Введение

Значение цифровизации для дальнейшего развития экономики и общества сегодня практически никем не оспаривается. Проблема цифровизации и смежные с ней проблемы автоматизации и роботизации промышленного производства, уберизации сферы услуг, оцифровки информационных ресурсов, создания сквозных технологий и т. д. активно прорабатываются отечественными и зарубежными учеными.

В то же время теоретические проблемы, связанные с предпосылками цифровизации, ее природой и связью с другими категориями экономической науки, остаются малоисследованными. Отсутствие единых теоретических взглядов и методологии анализа цифровизации приводит к формированию противоречивых подходов к ее изучению и препятствует эффективному использованию ее возможностей.

Разделение труда как фундаментальная предпосылка цифровизации

Современная экономика находится под влиянием факторов, которые противоречиво влияют на ее развитие. В то же время ключевые экономические законы, определяющие это развитие, остаются неизменными. На наш взгляд, основным (хотя в рамках системного подхода трудно выделить основные и вспомогательные элементы) экономическим законом, определяющим эволюцию экономики на всем наблюдаемом периоде, является закон разделения труда, его специализации и кооперирования, введенный в научный оборот А. Смитом.

Категория «разделение труда» употребляется в науке во многих смыслах [1, с. 380]: это рассмотрение различных по масштабу социальных групп (международное - общественное (в масштабе страны) - территориальное - техническое разделение труда), групп экономических субъектов (общее - частное - единичное разделение труда)и др.

Как известно, «разделенный» труд, состоящий из небольшого количество типизированных операций и функций, более продуктивен, так как у работника формируются навыки качественного его выполнения, отсутствуют затраты времени и усилий на переключение между разнородными операциями. Этот труд проще механизировать и автоматизировать. Но, будучи разделенным на операции, исполнение которых поручается различным группам узких специалистов, труд не может привести к созданию целостного продукта. Для этого требуется выстраивание кооперационных взаимосвязей между раздельно действующими субъектами.

Таким образом, «разделение общественного труда сочетает противоположно направленные функции: с одной стороны, это дифференциация многочисленных видов конкретного труда на отдельные производственные процессы и операции, а с другой - усиление их зависимости, превращение их в частицу общественного труда, воплощенного в общественном продукте. Чем глубже разделение общественного труда, тем сильнее эта взаимозависимость, тем сложнее система связей между процессами труда» [1].

В современных условиях развития экономики и общества процесс разделения труда охватывает буквально все их составляющие на всех уровнях иерархии. Приведем некоторые примеры:

• вследствие глобализации хозяйственная деятельность приобрела трансграничный характер, а цепочки создания ценности стали глобальными, при этом отдельные страны и регионы специализируются на определенных видах деятельности [2-4 и др.]. Эти процессы стали настолько масштабными, что способны серьезно искажать мировую статистику по ВНП. Как отмечают В. Г. Клинов и А. А.Сидоров: «... при несомненном усилении позиций Китая ... необходимо, однако, учитывать объективные ограничения репрезентативности традиционной таможенной статистики внешней торговли ... Рост китайского экспорта ИКТ во многом может быть обусловлен тем фактом, что эта страна часто является конечным пунктом глобальных цепочек создания стоимости - сборки техники, продаваемой на мировом рынке. При этом значительная часть добавленной стоимости такой продукции создаётся в других странах. Соответственно, и коэффициенты относительной экспортной специализации для Китая могут быть завышенными» [5, с. 44-45]. Вероятно, развязывая торговую войну против Китая, администрация США слабо представляла себе эти взаимозависимости и в ряде случаев нанесла удар по собственным высокотехнологичным компаниям;


• в деятельности компаний во всем мире все большее распространение получает аутсорсинг - вычленение отдельных внутренних процессов, которые традиционно были встроены во внутреннюю среду компании и часто воспринимались как неотъемлемый элемент ее суверенитета, и передача их на исполнение специализированному внешнему поставщику услуг [6-8 и др.]. О масштабах аутсорсинга свидетельствуют следующие данные [9]: количество предприятий, применяющих аутсорсинг в той или иной сфере, составляет 94 % в Лихтенштейне, 89 % в США, 88 % во Франции, 87 % в Германии. В среднем в Европе, по данным Евростата, аутсорсинг используют 83 % предприятий. По российским данным, аналогичный показатель в нашей стране лежит в диапазоне 30 ... 50 %;


