентированные на аудиторию в странах Юго-Восточной Азии¹³. В 2019 г., реагируя на экспоненциальный рост Индо-Тихоокеанских стратегий различных международных игроков, АСЕАН выступила с собственным документом, посвящённым ИТР¹⁴. Подход АСЕАН к ИТР носил более инклюзивный и ориентированный на социально-экономическое развитие характер и в гораздо меньшей степени концентрировался на проблемах региональных антагонизмов.

В ноябре 2020 г. по итогам 23-го саммита АСЕАН и Японии диалоговые партнёры приняли Совместное заявление о сотрудничестве в области реализации Видения Индо- Тихоокеанского региона АСЕАН¹⁵. В нём были выделены четыре области сопряжения японской концепции ИТР и Индо-Тихоокеанского подхода АСЕАН: сотрудничество на море, взаимодействие в вопросах усиления взаимосвязанности, в области достижения целей устойчивого развития ООН и в сфере экономики. Помимо четырёх общих областей были выделены и более конкретные направления приложения совместных усилий. К ним были отнесены поддержание безопасности на море, борьба с загрязнением мирового океана пластиковым мусором, сопряжение японской инициативы качественной инфраструктуры и Генерального плана АСЕАН по увеличению взаимосвязанности, поддержка со стороны Японии проекта сети умных городов АСЕАН, развитие цифровой экономики и борьба с последствиями пандемии коронавируса нового типа¹⁶Ibid..

В период пандемии СОѴШ-19 Япония проявила себя как надёжный партнёр стран региона, взяв на себя обязательства направить 50 млн долл, на работу Центра АСЕАН по борьбе с угрозами в области здравоохранения и новыми заболеваниями, решение о создании которого было принято в ноябре 2020 г¹⁷.

При сохранении общего многовекторного сотрудничества Японии и АСЕАН следует также выделить несколько опорных стран, отношения с которыми по ряду причин приобрели на современном этапе особое значение для неё. В первую очередь речь идёт о Вьетнаме.

Вьетнам - основный региональный «антагонист» Китая, перспективный участник расширенного формата четырёхстороннего диалога Австралии, США, Японии и Индии по безопасности (Quad ) и опорная страна в стратегии «Китай+1», подразумевающей постепенный перенос отдельных японских производств из Китая в третьи страны при субсидировании японского правительства. Реализация стратегии началась ещё до глобального распространения коронавируса нового типа, однако пандемия усилила намечавшийся с середины прошлого десятилетия тренд. К концу 2020 г. 37 из 81 японских фирм, получивших финансовую поддержку от японского государства, передислоцировали свои фабрики во Вьетнам, а ещё 19 - в Таиланд [Тео 2021, р. 6].

Отдельное внимание в японской Голубой книге за 2020 г., издании, обозначающем основные достижения и направления японской внешней политики, было уделено Индонезии - крупнейшей региональной стране и участнику клубных механизмов глобального управления¹⁸. Свои первые зарубежные визиты на посту премьер-министра Суга Ёсихидэ, сменивший в 2020 г. Абэ Синдзо, нанёс именно во Вьетнам и Индонезию.

Позиции Японии и АСЕАН оказались близки и по вопросу о ситуации в Мьянме. В конце 1990-х гг. страны Ассоциации, принимая Мьянму в свои ряды, руководствовались соображениями необходимости не допустить её полного сползания в орбиту Китая [Cribb 1998]. Той же логике следовала и Япония, инициируя различные экономические и инфраструктурные проекты в Мьянме, как, например, строительство промышленного кластера в Специальной экономической зоне Давэй [Парамонов 2021]. Именно по причине нежелания ограничить международное пространство для маневра Мьянмы после того как 1 февраля 2021 г. мьянманские военные отстранили от власти гражданское правительство Аун Сан Су Чжи, Япония, несмотря на призывы западных стран ввести санкции, заняла осторожную позицию в отношении нового руководства страны¹⁹.

Относительно новым направлением сотрудничества Японии со странами региона в последние несколько лет стала безвозмездная передача Японией военного оборудования и техники отдельным государствам Юго-Восточной Азии. Такая передача стала возможной благодаря поправкам в Закон «О Силах самообороны», вступившим в силу в июне 2017 г. Эти изменения, в частности, позволили Японии в период с 2016 по 2018 гг. осуществить передачу Филиппинам нескольких тренировочных самолётов и запчастей для вертолётов²⁰. Одновременно несколько филиппинских пилотов прошли обучение на военно-воздушной базе в Токусиме.

Однако при общем позитивном отношении к Японии в регионе её политика не лишена внутренних противоречий. Ряд исследователей отмечают, что она нацелена на формирование «гибридного регионального порядка»²¹ и подразумевает как поддержку широких макрорегиональных форматов типа АСЕАН-центричных институтов и ВРЭП, что позитивно воспринимается всеми странами АСЕАН, так и минилатеральных форм сотрудничества, среди которых можно отметить Quad, Quad+, различные ситуативные коалиции наподобие договоренностей с Китаем о реализации совместных инициатив в отдельных странах ЮВА под маркой японского вклада в реализацию проектов инициативы «Пояс и путь»²².

