Формирование концепции информационного суверенитета государства

Эта статья опубликована под лицензией Creative Commons и не автором статьи. Поэтому если вы найдете какие-либо неточности, вы можете исправить их, обновив статью.

Обновить статью

Формирование концепции информационного суверенитета государства Creative Commons

Ефремов А. А.

Право. Журнал Высшей школы экономики, Год журнала: 2017, Номер №1, С. 201 - 215, http://doi.org/10.17323/2072-8166.2017.1.201.215

Опубликована Янв. 1, 2017

Последнее обновление статьи Май 31, 2023

Эта статья опубликована под лицензией

Статистика

Аннотация

Статья посвящена сравнительному анализу концепций информационного суверенитета (государственного суверенитета в информационном пространстве) в зарубежной и российской политической и правовой науке, а также их реализации в России. Охарактеризован цикл тенденций к глобализации и суверенизации в правовом регулирования информационных отношений. Выделены доктринальные проблемы определения сущности и содержания информационного суверенитета государства, его отличия от традиционной территориальной привязки государственного суверенитета. На базе анализа практики Конституционного Суда Российской Федерации выделены новые составляющие суверенитета как свойства (признака) государства. Рассмотрены зарубежные подходы к определению содержания информационного суверенитета государства, в том числесовременные концепции цифрового суверенитета и суверенитета данных, осуществлена их периодизация, связанная с развитием информационных технологий. Классифицированы российскиеполитико-правовые концепции информационного суверенитета государства — юрисдикционные итехнократические. Обоснованы необходимость развития публично-правовой доктрины информационного суверенитета, а также вывод, что реализация государственного суверенитета в информационном пространстве осуществляется посредством информационной функции государства иинформационной политики, охарактеризованы научные подходы к содержанию данных категорий.На основе анализа российского законодательства выделены элементы законодательной институционализации государственного суверенитета, в том числе определение сферы его действия,отнесение суверенитета к целям и принципам правового регулирования в соответствующей сфереи его защиты — к полномочиям органов государственной власти. Вскрыто отсутствие в ключевых федеральных законах в сфере информационных отношений законодательной институционализации информационного суверенитета государства. Обоснованы предложения по совершенствованию федерального законодательства.

Ключевые слова

Государство, информационное пространство, суверенитет, суверенитет данных, информационный суверенитет, цифровой суверенитет

Современный этап развития правового регулирования общественных отношений во многих сферах характеризуется тенденцией «суверенизации». Глобализационные подходы конца XX — начала XXI вв., связанные с усилением международно-правового регулирования (причем в значительной мере не в форме международных договоров, а документов международных организаций), сменяются возвратом к национальноправовому (внутригосударственному) регулированию, созданием правовых основ для отказов от исполнения, в частности, решений международных судов. Указанная тенденция отчетливо проявляется и в сфере публично-правового регулирования информационных отношений. В Российской Федерации это выражается в изменениях федерального информационного законодательства, связанных с:

определением механизма ограничения доступа к информации, распространение которой запрещено (Федеральный закон от 28.07.2012 № 139-ФЗ «О внесении изменений в Федеральный закон «О защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию» и отдельные законодательные акты Российской Федерации»);

введением требований к организаторам распространения информации в сети Интернет и блогеров (Федеральный закон от 05.05.2014 № 97-ФЗ «О внесении изменений в Федеральный закон «Об информации, информационных технологиях и о защите информации» и отдельные законодательные акты Российской Федерации по вопросам упорядочения обмена информацией с использованием информационно-телекоммуникационных сетей»);

введением ограничений, связанные с учреждением средства массовой информации для иностранных лиц (Федеральный закон от 14.10.2014 № ЗО5-ФЗ «О внесении изменений в Закон Российской Федерации «О средствах массовой информации»);

введением порядка ограничения доступа к информации, обрабатываемой с нарушением законодательства РФ в области персональных данных и требований обеспечить запись, систематизацию, накопление, хранение, уточнение (обновление, изменение), извлечение персональных данных граждан РФ с использованием баз данных, находящихся на территории РФ (Федеральный закон от 21.07.2014 № 242-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в части уточнения порядка обработки персональных данных в информационно-телекоммуникационных сетях»);