• сама трудовая деятельность атомизируется, приближая экономику к идеальным моделям апологетов свободной конкуренции, что проявляется в феномене «фрилансерства» (юридические формы оформления в современной России - заключение гражданско-правового договора с физическим лицом, получение статуса самозанятого лица, оформление в качестве индивидуального предпринимателя). Например, по последним имеющимся данным (опубликовано 21 июня 2018 г.) [10], в США на долю таких лиц в мае 2017 г. приходилось 6,9 % всех занятых. В России подобная государственная статистика не собирается, но есть альтернативные оценки: «Национальное агентство финансовых исследований, опросив в 2017 г. 1600 жителей 42 регионов, пришло к выводу, что почти каждый пятый житель России (18 %) старше 18 лет является фрилансером, т. е. работает на себя. Причем для 11 % фриланс - единственный источник дохода» [11].

Противоречия развития разделения труда и кооперации в экономике и способы их разрешения

Продолжающиеся процессы разделения труда, разобщения работников, расщепления производственных процессов, как указывалось выше, не могут быть продуктивными и эффективными для экономики, если не сопровождаются обратными процессами интеграции результатов хозяйственной деятельности. В этой связи процесс интеграции, принимающий форму экономической кооперации, непрерывно нарастает. В то же время, по нашему мнению, рассматриваемые «встречные» процессы разделения и кооперирования труда идут с разной интенсивностью. В чем причина этого явления?

1. Процесс разделения труда обусловлен не только технологическими, но и социальными факторами. Причем последние, по нашей оценке, носят вторичный характер (что не умаляет их важности), т. е. производственно-технологические изменения возникают как реакция на новые предпринимательские идеи, связанные с углублением разделения труда. На наш взгляд, стремление к разделению труда - один из движущих факторов человеческой эволюции, рассматриваемой как в рамках социальной общности, так и вне ее.

Известно, что общее представление об эффективности А в математическом виде выражается как отношение полученного результата R к затратам на его достижение С, т. е. Е = R С. И в рамках разумной, целесообразной, и в рамках движимой интуитивными мотивами деятельности человек стремится к максимизации этого отношения, т. е. Е —> max.

Здесь мы готовы вступить в дискуссию со сторонниками концепции homo economicus, утверждающими, что человек стремится к максимизации полезности (U), т. е. U —> max. Заявляем, что эта концепция представляет собой частный случай предлагаемой нами более широкой трактовки. Действительно, в традиционных математических постановках задач потребительского поведения, рассматриваемых в микроэкономике, делаются различные допущения (порой имплицитные, но строго не оговоренные), одним из которых является фиксация потребительского бюджета (7), т.е./ = const, в рамках которого индивид стремится к максимизации полезности, извлекаемой из результатов своего экономического поведения. Последнее означает, что именно полученный результат ассоциируется с полезностью. Разумно мыслящий индивид не совершает систематически бессмысленных поступков, которые приводят к бесполезным для него результатам.

Если заменить буквенные обозначения приведенных выше переменных на идентичные, те. U=R иі= С, то становится очевидным, что предложенное нами математическое выражение движущего мотива человеческой деятельности легко преобразуется в его запись, характеризующую поведение «экономического человека» в мейнстриме: Е = R/ С' —> max, => Е= U /I —> max, что при условии I = const позволяет в общем случае записать: Е= U —> max. Со строго математической точки зрения такое преобразование некорректно, но мы рассматриваем проиллюстрированную символьным языком математики логику экономических процессов. С этих позиций в последнем выражении мы попросту заменили исходное значение параметра U на его новое значение, домноженное на некий постоянный нормирующий коэффициент 1II.

