В поисках начала российской науки конституционного права
Опубликована Июль 1, 2011
Последнее обновление статьи Апрель 29, 2023
В настоящей публикации сделана попытка проанализировать условия превращения конституционно-правового направления мысли культурной жизни Российской империи в отдельную научную дисциплину конституционного (государственного) права. В качестве источников использованы главным образом историко-правовые и методологические (в том числе диссертационные) работы ученых советского и особенно постсоветского периода. Теоретические труды дореволюционных юристов-конституционалистов даны в обзорном плане. Автор стремится выявить степень изученности истории отечественной конституционно-правовой науки, а также дать периодизацию ее зарождения, становления и первоначального развития. Суть выводов, к которым пришел автор, заключается в первую очередь в том, что возникновение конституционно-правовой науки напрямую не зависит от наличия конституционных границ публичной власти в стране, точно так же как наличие у страны писаной конституции не обязательно предполагает возможность непредвзятого, беспристрастного анализа конституционализма. Россия вплоть до 1905 года не знала конституционно-правового развития, тем не менее российские ученые, начиная со второй половины 19 века, стали вносить вклад в доктрину конституционного права. Этот период и стал временем становления науки конституционного (государственного) права в стране. Именно тогда в России появились необходимые социальные условия. К такого рода условиям автор относит: накопление страной необходимого контингента дипломированных юридических кадров, автономию научного (университетского) сообщества от институтов публичной власти, создающую возможности свободной дискуссии, развитие механизмов научного общения, свободу получения научной информации из-за рубежа, свободу выезда в другие страны и, наконец, возможность заниматься научной работой в качестве частного лица. Правда, заключает автор, юристы-конституционалисты Российской империи развивали конституционную доктрину главным образом на основе осмысления политико-правового опыта ведущих государств Западной Европы. Однако сходная картина сохранилась и в Советском Союзе, только в нем научное сообщество оказалась скованным идеологией марксизма-ленинизма, что не могло пойти на пользу науке
Ключевые слова
Конституционное право, исторический аспект, дореволюционные ученые-юристы, российская наука конституционного права, общий и национальный компоненты науки, дисциплина
В российской юриспруденции дореволюционного периода историческому аспекту развития науки конституционного (государственного)1 права не уделялось особого внимания в силу объективных причин: наука была еще слишком молода, она только становилась, обособлялась от прочих направлений юридической мысли. Однако в учебной литературе по государственному праву в конце XIX — начале XX в. появляются отдельные параграфы, посвященные науке государственного права, в том числе и российской. В 1911 г. В.М. Гессен публикует статью, посвященную истории науки государственного права2.
Примечательно, что серьезных исследований, в которых предметом изучения является сама наука конституционного права (условия ее появления и особенности развития, критерии периодизации и систематизации конституционно-правового знания, ее источниковедческая база и методологический аппарат и пр.), не так много. Данные вопросы не пользовались особой популярностью как в советское время, таки сейчас. Отчасти это обусловлено сложной исторической судьбой науки государственного права, да и юридической науки вообще. В советское время возможности для исследования работ дореволюционных юристов были ограничены, а получаемые в ходе этих исследований выводы оказывались зажатыми в тисках марксистско-ленинской диалектики как «всепобеждающего», «универсального», «подлинно научного» (эпитеты можно продолжить) метода познания действительности. На этом фоне шагом вперед стала монография Н.Я. Куприца3.
Осмыслению советской науки государственного права в ее историческом развитии уделялось больше внимания, однако и здесь подробные исследования появились лишь на закате советской эпохи . Обращают на себя внимание монографии того же Н.Я. Куприца, для которого историческое развитие отечественной науки государственного права являлось магистральным направлением научного поиска, а также Н.А Богдановой4. В то же время в советский период увидели свет основательные труды, посвященных науке государственного права «буржуазных» стран, в которых рассматривались, среди прочего, вопросы исторического развития данной науки. Следует отметить монографию И.Д. Левина и вышедшую опять-таки в последние годы советской власти коллективную монографию под редакцией В.А. Туманова5. Отчасти вопросы исторического развития «буржуазной» науки государственного права рассматривались в кандидатской диссертации Т.Н. Андреевой6.