Если в 1990-х гг. Японию иногда характеризовали как страну, неохотно стремившуюся к лидерской роли [Stubbs 1991], то в 2020-х гг. она была награждена эпитетом «безмолвного» лидера [Тео 2021]. Причины такой характеристики кроются в том, что в период президентства Дональда Трампа именно Япония играла роль политически более зрелого партнёра в американо-японском альянсе, последовательного в своих действиях и ответственного игрока в Юго-Восточной Азии. Однако с приходом в Белый дом президента Джо Байдена, выразившего намерение продемонстрировать Юго-Восточной Азии более проактивный подход (только за период июля и августа 2021 г. регион успели посетить американский министр обороны Ллойд Остин и вице-президент Камала Харрис), всё больше аналитиков [Тео 2021; Koga 2021] стали высказывать опасения того, что Япония снова рискует оказаться на вторых ролях.

Заключение

Представленный анализ позволяет сделать вывод о том, что за десятилетия, прошедшие со времен окончания Второй мировой войны, Япония смогла кардинально трансформировать свою роль в Юго-Восточной Азии и одновременно добиться впечатляющих изменений в восприятии её образа странами региона.

При этом за прошедший период положение Японии в регионе также претерпевало изменения в связи с геополитическими и геоэкономическими сдвигами и потрясениями. Экономическая стагнация рубежа 1980-1990-х гг., Азиатский финансовый кризис и быстрый подъём Китая не позволили Японии занять позиции безусловного макрорегионального экономического лидера, однако её технологическое лидерство в 1980-е - 1990-е гг., ведущие позиции в системе региональной экономической взаимозависимости, впечатляющие успехи культурной дипломатии, накопленный багаж формальных и неформальных связей со странами Юго-Восточной Азии надолго предопределили особую политэкономическую роль Японии в регионе. Более того, Китай стал укреплять свои позиции в регионе с опорой на инициативу «Пояс и путь» тогда, когда многие страны Юго-Восточной Азии уже приобрели опыт экономического роста на основе выноса японских производств и использования японских технологий. Этот факт позволяет предположить, что Китаю будет не столь просто безусловно вовлечь страны региона в свою орбиту, а Япония продолжит оставаться одной из наиболее предпочтительных «третьих сил». Возможно, именно тот факт, что Япония в течение всего послевоенного времени ни разу не имела возможности проецировать своё неограниченное влияние и была вынуждена договариваться со странами региона и другими ведущими державами, и сделал её настолько привлекательной в глазах элит стран Юго- Восточной Азии.

Если в 1990-е гг. ведущая роль Японии в регионе определялась её технологическим лидерством, к настоящему времени начали появляться новые элементы взаимодействия Японии с Юго-Восточной Азией, подразумевающие движение к ограниченному военно-техническому сотрудничеству. Доктрина Фукуда напрямую не затрагивала вопросов региональной безопасности, однако теперь Япония пытается занять определенные позиции в регионе в том числе и в этой сфере.

В отличие от середины прошлого века необходимость включения Японии в качестве структурообразующей силы в трансформирующийся региональный порядок едва ли вызывает вопросы у какой-либо из стран АСЕАН. В то же время очевидно и противоречие, которое по-прежнему присутствует в её политике. С одной стороны, Юго-Восточная Азия представляет собой область естественного приложения внешнеполитических усилий Японии, с другой стороны, зависимость Японии от США сохраняется, она отчасти остаётся проводником американских интересов и инициатив в регионе. Подобная ситуация приводит к тому, что Япония рассматривается как страна, которая по-прежнему не может безусловно артикулировать свои лидерские амбиции и реализовывать их в отрыве от США, а значит - и от колебаний их внешнеполитических решений при смене администраций.

Тем не менее опыт Японии демонстрирует, что последовательная и комплексная внешняя политика способна коренным образом изменить образ страны даже после самых тяжёлых потрясений или временных отступлений, о чём, несомненно, стоит помнить России в её отношениях с Юго-Восточной Азией.

БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК

Мещеряков А.Н. Страна Япония: быть японцем. Москва: Лингвистика; Санкт- Петербург: Петербургское Востоковедение. 2020.

Мищенко Я.В. Экономические связи Японии с государствами Юго-Восточной Азии в XXI в. //Ежегодник Япония. 2019. Т. 48. С. 132-154.

Панов А.Н., Саркисов К.О., Стрельцов Д.В. История внешней политики Японии 1868— 2018 гг. Москва: Международные отношения. 2019.

Парамонов О. Земля девяти слонов - Мьянма до и после переворота // Международная жизнь. 25.02.2021. https://interaffairs.ru/news/show/29206 (дата обращения: 25.08.2021).

Стрельцов Д.В. Внешнеполитические приоритеты Японии в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Москва: Наука - Восточная Литература. 2015.

Стрельцов Д.В. Память о войне как самостоятельный фактор в отношениях Японии со странами-соседями: к 75-летней годовщине капитуляции Японии // Японские исследования. 2020. № 4. С. 78-97.

Суслина С.С. Новое интеграционное трио в мировой экономике. Российский совет по международным делам. 07.06.2012. https://russiancouncil.ru/analytics-and- comments/analytics/novoe-integratsionnoe-trio-v-mirovoy-ekonomike/ (дата обращения: 25.08.2021).