В итоге получаем, что известная экономическая модель человеческого поведения, базирующаяся на максимизации полезности, является лишь частным случаем нашей более общей трактовки этого поведения, базирующейся на стремлении индивида к максимизации не полезности, но эффективности деятельности. Как же связаны разделение труда и рост эффективности? Как отмечалось выше, разделенный, специализированный труд более продуктивен, при равных затратах времени и усилий он дает больший результат. В этой связи стремление к разделению труда - один из фундаментальных законов развития экономки и общества.

2. Процесс кооперации труда также обусловлен технологическими и социальными факторами. При этом по мере усложнения хозяйственных операций, в частности производственных, технологические факторы выходят на первый план. Это связано как с ростом требований к качеству взаимодействия (оперативность, безошибочность, информационная полнота и др.), так и с тем, что оно все чаще осуществляется не в режиме парного взаимодействия (1 : 1) и даже не в режиме взаимодействия индивида и группы (1 : N), а в режиме «группа - группа» (N : М), что нашло отражение, например, в многочисленных концепциях сетевой экономики [12-14 и др.].

Отслеживать такие множественные кооперационные связи и адекватно управлять ими человеку крайне трудно из-за информационной перегрузки. Несмотря на то, что, по мнению специалистов, возможности человеческого мозга по хранению информации феноменальны (см., например: https://www.gazeta.ru/science/2016/02/15_a_8071385.shtml), воспринять и обработать эти массивы человек не в состоянии в силу незначительного объема краткосрочной, оперативной памяти. Ее емкость, по принятым в современной науке взглядам, составляет лишь 5 ... 9 единиц информации [15].

Для эффективного решения задач кооперации человеческой хозяйственной деятельности в современных условиях «ускорения ускорения» (термин, предложенный С. Д. Бодруновым [16]) социально-экономического развития первостепенную важность приобретают технологические факторы поддержки процессов взаимодействия людей. При этом одной из фундаментальных причин замедления темпов экономического роста в мире со второй половины XX в. (см. рисунок), по нашему мнению, является именно несогласованность между процессами разделения и кооперирования труда. Первый из указанных процессов развивается быстрее, что приводит к росту нескоординированности хозяйственной деятельности. Отсюда - долгосрочный тренд снижения ее эффективности.

Из приведенных на рисунке данных видно, что, во-первых, темпы роста (столбики на диаграмме) отличаются существенной неравномерностью, обусловленной цикличностью развития экономики рыночного типа; во-вторых, общий долгосрочный тренд (пунктирная линия) для темпов роста - понижательный.

В силу данного нами объяснения долгосрочного замедления темпов роста, обусловленного запаздыванием развития кооперации относительно разделения и специализации труда, способ преодоления сложившейся проблемной ситуации очевиден. Он состоит в приведении в соответствие темпов развития процессов разделения труда и его кооперации. Здесь возможны два принципиально различных способа:

• замедление темпов роста разделения и специализации труда - де-факто управляемое замедление темпов экономического роста и превращение «новой нормальности» в стандарт социально-экономического развития. Применительно к России это означает фактическую консервацию сложившегося положения с крайне вялыми темпами роста и усилением отставания от ведущих экономик мира, а в перспективе - утрату сохранившихся и поддерживаемых политическими усилиями властей элементов экономического суверенитета. На неблагоприятность такого сценария развития для России и его рукотворность (субъективный характер, порождаемый недостаточно активной экономической политикой государства) мы неоднократно обращали внимание в более ранних публикациях [18-20 и др.]. Навряд ли такое развитие событий соответствует национальным интересам России, да и других стран мира;

• ускорение темпов развития кооперации в экономике возможно лишь на новой технологической базе, так как организационные способы, по-видимому, исчерпаны. Таким образом, наступление четвертой технологической революции [21] или цифровой революции [22] обусловлено объективными факторами генезиса современной экономики и общества в целом. И эта закономерность хорошо вписывается в закономерность смены технологических укладов, обусловленную динамикой длинных волн Н. Д. Кондратьева, на наступление которой указывают многие авторитетные специалисты [23, 24].