введением дополнительных требований по хранению информации операторами связи и организаторами распространения информации в сети Интернет (Федеральный закон от 06.07.2016 № 374-ФЗ «О внесении изменений в Федеральный закон «О противодействии терроризму» и отдельные законодательные акты Российской Федерации в части установления дополнительных мер противодействия терроризму и обеспечения общественной безопасности»),

В настоящее время в РФ также идет формирование законодательных инициатив, направленных на обеспечение целостности, непрерывности, стабильности, устойчивости и защищенности функционирования российского национального сегмента информационно-телекоммуникационной сети Интернет¹ и обеспечения безопасности критической информационной инфраструктуры². Значительно большее (по сравнению с ранее принятыми) место защите суверенитета РФ в информационном пространстве уделяется и в новейших документах стратегического планирования³.

Между тем при принятии указанных федеральных законов выявляются конъюнктурность и ситуативность, связанные со стремлением «отражения угроз» и «защиты суверенитета» без четкой концептуальной основы сущности и содержания информационного суверенитета как политико-правового свойства (признака) государства в современную «цифровую» эпоху.

Следует отметить, что тенденция «суверенизации» свойственна не только России или Китаю (с его «великим китайским файерволлом»), но и, очевидно, в перспективе даже США. Свидетельством является тот факт, что 23.01.2017 новый президент США назначил главой Федеральной комиссии связи известного критика концепции сетевой нейтральности А. Пая⁴.

Актуальность данного исследования обусловлена потребностью в сравнительноправовом анализе сущности и содержания концепций государственного суверенитета в информационном пространстве (информационного суверенитета государства) в зарубежной и российской политико-правовой науке. Сравнительно-правовой анализ таких концепций основывается на ряде методологических предпосылок, ограничений и допущений. Традиционное понимание государственного суверенитета как верховенства государственной власти внутри страны и ее независимости в международных отношениях может быть применено к информационным отношениям с целым рядом оговорок.

Во-первых, категории «внутри» и «вне» связаны непосредственно с физической (географической) территорией государства и, в ряде случаев, с иными территориями, находящимися под его юрисдикцией. Между тем современные общественные отношения (как экономические, так и информационные) в эпоху Интернета все меньше связаны с территориями. Поэтому для понимания сущности информационного суверенитета необходимо четкое определение сферы (или пространства) его реализации.

В российской правовой науке рассматривается категория «правовое пространство»⁵. Однако при его раскрытии преобладает привязка к территории — под пространством имеют в виду весь объем общественных отношений, возникающих и подвергающихся правовому регулированию в территориальных пределах Российского государства⁶, сферу регламентации юридическими нормами моделей правомерного поведения государства, его составных частей и граждан в границах территории данного государства и конкретного исторического времени⁷, область действия всех элементов правовой системы конкретного государства, имеющую социально-юридические (пределы правового регулирования) и политико-географические (территориально-государственные) границы⁸.

При этом формирование правовой теории информационного пространства, киберпространства только начинается⁹. В российском законодательстве термин «кибернетическое пространство» не употребляется, но он используется в международных документах, например в Окинавской хартии глобального информационного общества (2000) и в Конвенции о преступности в сфере компьютерной информации (2001).

Д.В. Грибанов¹⁰ определяет кибернетическое пространство как совокупность общественных отношений, возникающих в процессе использования электронной компьютерной сети, складывающихся по поводу информации (информационных ресурсов), обрабатываемой с помощью ЭВМ и услуг информационного характера, оказываемых с их же помощью, совокупность отношений, участвовать в которых можно только посредством ЭВМ и средств связи компьютерной сети. Этот ученый считает, что система норм, направленных на регулирование кибернетического пространства, носит комплексный характер и находится на стыке различных отраслей права. Определяя место этих норм в системе права, можно рассматривать их как институт отрасли информационного права¹¹Там же. С. 60.. Данный подход является узким, поскольку правовое регулирование информационного пространства охватывается нормами не только разных отраслей, но и систем права — т.е. не только национальным, но и международным правом.

Во-вторых, само понимание государственной власти над современными информационными технологиями требует отдельного изучения. Недаром действует Европейская парламентская сеть оценки технологий¹², с которой с 2014 г. сотрудничает Совет Федерации Федерального Собрания¹³. Оценка воздействия технологий на государственное управление становится самостоятельной сферой научных исследований. Проще говоря, как государство может реализовывать свою власть? Последние скандалы, связанные с якобы имевшим местом вмешательством российских хакеров в избирательную кампанию президента США или dos-атаки сетей устройств (Интернет-вещей) ставят вопросы о новых механизмах государственного регулирования в информационном пространстве. Например, в Европарламенте ведется дискуссия о наделении роботов правовым статусом «электронной личности»¹⁴.