Несмотря на то что в постсоветский период развития конституционно-правовой науки препоны идеологического характеры были сняты, стали более доступны для изучения труды дореволюционных авторов, интерес исследователей к данной тематике оживился лишь отчасти. Среди монографических работ следует обратить внимание на диссертацию (и, соответственно, одноименную монографию) Н.А Богдановой7. Сравнительно недавно была защищена кандидатская диссертация А.Б. Дидикина8. Отдельные главы, посвященные дореволюционной науке государственного права, имеются в монографиях Ю.Л. Шульженко и Б А. Томсинова9.
Причины вялого интереса к историческому развитию конституционно-правового знания видятся преимущественно в ориентации современной науки, в том числе и диссертационных работ, на анализ и комментирование позитивного права10. Исследования, в которых предметом изучения становится сама наука конституционного права, не перспективны с «рыночной» точки зрения, требуют от правоведов значительных временных затрат и интеллектуальных усилий.
Анализ исторического пути отечественной конституционно-правовой науки логично предварить рассмотрением вопроса о периодизации ее развития. Двадцать лет назад Н.А. Богданова писала о трех наиболее распространенных критериях периодизации развития науки советского государственного права: «основные этапы развития Советского государства и общества; периоды развития законодательства; особенности развития самой науки, история которой подвергается периодизации». При этом, как отмечала автор, «первые два основания имеют в значительной мере характер внешних социально-политических факторов», в то время как последний критерий «заложен в самой науке, отражает внутренние аспекты ее содержания, представленного в исторической динамике». Этот критерий (ученый его обозначает как «фактическое состояние науки советского государственного права») является основным, два первых лишь «следует учитывать»11. Соответственно, периоды в развитии науки советского государственного права отличаются «качественными параметрами накопленного государственно-правового знания, на формировании и содержании которого отразились соответствующие времени объективные и субъективные факторы»12.
Позицию Н.А. Богдановой поддерживает и А.Б. Дидикин: «Несмотря на то что внешние социально-исторические факторы являются необходимым условием любых качественных изменений в науке конституционного права, специфика и возможность таких изменений обусловлена действием, прежде всего, внутринаучных факторов, к числу которых относятся изменения в научных представлениях об объективности юридического познания, т.е. изменения в теоретико-методологических основаниях конституционно-правовой науки»13 (курсив наш. — А.Л ).
Действительно, попытка установить прямую взаимосвязь или, тем более, прямо обусловить развитие науки конституционного права развитием конституционного законодательства, на наш взгляд, ошибочна, типична для позитивистской традиции право понимания со свойственным ей отождествлением права и закона. Конечно, юристы изучают, комментируют, критикуют действующую конституцию. Ее содержание, безусловно, оказывает сильное влияние на развитие науки конституционного права в конкретной стране. Однако это не дает оснований напрямую связывать развитие науки с развитием законодательства.
Понятно, что в советское время в силу идеологических причин «буржуазное» государственное право противопоставлялось советскому государственному праву, и, соответственно, не могла идти речь о единой науке государственного права. Как следствие, в интерпретации Н.А. Богдановой наука советского государственного права занимается только государственно-правовым развитием собственно Союза ССР и не включает труды советских исследователей о государственно-правовом развитии «буржуазных» государств.
Проблема закл ючается в том, что замкнутость науки государственного права на конкретном государстве часто вольно или невольно ведет к отождествлению развития науки конституционного права с развитием конституционного законодательства. В связи с этим проявляется некоторая непоследовательность в позиции Н.А Богдановой. С одной стороны, автор при решении вопроса о периодизации развития науки справедливо ставит во главу угла «фактическое состояние науки советского государственного права», отводя развитию советского законодательства лишь вспомогательную роль. С другой стороны, в тексте работы прослеживается иная линия, в соответствии с которой законодательство начинает детерминировать развитие науки государственного права. Применительно к Конституции СССР 1936 г. Н.А. Богданова пишет, что она «предопределила тематику государственно-правовых исследований», являлась «правовой основой науки»14. Государственно-правовая мысль в ее становлении и развитии отождествляется автором с развитием знания о государственном праве как отрасли советского права15. Если дальше развить эту мысль, то можно прямо прийти к позитивистскому выводу о предопределении государственного права как отрасли советского права советским законодательством.