Цифровизация как технико- и организационно-экономический способ осуществления кооперации

Цифровизация экономики происходит в трех основных сферах: 1) производстве, 2) распределении и обмене, 3) потреблении, четко коррелирующих с фазами воспроизводственного процесса. Рассмотрим специфику проявления цифровизации в каждой из этих сфер с изложенных нами позиций.

1. Производство. В этой сфере цифровизация ориентирована на две основные области: во-первых, создание smart-оборудования - замена физических и умственных усилий человека машинными операциями; во-вторых, организация взаимодействия элементов производственного процесса по направлениям: человек - человек, машина - машина, человек - машина (и наоборот).

Для иллюстрации прогресса в первой области приведем пример, касающийся динамики использования промышленных роботов. «По данным Международной федерации робототехники (International Federation of Robotics, IFR), объем мирового рынка промышленных роботов в 2018 году достиг рекордных 422 тыс. штук на сумму $16,5 млрд, что на 6 % больше показателей годичной давности ... Согласно прогнозу IFR, глобальные поставки промышленных роботов в 2019 году немного снизятся, но затем будет наблюдаться рост - примерно на 12 % ежегодно до 2022-го» [25]. Важно, что в мировой экономике набирает силу тенденция использования «совместных роботов» (коботов) - автоматических устройств, выполняющих производственные задачи совместно с людьми. «В 2018 году по всему миру было отгружено порядка 14 тыс. таких устройств против 11,1 тыс. годом ранее. Количество установленных коботов за год выросло на 23 %» [25].

Вторая область ориентирована на развитие системы производственной цифровой коммуникации, основу которой составляет промышленный интернет вещей, который «представляет собой организационно-технологическую трансформацию производства, базирующуюся на принципах «цифровой экономики», позволяющую на уровне управления объединять реальные производственные, транспортные, человеческие, инженерные и иные ресурсы в практически неограниченно масштабируемые программ но-управляемые виртуальные пулы ресурсов (shared economy) и предоставлять пользователю не сами устройства, а результаты их использования (функции устройств) за счет реализации сквозных производственных и бизнес-процессов (сквозного инжиниринга)» [26].

По данным выборочных исследований консалтинговой компании PwC (см.: https://www.pwc.ru/ru/publications/iot-for-indusrty.html), до 35 % производителей собирают данные с «умных» датчиков для последующей оптимизации производственных и операционных процессов; 34 % полагают, что внедрение цифровой технологии имеет очень большое значение для предприятия; 3 8% производителей встраивают в продукцию датчики для удаленного контроля ее функционирования и использования. Итогом развития в данном направлении является организация производственной кооперации в автоматическом и автоматизированном режимах, при этом в ряде случаев в качестве кооперирующихся субъектов выступают не только люди, но и роботизированные единицы оборудования.

2. Распределение и обмен. Здесь цифровые технологии используются для автоматизации и улучшения (за счет устранения человеческого фактора с присущими ему эмоциями, ошибками, усталостью, непостоянством качества процессов и т. д.) процессов товародвижения. При этом охватывается товародвижение не только конечных продуктов, но и промежуточных (сырья, материалов, сборочных единиц, полуфабрикатов, деталей и др.).

Наибольшее распространение цифровые технологии получили в системах электронной коммерции, базирующихся на глобальных цифровых платформах. Значение этих платформ столь велико, что, по мнению китайских экспертов, «электронная коммерция становится ядром цифровой экономики Китая» (см.: https://rg.ru/2019/09/02/elektronnaia-kommerciia-stanovitsia-iadrom-cifrovoj-ekonomiki-kitaia.html). В 2018 г. в Китае на электронную коммерцию пришлось свыше 32 % товарооборота розничной онлайн-торговли в формате В2С. В 2019 г. ожидается, что этот показатель превысит 60 % (там же). По данным Министерства коммерции КНР (2018 г), «КНР шестой год подряд занимает первое место в мире по объемам рынка e-Commerce» (там же).