В-третьих, в современных условиях категория «независимость» в международных отношениях не может иметь абсолютного характера. Все государства «связаны» как минимум принципами, закрепленными в Уставе ООН, а каждое — также многочисленными международными договорами и участием в международных организациях.

Расширительный подход к составляющим государственного суверенитета отражен в решениях Конституционного Суда Российской Федерации, в которых упоминается: экономический суверенитет¹⁵, фискальный суверенитет¹⁶, налоговый суверенитет¹⁷. Положения об информационном суверенитете государства или государственном суверенитете в информационном пространстве в решениях Конституционного Суда прямо не определены.

Вместе с тем в отдельных решениях¹⁸ сформулирована правовая позиция Конституционного Суда, отражающая взаимосвязь государственного суверенитета и института государственной тайны. Как указал Суд, Конституция Российской Федерации, гарантируя каждому право свободно искать, получать, передавать, производить и распространять информацию любым законным способом, в то же время предусматривает, что федеральным законом определяется перечень сведений, составляющих государственную тайну (ч. 4 ст. 29). Такое решение вызвано необходимостью защиты суверенитета России, ее обороны и безопасности и соотносится с предписаниями ч. 3 ст. 55 Конституции, допускающей в указанных целях ограничение федеральным законом прав и свобод человека и гражданина, а, следовательно, и права на информацию.

Проблематика реализации государственного суверенитета в информационной сфере в зарубежной политической и правовой науке активно ведется еще с 1980-х гг. Можно выделить три этапа развития концепций информационного суверенитета государства.

Первый этап (1980-е гг.) связан с рассмотрением соотношения таких категорий, как свобода информации и национальный суверенитет¹⁹, что обусловлено развитием трансграничного информационного обмена посредством радио-, теле- и спутникового вещания. В работах данного этапа свобода трансграничных потоков информации как реализация закрепленного Всеобщей декларацией прав человека (1948) и Международным пактом о гражданских и политических правах (1966) права человека, анализируется через устанавливаемые в соответствии с «суверенными правами» государств ограничения, целью которых является предотвращение культурной «эрозии» в развивающихся странах под влиянием информационных потоков из развитых стран. Выделяются различия в определении содержания государственного суверенитета между развитыми и развивающимися странами. Если развивающиеся страны видят угрозу своему суверенитету в неограниченных потоках информации, то развитые, наоборот, рассматривают свободное распространение информации как фактор укрепления их суверенитета²⁰Ibid. P. 267..

Это важное теоретическое различие по сути получает развитие в современном мире. «Суверенитет границ», т.е. контроль и ограничения со стороны государства над потоками информации и обеспечивающей их инфраструктурой, или «суверенитет через экспансию», т.е. продвижение собственных информационных технологий, стандартов и правил их использования, стандартов регулирования и управления в другие государства и на международно-правовой уровень.

Второй этап связан с развитием Интернета как международной компьютерной сети в 1990-х гг. Данный этап характеризуется появлением работ, анализирующих уже сам Интернет как угрозу государственному суверенитету²¹. При этом в американской политической и правовой науке такая концепция рассматривается исключительно критически, как характерная для авторитарных режимов.

В 2000-х гг. одной из наиболее цитируемых в зарубежной литературе была монография М. Прайса «Медиа и суверенитет»²², в которой проанализирована государственная политика в области СМИ. Китайский профессор В. Гонг определяет информационный суверенитет через внутреннюю и внешнюю составляющую. Внутренний информационный суверенитет заключается в высшей власти при реализации информационной политики и поддержания информационного порядка в стране, а внешний — в полном юридическом равенстве государств и их независимости от внешнего контроля при производстве и использовании информации²³. Развивающиеся страны подчеркивают важность уважения культурного суверенитета каждой страны, а «информационно-мощные» государства пропагандируют упадок суверенитета и полную свободу потоков информации.