Конечно, юридическая наука изучает правовые нормы. Соответственно, наука конституционного права немыслима без конституционно-правовых норм, так как в случае их отсутствия наука оказывается беспредметной. Но при этом принципиально важно, что для ученого привязка конституционно-правовых норм к той или иной стране не имеет решающего значения. Это следует понимать не в том смысле, что конституционно-правовые нормы и институты отрываются от специфического культурного и мировоззренческого контекста, в котором они формировались. Как сегодня осознано многими исследователями, «культура имеет значение»16. Это означает, что даже в стране, в которой нет конституционно-правового регулирования, т.е. не наложены правовые ограничения на функционирование публичной власти, можно заниматься наукой конституционного права, но на материале стран, в которых конституционно-правовое регулирование осуществляется и развивается.
С этих позиций понятие «российская наука конституционного права» не означает наличия какого-либо уникального российского конституционного права (и соответствующей уникальной российской конституционно-правовой науки). По сути, речь может идти лишь о науке конституционного права в России, в рамках которой происходит изучение отечественными специалистами универсальной (хотя бы по некоторым базовым параметрам) конституционно-правовой материи (общий компонент науки конституционного права). На основании этого осуществляется анализ российской конституционной модели и практики ее реализации (национальный компонент науки конституционного права).
Общий компонент науки конституционного права, таким образом, сориентирован на универсальные способы ограничения публичной власти и защиты прав и свобод человека. Это достигается прежде всего путем описания и анализа конституционно-правового регулирования в наиболее развитых в правовом отношении государствах современности.
Однако в России так сложилось, что данный компонент науки конституционного права развивается, как правило, конституционалистами-зарубежниками, занимающимися изучением конституционного опыта государств Западной Европы и Северной Америки, а также специалистами либерального толка по общей теории права и государства. В то же время национальный (собственно российский) компонент науки конституционного права существует несколько обособленно и, как правило, ориентирован на легистский анализ отечественного конституционного законодательства17. Подобное положение дел обусловлено, видимо, обособленным существованием советского государственного права и буржуазного государственного права (и соответствующих им наук), которые долгое время рассматривались в антагонистическом ключе18. Коррозия советского идейного наследия постепенно, думается, разъедает и данный подход.
Представляется более целесообразным и методологически корректным в понятие «российская наука конституционного права» включать оба указанных компонента (части, раздела) — общий и национальный (условно можно назвать его особенный, российский)19.
Итак, как следствие, мы считаем, что возникновение и развитие науки конституционного права напрямую не связано с наличием конституционных границ публичной власти в конкретной стране. В конце концов, Российская империя до 1905 г. не имела конституционно-правового развития, но это не означает, что не было трудов российских исследователей, развивающих доктрину конституционного права. Другое дело, что эта доктрина преимущественно развивалась на основе конституционного опыта ведущих западноевропейских государств.
Следует также помнить, что конституция и сопутствующее ей регулирование могут иметь фиктивный характер, служить фасадом, прикрывающим глубоко авторитарную сущность публично-властных институтов. Здесь мы сталкиваемся с проблемой другой рода: тоталитарные режимы за минувшие сто лет достигли больших успехов в деле имитации конституционно-правовых институтов развитых в правовом отношении государств. Советские конституции закрепляли широкий перечень прав и свобод, регулировали вопросы осуществления публичной власти, но реального регулятивного значения не имели и никоим образом не ограждали человека от всесильного репрессивного аппарата.