Использование цифровых платформ с механизмами интеллектуальной поддержки пользовательских решений позволяет кардинально снизить трансакционные издержки в экономике за счет сокращения длины цепочки посредников между производителем и конечным потребителем. О значительности этих дополнительных расходов говорит, например, такой факт, касающийся экономики Республики Беларусь: «Необоснованное посредничество проникло во все сферы жизнедеятельности страны, ведет к росту себестоимости продукции, снижению доходов предприятий. Страдают государственный бюджет и эффективность экономики в целом. По разным оценкам, посредники съедают до 3 % от ВВП» (цит. по: https://ex-press.by/rubrics/ekonomika/2019/1О/18/mozhno-li-obojtis-bez-posrednikov). По России и другим странам аналогичных данных нам найти не удалось, но полагаем, что они сопоставимы.

Как указывает А. Н. Козырев: «... среди важнейших последствий цифровизации ... возможность радикального снижения трансакционных издержек, прежде всего, издержек поиска информации и заключения договоров, а в качестве следствия - появление новых форм бизнеса, исключение посредников и прямое взаимодействие потребителя и поставщика» [27].

В целом, с позиций объективного экономического анализа явление посредничества в товаропроводящих цепочках не может иметь этических оценок (в терминах вреда или пользы). Это явление объективно и определяется известными ограничениями, связанными с затруднениями поддержания фирмой многочисленных контрактов. Расходы на их заключение и сопровождение по большей части зависят не от суммы контрактов (хотя в моделях агентского вознаграждения на практике, как правило, прибегают именно к такому способу его расчета), а от их количества. Поэтому рост числа контрактов в условиях фиксированного выпуска приводит к увеличению транзакционных издержек при неизменной выручке. Очевидно, что такая ситуация невыгодна фирме, так как снижает прибыль и может привести к убыткам и последующему банкротству.

Поэтому производители предпочитают работать с оптовыми, а не с розничными покупателями. Приведем один отраслевой пример (источник данных - сообщение санкт-петербургского новостного агентства «Фонтанка», см.: https://www.fontanka.ru/2020/02/21/136). Санкт-Петербургский молокоперерабатывающий комбинат «Пискаревский» отгружает продукцию только клиентам, совершающим разовые закупки товарных партий массой от 80 кг, а его дилер торговая фирма «Клевер» имеет аналогичный порог на уровне 20.. .30 кг. В силу перечисленных причин в различных отраслях могут выстраиваться многозвенные посреднические цепочки, расходы на поддержание которых включаются в конечную цену продукта.

Размер вознаграждений посредников, как и всех других экономических субъектов, зависит от востребованности их услуг для потребителей, а также уровня монополизации рынков. Лишь при наличии монопольной власти посреднические фирмы в состоянии несправедливо (с позиций общественных интересов) перераспределять благосостояние в свою пользу. Но и в данном случае внедрение цифровых сервисов может улучшить ситуацию. Это связано с тем, что многие монополии складываются на тех или иных территориальных рынках. Развитие же цифровых платформ, обслуживающих процессы товародвижения, происходит в трансграничном режиме, что способствует преодолению монополизма.

В итоге цифровизация сфер распределения и обмена способна, по нашему мнению, за счет снижения трансакционных издержек перераспределить до 5 % мирового ВВП из посреднической сферы в другие сектора экономики. Это приведет к структурной перестройке, росту эффективности экономики и может выступить среднесрочным драйвером экономического роста. Так, по оценкам Еврокомиссии, «полнофункциональный единый цифровой рынок может внести в нашу (европейскую - прим, автора) экономику 415 миллиардов евро в год» [28].

В то же время, чтобы достичь положительных эффектов, требуется преодоление монополистических проявлений, которые формируются на мировом и национальных цифровых рынках. По оценкам О. В. Бирюковой и А. В. Данильцева, «в 2017 г. цифровой рынок оставался олигополистическим и преимущественно американским. Так, Google владела 88 % рынка поисковой рекламы, Facebook вместе с дочерними компаниями Instagram, WhatsApp и Messenger владели 77 % мобильного социального трафика, а Amazon удерживала 74 % рынка электронных книг» [29, с. 12].