В современных исследованиях американских ученых также подчеркивается рост значения информационного суверенитета²⁴. Информационный суверенитет как право правительств контролировать информационные потоки в рамках своих территорий не делает различия между развитыми и развивающимися странами, поскольку, во-первых, правительства большинства стран стремятся защищать и укреплять свой суверенитет, а, во-вторых, большинство граждан поддерживают национально-государственную систему. Эта позиция «признания информационного суверенитета» отчетливо характеризует указанную в начале данной статьи тенденцию к «суверенизации», циклически сменяющей глобализационные процессы конца XX — начала XXI века.

Третий этап, активно развивающийся в настоящее время, связан с концепцией суверенитета данных (data sovereignty). Эта концепция получила развитие с принятием в рамках Европейского союза (Франция) либо автономно в ряде стран (Россия, Франция, Германия, Австралия) законодательства, предусматривающего обязательность обработки персональных данных граждан на серверах в данном государстве²⁵. Концепция суверенитета данных означает, что отношения с информацией в цифровой (электронной) форме должны подчиняться юрисдикции той страны, где эта информация находится.

Широкое распространение услуг облачных технологий, а также новые подходы к хранению данных, по мнению венгерского ученого К. Ирион, сломали традиционные геополитические барьеры больше, чем когда-либо прежде²⁶. Наибольшее развитие концепция суверенитета данных получила в европейской политической и правовой науке²⁷, что обусловлено коллизиями в данной сфере между национальным законодательством и нормами права ЕС, а также решениями Европейского Суда по правам человека. С 2013 г. концепция суверенитета данных связывается также с развитием технологии «больших данных» (big data)²⁸.

В работах современных ученых отмечается, что требования к суверенитету данных можно рассматривать как разумные усилия национальных государств к подчинению национальных конфиденциальных потоков данных национальной юрисдикции. Такие требования суверенитета данных направлены на охрану и защиту основных интересов национальных государств в отношении конфиденциальности и целостности данных, а также их доступности²⁹.

Таким образом, в зарубежной политической и правовой науке независимо от страны (США, Великобритания, Китай, Южная Корея, Индонезия) отмечается рост значения информационного суверенитета как возможности государства контролировать информационные потоки. При этом распространение в последние годы получила концепция суверенитета данных.

Условно «четвертый» этап связан с тенденцией «цифровизацией» и пока не получил глубокого научного осмысления³⁰. 6.05.2015 Еврокомиссия приняла Стратегию единого цифрового рынка ЕС (Digital Single Market (DSM) Strategy)³¹; 23.06.2016 принята Канкунская Декларация Организации экономического сотрудничества и развития цифровой экономики: «Инновации, рост и социальное благополучие»; 27.10.2016 принята «Цифровая повестка Евразийского экономического союза»³². Перечень поручений по реализации Послания Президента Федеральному Собранию от 05.12.2016 №Пр-2346 предусматривает разработку и утверждение программы «Цифровая экономика», создание правовых, технических, организационных и финансовых условий развития цифровой экономики в России и ее интеграции в пространство цифровой экономики членов Евразийского экономического союза³³.

Указанные процессы региональной цифровой интеграции пока идут параллельно тенденции суверенизации и зачастую вступают в противоречие с ней. Как отмечает член Коллегии по внутренним рынкам, информатизации и информационно-коммуникационным технологиям ЕЭК К. Минасян, «введение Россией ограничений на доступ к государственным и муниципальным закупкам программного обеспечения, разработанного в других странах Союза, в торговле является ограничительной мерой. Появление подобных ограничений и барьеров еще раз подтверждает необходимость совместного обсуждения вопросов цифровой повестки ЕАЭС на площадке Евразийской экономической комиссии»³⁴. Здесь опять мы сталкиваемся с конкуренцией концепций «суверенитета границ» и «суверенитета экспансии».

Начиная с 2013 г. в документах международных организаций и в международных договорах (Соглашение между Правительством России и Правительством КНР о сотрудничестве в области обеспечения международной информационной безопасности (2015) формулируется концепция суверенитета государств над ИКТ-инфраструктурой.