Какие же факторы обусловливают возникновение науки конституционного права? Полвека назад И.Д. Левин писал: «Для того чтобы наука государственного права как юридическая наука возникла и устоялась, необходимо было, чтобы правовое регулирование форм и способов осуществления власти в государстве, т.е. структуры, образования и деятельности органов государства (что составляет значительную часть его содержания, хотя и не исчерпывает его), достигло известного развития, чтобы сложилась более или менее значительная система правовых норм, регулирующих эту сферу отношений, чтобы возникли в связи с этим на практике вопросы, требующие юридически (курсив наш. — А.Л.) обоснованного разрешения, а не просто решения по произволу того или иного лица, обладающего достаточной фактической властью для принятия решения и проведения его в жизнь»20. Правда, этого недостаточно и «для развития науки государственного права как самостоятельной юридической науки... необходимо было к тому же еще осознание особых черт правового регулирования данных отношений, обусловленных специфическим характером предмета регулирования»21. Однако И.Д. Левин, зажатый идеологическими тисками, сводил эти особые черты к «классовой функции».
Конечно, становление того или иного общества на путь правового развития дает толчок юридическим исследованиям, так как возникает потребность в теоретическом осмыслении этого движения, его путей и средств22. Но сводить становление науки конституционного права (и науки права вообще) лишь к этому было бы непозволительным упрощением. Для развития науки нужна определенная инфраструктура, сеть научных коммуникаций, институты накопления и передачи знания (университеты, научные общества, журналы и прочие элементы профессионализации юридического знания), а также наличие определенной «критической массы» юристов-исследователей, для чего необходимо опять-таки развитие юридического образования23.
Можно перечислять и другие необходимые условия, но они пока не дают ответа на поставленный вопрос о возможности существования науки конституционного права в дореволюционной России и в советское время. Ключевой, на наш взгляд, в данной ситуации является проблема, насколько в странах, не имеющих конституционных границ властвования, можно изучать конституционный опыт других государств и давать ему беспристрастные оценки. Вследствие чего важнейшей предпосылкой для развития юридической науки является возможность ведения свободной дискуссии о конституционно-правовом развитии в принципе, т.е. возможность говорить, писать и иным образом распространять точки зрения, отличающиеся от официально заданных (если такие имеются). Сюда же примыкает возможность общения с иностранными коллегами, обучения в зарубежных университетах и пр.
Указанная возможность ведения свободной научной дискуссии обусловливается определенной степенью автономии научного сообщества от политической власти. Одной из характерных черт тоталитарных политических режимов является попытка «полного погружения* личности в систему власте отношений, минимизация сфер, не опосредуемых публичной властью, и, таким образом, обеспечение тотального контроля над личностью. Применительно к научной среде это означало, что ученый может заниматься только одобряемыми направлениями исследований. И если в дореволюционной России правовед мог подать в отставку с университетской кафедры и заниматься научными разработками в частном порядке, мог уехать и вести научную деятельность за границей, как делали, например, М.М. Ковалевский и П.Г. Виноградов, то в советский период такой возможности не было24.
Рассмотрим условия возникновения науки конституционного права применительно к российской дореволюционной юридической науке. Переходя непосредственно к данному вопросу, мы сталкиваемся с тем, что невозможно назвать точную дату возникновения российской науки конституционного права. Это обусловлено рядом факторов. Во-первых, нет (и вряд ли будет) окончательной ясности в вопросе о том, что представляет собой юриспруденция как социальная наука. Это та сфера, в которой невозможно выработать итоговое решение. Соответственно, если мы не можем исчерпывающе обосновать, что есть российская наука конституционного права, мы не в состоянии вынести строгое суждение касательно времени ее возникновения. Во-вторых, можно довольно уверенно утверждать, что возникновение науки конституционного права не одномоментное действие, а процесс, который растягивается на многие годы, охватывает жизнь и творческую деятельность не одного поколения юристов. В этом смысле, возможно, более корректно говорить не о возникновении, а о становлении российской науки конституционного права, подчеркивая длящийся характер развития.