Таким образом, цифровые платформы, призванные повысить эффективность экономики за счет ликвидации монопольной власти производителей, могут перераспределить изъятую у них монопольную ренту не в пользу общества, а использовать ее в собственных интересах. Это свидетельствует о необходимости совершенствования антимонопольного регулирования с учетом новых, цифровых реалий. Без принятия мер институционального характера цифровизация в распределении и обмене может не дать ожидаемого положительного экономического эффекта, точнее, этот эффект будет приватизирован компаниями - владельцами цифровых платформ.

3. Потребление. В цифровизирующейся экономике характер потребления меняется в силу двух обстоятельств. Во-первых, в общем объеме производства и потребления вырастает доля специфичных информационных продуктов, а также традиционных продуктов с существенной информационной составляющей. Примером продуктов первого рода может являться доступ к социальным сетям, различным хранилищам развлекательного контента и пр.; второго рода - «умные» дома и предметы бытовой техники.

Масштабы использования такого рода новых товаров весьма велики и растут двузначными темпами. По данным исследовательской компании GfK, «продажи умных устройств для дома в России в 2018 г. выросли на 33 % в штуках и на 11 % в деньгах... Всего в 2018 г. в России купили 1,2 млн таких устройств на общую сумму 20,8 млрд руб. (282 млн евро по среднему курсу за 2018 г.)... На Россию пришлось 11,3 % от продаж умных устройств среди всех европейских стран. Общий рынок Европы аналитики GfK оценили в 2,5 млрд евро» [30].

Во-вторых, и это было нехарактерно для предыдущих этапов социально-экономического развития, кооперация в потреблении, использующая потенциал цифровых технологий, стремительно завоевывает популярность. Эта новая экономическая модель получила наименование «экономики совместного потребления / пользования». Отметим, что ее теоретические предпосылки были заложены в середине XX в. и получили отражение в теореме Р. Коуза, в формулировке которой мы выделили 4 логических блока: «Если (1) права собственности на активы четко определены, и (2) трансакционные издержки, связанные с обменом этими активами, равны нулю, то (3) результирующее размещение прав собственности на активы будет эффективным, (4) каким бы ни было изначальное распределение прав собственности на них».

Выполнение условия (1) определяется развитостью институциональной системы, при этом подходы к специфицированию прав собственности четко описаны в экономической теории прав собственности [31], нет принципиальных препятствий для инкорпорирования соответствующих правил в формальную юридическую систему. Условие (4) определяет исходные условия экономического моделирования, а (3) - гарантирует высокую эффективность. Но она может быть достигнута лишь при реализации идеалистического допущения (2), которое в то время, когда указанная теорема формулировалась, казалось невозможным, в связи с чем теорема Р. Коуза имела большее отношение к «чистой» экономической теории, чем к хозяйственной и социальной практике.

Появление де-факто публичных (воспринимаемых как общественные, а не частные блага) цифровых решений, например, общедоступных точек подключения к сетям Wi-Fi, многочисленных общедоступных ресурсов в сети Интернет и т. д., привело к тому, что ключевое условие реализации на практике теоремы Р. Коуза стало выполнимым. После чего стало активно развиваться кооперативное потребление, построенное на использовании новых цифровых технологий.

Характерным примером является такое сравнительно новое явление, как каршеринг. В основе его развития лежит то обстоятельство, что для большинства автовладельцев потребность в транспортном средстве возникает лишь в некоторые периоды времени (например, для проезда из дома на работу и обратно). А обязательства и риски, связанные с обладанием автомобилем, приходится принимать постоянно. В результате «во всех крупнейших мегаполисах мира ... аренда автомобиля стремительно становится выгоднее владения им. Ежегодно мировой рынок каршеринга растет на 34 %. К 2024 г. такими темпами он достигнет объема 16,5 млрд долл.» [32, с. 124].

Заключение

Цифровизация социальных и экономических процессов, несмотря на приписываемый ей не только в популярной литературе и общественно-политическом дискурсе, но и в серьезных исследованиях революционный характер, может быть названа революцией лишь отчасти. Ее революционность состоит в том, что развитие цифровых технологий и их активная диффузия не только в экономические, но и в социальные процессы существенно изменяет, преобразует их.