В докладе группы правительственных экспертов 68-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН (2013), указано, что государственный суверенитет и международные нормы и принципы, вытекающие из принципа государственного суверенитета, распространяются на поведение государств в рамках деятельности, связанной с использованием ИКТ, а также на юрисдикцию государств над ИКГ-инфраструктурой на их территории (п. 20)³⁵. Аналогичная позиция содержится и в докладе группы правительственных экспертов 70-й сессии Генеральной Ассамблеи (2015)³⁶. В дополнение к работе предыдущих групп в 2015 г. группа предложила следующий подход к применимости норм международного права к использованию ИКТ государствами:

государства обладают юрисдикцией над ИКТ-инфраструктурой, расположенной на их территориях;

в процессе использования ИКТ государства должны соблюдать наряду с другими принципами международного права такие принципы как государственный суверенитет, суверенное равенство, разрешение споров мирными средствами и невмешательство в дела других государств. Существующие обязательства по международному праву применимы к использованию ИКТ государствами.

Таким образом, в настоящее время концепция информационного суверенитета на международно-правовом уровне расширяется за счет контроля государств не только за самой информацией, но и обеспечивающей ее производство, хранение и распространение ИКТ-инфраструктурой.

В России формирование концепции государственного суверенитета в информационной сфере (информационного суверенитета государства) в настоящее время развивается главным образом в политологии. По мнению А.В. Россошанского, информационный суверенитет — это способность и намерение субъекта политики производить, распределять и потреблять информацию в зависимости от собственных интересов участия в политике, и использовать информацию как ресурс политического влияния в масштабах и объемах, которые соответствуют его текущим и долгосрочным политическим интересам³⁷.

В работах В.С. Поликарпова, Е.В. Поликарповой, В.А. Поликарповой информационный суверенитет рассматривается через анализ угроз развития современных информационных технологий (сенсорная революция, социальные сети, квантовый Интернет, программируемое общество, большие данные, Интернет вещей)³⁸. Аналогичный подход характерен и для работ Д.Г. Балуева, который, однако, отмечает, что политическая наука не дошла при изучении данного вопроса до создания теории, объясняющей влияние различных факторов на информационный суверенитет и позволяющей на этой основе оценивать угрозы ему и предлагать механизмы его обеспечения³⁹. Д.В. Винник связывает цифровой суверенитет с политическими и правовыми режимами фильтрации данных в Интернет⁴⁰.

М.М. Кучерявый определяет информационный суверенитет как верховенство и независимость государственной власти при формировании и реализации информационной политики в национальном сегменте и глобальном информационном пространстве. Информационная политика реализуется в информационно-технологической, информационно-психологической и информационно-политической сферах. Информационный суверенитет предполагает наличие:

в информационно-технологической сфере («цифровой» суверенитет) — собственного технологического цикла, программно-аппаратной платформы, поисковой и навигационной систем, сетевого оборудования и средств защиты информации отечественного производства, национального сегмента сети Интернет и социальных сетей, национальной платежной системы и др.;

в информационно-психологической сфере («ментальный» суверенитет) — национальной идеи, высокого уровня информационной культуры и образованности общества;

в информационно-политической сфере («властный» суверенитет) — внятной информационной политики, правительства народного доверия, патриотически-настроенной элиты, прогосударственных средств массовой информации, устойчивой национальной валюты и др.⁴¹

Правовые аспекты государственного суверенитета в информационной сфере в России впервые были отмечены В.Б. Наумовым в 1999 г. на основе анализа первых судебных дел, связанных с трансграничным распространением информации по Интернету⁴². В основе анализа ученого был конфликт национальных юрисдикций при рассмотрении судебных дел и исполнении судебных решений. Юрисдикционный подход к регулированию Интернета отражен также в работах И.Ю. Богдановской⁴³.

В диссертации А.В. Глушкова⁴⁴ отмечено, что расширение глобальной компьютерной сети разрушает связь между географической локализацией и, во-первых, властью местных органов государственной власти и управления, пытающихся контролировать интерактивное поведение; во-вторых, результатами данного поведения, отражающимися на отдельных лицах или вещах; в-третьих, законностью усилий национального суверенитета устанавливать правовые нормы, применимые к глобальным явлениям, к каковым относится Интернет; в-четвертых, способностью определять, нормы какой правовой системы применяются исходя из физического местонахождения.