В то же время возникновение цифровизации (не как технического изобретения, но как хозяйственного феномена) закономерно и предсказуемо. Вся предыдущая эволюция экономики, протекающая под влиянием фундаментального закона разделения труда, его специализации и кооперирования, подталкивала к ее появлению и стремительному распространению. Мало того, в экономической теории с середины прошлого века, хотя феномен цифровизации прямо не назывался, его фактическая проработка активно велась.

В этой связи, несмотря на отсутствие общепринятой концепции цифровой экономики, цифрового сектора экономики и т. д., все необходимые теоретические элементы и конструкции для их четкого специфицирования уже имеются. Вопрос лишь в том, чтобы попытаться взглянуть на них под «нестандартным» углом зрения. Именно это мы и попытались сделать в нашем исследовании. Вероятно, эта задача в силу ее масштабности и многоаспектности в рамках одной статьи полностью раскрыта быть не может. Но мы надеемся, что эта публикация откроет экономико-теоретическую дискуссию по проблемам цифровизации экономики.

Список литературы

1. Орлова, И. Б. Разделение труда / И. Б. Орлова // Социологический словарь / отв. ред. Г. В. Осипов, Л. Н. Москвичев. - М.: Норма, 2008.


2. Ильина, К. В. Влияние процессов цифровизации и глобализации на экономические циклы / К. В. Ильина// Известия Санкт-Петербургского государственного экономического университета. - 2019. -№ 3 (117). - С. 150-154.


3. Растворцева, С. Н. Внешнеэкономическая деятельность российских предприятий в условиях глобализации / С. И. Растворцева, В. В. Фаузер, В. И. Задорожный, В. А. Залевский. - СПб.: Издал, центр эконом, ф-та СПбГУ, 2011. - 116 с.


4. Харламов, А. В. Глобализация и системные изменения в управлении российской экономикой / А. В. Харламов, Т. Л. Харламова // Проблемы современной экономики. - 2015. - №2 (54).-С. 121-124.


5. Клинов, В. Г. Международная специализация на мировом рынке машин и оборудования в XXI в. и позиции России / В. Г. Клинов, А. А. Сидоров // Деловой журнал Neftegaz.RU. - 2018,-№7.-С. 40-47.


6. Котляров, И. Д. Аутсорсинг как форма межфирменной кооперации: теоретический анализ / И. Д. Котляров // Вестник Института экономики Российской академии наук. - 2015. - №5.-С. 19-31.


7. Кѵрбанов,А. X. Аутсорсинг: история, методология, практика/А. X. Курбанов, В. А. Плотников. - М/ИНФРА-М, 2012. - 112 с.


8. Vertakova, Y. Outsourcing as a form of disintegration process administration in the economy / Y. Vertakova, A. Kurbanov // Proceedings of the 28th International Business Information Management Association Conference - Vision 2020: Innovation Management, Development Sustainability, and Competitive Economic Growth. - 2016. - P. 2158-2167.


9. Аутсорсинг в США, Европе и России. URL: https://bridge-group.ru/news/detail/144 (дата обращения 21.02.2020).


10. Bureau of Labor Statistics, U.S. Department of Labor, The Economics Daily, Independent contractors made up 6.9 percent of employment in May 2017. URL: https://www.bls.gov/opub/ted/2018/independent-contractors-made-up-6-point-9-percent-of-employment-in-may-2017.htm (дата обращения 21.02.2020).


11. Свободные кадры. Как фриланс меняет рынок труда, что такое гигономика и чего не хватает самозанятым россиянам. URL:  https://www.vedomosti.ru/partner/articles/2018/09/06/780206-svobodnie-kadri (дата обращения 21.02.2020).


12. Еосударство и рынок: новое качество взаимодействия в информационно-сетевой экономике: в 2 т. - Т. 1. - СПб.: Астерион, 2007. - 396 с.


13. Дятлов, С. А. Информационно-сетевая экономика: структура, динамика, регулирование / С. А. Дятлов, В. П. Марьяненко, Т. А. Селищева. - СПб.: Астерион, 2008. - 414 с.