В целом юрисдикционный подход к регулированию Интернета, широко распространенный в правовой науке⁴⁵, является по сути, частноправовым и не раскрывает содержания государственного суверенитета как публично-правовой категории в полном объеме. Единственной работой, в которой раскрыта взаимосвязь суверенитета и юрисдикции, является публикация Л.В. Терентьевой⁴⁶. В доктрине международного права соотношение суверенитета, территориального верховенства и юрисдикции сводится к следующей формуле: юрисдикция — один из элементов территориального верховенства государства, которое, в свою очередь, является составной частью его суверенитета⁴⁷. В диссертациях о регулировании отдельных видов информации и прав на нее категория «суверенитет» рассматривается только в отношении охраны государственной тайны как средства его обеспечения⁴⁸.

Таким образом, в политической и юридической науке выделяются следующие подходы к содержанию и механизму реализации государственного суверенитета в информационном пространстве:

юрисдикционный, основанный на определении юрисдикции государственных органов (главным образом судебных), в отношении субъектов и объектов информационных отношений;

технократический, основанный на определении угроз суверенитету через угрозы информационной безопасности.

По нашему мнению, ключевым для реализации суверенитета является определение возможности осуществлять регулирование информационных отношений в рамках соответствующего информационного пространства.

Государственный суверенитет в информационном пространстве (информационный суверенитет государства) как правовая категория заключается в возможности государства осуществлять посредством национального (внутригосударственного) права и формируемого с участием данного государства международного права регулирование определенного информационного пространства.

С учетом глобализации информационного пространства, в первую очередь в рамках Интернета, приоритетным направлением реализации государственного суверенитета в информационной сфере является формирование международно-правового регулирования информационного пространства на основе принципа суверенного равенства всех государств.

Государственный суверенитет в информационном пространстве реализуется посредством информационной функции государства и его информационной политики.

В современной юридической науке имеются различные подходы к определению информационной функции государства. По мнению А.Н. Васениной, информационная функция государства — это обусловленное потребностями социально-политического развития комплексное направление деятельности государственного механизма по обеспечению граждан, их объединений, общества и государства актуальной в конкретный временной период публично значимой информацией посредством ее производства, распространения и контроля в законодательно установленных формах⁴⁹. Э.В. Талапина раскрывает информационную функцию государства через направления ее реализации (создание информации, сопровождение информации, имеющей государственное значение, сбор, обработку, охрану и защиту информации, необходимой для реализации функций государства, информационный обмен между органами государственной власти и т.д.)⁵⁰.

Ключевым в реализации информационной функции государства выступает именно регулирование информационных отношений.

Для определения публично-правовых форм реализации государственного суверенитета проведен (с помощью системы «Консультант Плюс») анализ федеральных законов, который показал, что в настоящее время понятие «суверенитет» используется в 29 федеральных законах. Использование данного понятия осуществляется в следующих формах:

определение сферы действия суверенитета⁵¹;

отнесение суверенитета к целям и принципам правового регулирования в соответствующей сфере⁵²;

отнесение защиты суверенитета к полномочиям органов государственной власти⁵³.

Указанные формы, а именно: определение сферы действия суверенитета, его отражение в целях и принципах регулирования, полномочиях органов государственной власти образуют законодательный механизм обеспечения государственного суверенитета и могут быть применены к информационным отношениям.

В настоящее время обеспечение единой государственной информационной политики закреплено только в Федеральном законе от 17.09.1998 № 157-ФЗ (ред. от 31.12.2014, с изм. от 14.12.2015) «Об иммунопрофилактике инфекционных болезней». Другие федеральные законы, регулирующие отношения в сфере информации и связи, не содержат норм о суверенитете. Только в Федеральном законе от 07.07.2003 № 126-ФЗ (ред. от 06.07.2016) «О связи» указано, что он устанавливает правовые основы деятельности в области связи на территории РФ и на находящихся под юрисдикцией РФ территориях.

Анализ показывает, что, кроме отдельных принципов, указанных в Федеральном законе «О связи» (создание условий для развития российской инфраструктуры связи, обеспечение централизованного управления российскими радиочастотным ресурсом, в том числе орбитально-частотным, и ресурсом нумерации) законы, регулирующие информационные отношения, не содержат ключевых элементов механизма обеспечения государственного суверенитета России в информационном пространстве, включающего закрепление суверенитета среди целей, принципов регулирования и полномочий органов государственной власти. Выводы:

Современный этап публично-правового регулирования информационных отношений характеризуется тенденцией к «суверенизации», направленной на усиление контроля государств над собственными информационными пространствами, включая как саму информацию (данные), так и обеспечивающие ее создание и обращение (распространение, передачу) инфраструктуру.

Развитие концепции информационного суверенитета государства в зарубежной науке включает три этапа, связанных с расширением трансграничных потоков информации при развитии теле- и радиовещания; развитием Интернета; развитием технологий сбора, хранения и обработки значительных объемов данных.

Современный, «четвертый» этап связан с появлением, с одной стороны, международно-правового регулирования вопросов суверенитета государств над их информационной инфраструктурой, а с другой — с процессами региональной интеграции единых цифровых рынков и пространств, между которыми имеются сущностные противоречия.

В российской политической и правовой науке выделяются две группы подходов к определению сущности информационного суверенитета государства — технократический и юрисдикционный, которые не определяют публично-правовых характеристик информационного суверенитета.

Реализация государственного суверенитета в информационном пространстве как публично-правовой характеристики государства осуществляется посредством информационной функции государства и информационной политики.

Законодательное обеспечение реализации информационного суверенитета государства в России должно быть основано на определении в федеральных законах «Об информации, информационных технологиях и защите информации», «О связи», «О средствах массовой информации» положений об обеспечении государственного суверенитета среди целей и принципов регулирования, полномочий органов государственной власти.

Библиография

Балуев Д.Г. Влияние современных социальных медиа на информационный суверенитет России: основные подходы к исследованию // Государственное и муниципальное управление. Ученые записки СКАГС. 2015. №3. С.140-143.

Баринова Д.С. Национальные домены: роль государств в политическом пространстве Интернета: автореф. дис... канд. полит, наук. М., 2012. 27 с.

Винник Д.В. Цифровой суверенитет: политические и правовые режимы фильтрации данных // Философия науки. 2014. № 2 (61). С. 95-113.

Глушков А.В. Проблемы правового регулирования Интернет-отношений: автореф. дис... канд. юрид. наук. СПб, 2007. 33 с.

Кучерявый М.М. Государственная политика информационного суверенитета России в условиях современного глобального мира // Управленческое консультирование. 2015. № 2. С. 8-15.

Мартышин М.Ю. Государственная тайна как объект конституционно-правового регулирования: автореф. дис... канд. юрид. наук. М., 2009. 25 с.

Незнамов А.В. Особенности компетенции по рассмотрению Интернет-споров: автореф. дис... канд. юрид. наук. Екатеринбург, 2010. 24 с.

Поликарпов В.С., Поликарпова Е.В., Поликарпова В.А. Информационный суверенитет России, сенсорная революция, социальные сети, Интернет и кибервойна // Информационное противодействие угрозам терроризма. 2014. № 23. С. 272-278.

Терентьева Л.В. Сетевое пространство и государственные границы: вопросы юрисдикции в сети Интернет// Право. Журнал Высшей школы экономики, 2010. № 1. С. 63-68.

Damon L. Freedom of Information versus National Sovereignty: The Need for a New Global Forum for the Resolution of Transborder Date Flow Problems// Fordham International Law Journal. 1986. Vol. 10. Issue 2. P. 262-287.

De Filippi R, McCarthy S. Cloud Computing: Centralization and Data Sovereignty (October 26, 2012)// European Journal of Law and Technology. Vol. 3. No 2. 2012 // http://ssrn.com/abstract=2167372 (дата обращения 27.01.2017)

Irion К. Government Cloud Computing and National Data Sovereignty // Policy and Internet. 2012. Vol. 4. Issue 3-4. P. 40-71.

Perritt J. Internet as a Threat to Sovereignty? Thoughts on the Internets Role in Strengthening National and Global Governance // Indiana Journal of Global Legal Studies. 1998. Vol. 5. Issue 2. P. 423-442.

Powers S. Towards Information Sovereignty // BEYOND NETMUNDIAL: The Roadmap for Institutional Improvements to the Global Internet Governance Ecosystem. Philadelphia: Center for Global Communication Studies, 2014. P. 90-99.

Rauhofer J., Bowden C. Protecting Their Own: Fundamental Rights Implications for EU Data Sovereignty in the Cloud (June 21,2013). Edinburgh School of Law. Research Paper no 28. Available at: SSRN: http://ssrn.com/abstract=2283175; http://dx.doi.org/10.2139/ssrn.2283175 (дата обращения: 27.01.2017