14. Положенцева, Ю. С. Трансформация интернет-рекламы в социальных сетях в эпоху цифровой глобализации / Ю. С. Положенцева, О. Ю. Непочатых, В. В. Масленникова // Теория и практика сервиса: экономика, социальная сфера, технологии. - 2019. - № 4 (42). - С. 50-54.


15. Miller, G. A. The magical number seven, plus or minus two: some limits on our capacity for processing information / G. A. Miller // Psychological Review - 1956. - Vol. 63 (2). - P. 81-97. DOI: 10.1037/h0043158


16. Бодрунов, С. Д. Ноономика/ С. Д. Бодрунов. - M.: Культурная революция, 2018.


17. The World Bank. GDP growth (annual %). URL: https://data.worldbank.org/indicator/NY.GDP.MKTP.KD.ZG (дата обращения 21.02.2020).


18. Вертакова, Ю. В. Трансформация роли университетов в обеспечении социально- экономического развития / Ю. В. Вертакова, В. А. Плотников // Экономика и управление. - 2017. -№ 6. -С. 55-62.


19. Плотников, В. А. Анализ текущей динамики российской экономики: экономический рост, кризис или стагнация? / В. А. Плотников, Ю. В. Вертакова // Russian Journal of Agricultural and Socio-Economic Sciences. - 2017. - № 7 (67). - C. 4-13.


20. Плотников, В. А. Социальные и экономические показатели территориальных стратегий: взаимосвязь и взаимообусловленность / В. А. Плотников // Теория и практика сервиса: экономика, социальная сфера, технологии. - 2019. - № 4 (42). - С. 19-24.


21. Schwab, К. The Lourth Industrial Revolution / К. Schwab. - Geneva, Switzerland: World Economic Porum, 2016.


22. Negroponte, N. Being Digital /N. Negroponte. - New York: Knopf, 1996.


23. Глазьев, С. Ю. Теория долгосрочного технико-экономического развития / С. Ю. Глазьев. - М.: В лаДар, 1993. - 310 с.


24. Perez, С. Technological Revolutions and Financial Capital: The Dynamics of Bubbles and Golden Ages / C. Perez. - London: Elgar, 2002.


25. Промышленные роботы. URL: http://www.tadviser.ru/index.php/Статья:Промышленные_роботы (дата обращения 22.02.2020).


26. Industrial Internet of Things - ПоТ Промышленный интернет вещей. URL: http://www.tadviser.ru/index.php/Статья:IIoT_-_Industrial_Internet_of_Things_(Промышленный_интернет_вещей) (дата обращения 22.02.2020).


27. Козырев, А. Н. Цифровая экономика и цифровизация в исторической ретроспективе / А. Н. Козырев. URL: https://medium.com/cemi-ras/цифровая-экономика-и-цифровизация-в-исторической-ретроспективе-1ad034c16373 (дата обращения 22.02.2020).


28. Digital Single Market: Commission calls for swift adoption of key proposals and maps out challenges ahead. URL: https://ec.europa.eu/commission/presscomer/detail/en/IP_17_1232 (дата обращения 22.02.2020).


29. Бирюкова, О. В. Когда сотрудничество не складывается: глобальное управление цифровой торговлей / О. В. Бирюкова, А. В. Данильцев // Вестник международных организаций. - 2019. - Т. 14, № 1. - С. 7-20.


30. Сухаревская, А. В России на треть выросли продажи умных устройств для дома / А. Сухаревская, Е. Сонин. URL: https://www.vedomosti.ru/technology/articles/2019/04/04/798349- v-rossii-virosli-prodazhi-umnih-ustroistv (дата обращения 22.02.2020).


31. Капелюшников, Р. Право собственности (очерк современной теории) / Р. Капелюшников // Отечественные записки. - 2004. - № 6 (21). URL: http://www.strana-oz.ru/2004/6/pravo- sobstvennosti-ocherk-sovremennoy-teorii (дата обращения 22.02.2020).


32. Кирова,И. В. Московский каршеринг: вчера, сегодня, завтра/П. В. Кирова, Д. В. Ростова // Экономика и бизнес: теория и практика. - 2019. - № 3-1. - С. 124-130.