В немногочисленных специальных трудах, в которых рассматриваются вопросы исторического развития науки конституционного права, ее формирование обычно датируется второй половиной XIX — началом XX в. В дореволюционный период В.М. Гессен связывал становление догматической науки государственного права, отечеством которой является Германия, «с окончательным торжеством конституционного строя, во второй половине XIX в.»25 Советский государствовед И.Д. Левин писал, что «буржуазная» наука государственного права возникла в XIX в. «с ее многочисленными школами и доктринами», оформилась же по существу «как самостоятельная отрасль буржуазной науки права лишь во второй половине XIX в., а периодом ее расцвета можно считать последнюю четверть XIX и начало XX в.»26 В.А. Туманов вторит ему: «Наука государственного права сложилась как самостоятельная научная дисциплина в условиях буржуазного строя примерно в середине XIX в. Во весь голос она заявила о себе в последней четверти XIX в. и на рубеже нового, XX в.»27
Примерно к тому же периоду исследователи относят и возникновение науки конституционного права в России. А.С. Автономов пишет о рубеже XIX и XX в.28, Н А. Богданова немного сдвигает временные рамки, связывая становление науки с курсами в Московском университете и трудами Б.Н. Чичерина и Ф.М. Дмитриева, т.е. с 60-ми гг. XIX в29. Несколько противоречивую позицию занимает А.Б. Дидикин30, который, с одной стороны, говорит о становлении науки конституционного права в России в начале XIX в., с другой — несколькими страницами позже относит генезис данной науки уже ко второй половине XIX — началу XX в.
Известный дореволюционный конституционалист С.А. Корф относил возникновение русской науки государственного права к середине XIX в.: «В отличие от западной русская наука государственного права еще очень молода; только в середине XIX в. находим мы начало ее самостоятельности и окончательное выделение в качестве особой дисциплины из общего правоведения»31.
Куприц Н.Я., назвав свой труд «Из истории государственно-правовой мысли дореволюционной России», видимо, не хотел выносить на суд широкой публики упоминание о дореволюционной науке государственного права. Хотя, как отмечает Н.А. Богданова, в рамках курса, посвященного истории науки советского государственного права, выделяется тема «Из истории русской дореволюционной науки государственного права»32. Видимо, это обусловлено тем, что сложно было говорить о наличии науки государственного права на всем протяжении XIX века. Кроме того, таким образом обходился молчанием тяжелый для того времени вопрос о преемственности государственно-правовой мысли33.
Богданова Н.А. среди препятствий формирования науки государственного права в России отмечает отсутствие «сложившейся отрасли позитивного права, которая регулировала бы вопросы власти, правового положения сословий, взаимоотношения верховной власти и подданных», наличие самой самодержавной власти. Как следствие, «в период своего становления государственно-правовое знание складывалось из комментариев весьма бедных по содержанию... Зарождавшейся науке об устройстве государства и положении в нем подданных оставалось либо прирастать за счет вводимых с известной осторожностью в научный оборот сведений о зарубежных правовых нормах и идеях, либо развивать историческое, абстрактно-теоретическое направление, оторванное от позитивного права, но важное для его создания»34. Как образно писал В.М. Гессен, «до тех пор пока монарх может сказать о себе «государство — это я», науке государственного права нет и не может быть места»35.
Корф С.А. в связи с этим отмечал: «Главными причинами такого позднего обособления госуд. права были, во-первых, общая слабая разработанность науки правоведения, во-вторых, политическое давление и цензурные условия, лишавшие исследователей русской государственности необходимой им свободы научной работы, а в-третьих, недостаточное, в начале XIX в., развитие русской культуры и тогдашнего умственного уровня русского общества»36.
Ситуация в российском правоведении XVIII — начала XIX в. характеризуется почти полным отсутствием научной систематизации правовых знаний. Н.Я. Куприц характеризовал этот период как господство школы «законискусников» — практических знатоков законодательства37. Аналогичной позиции придерживается В.А. Томсинов, по мнению которого юриспруденция в Российской империи до середины XVIII в. носила исключительно прикладной («дьяческий») характер, и кардинально это положение не изменилось к первой трети XIX в.: «Процесс формирования отечественного научного правоведения, начавшийся с середины XVIII в., не завершился к началу XIX в. В России не появилось достаточного числа ученых- правоведов, способных обеспечить теоретическую подготовку широкого слоя профессиональных юристов. Но самое главное, что и сама национальная юридическая наука не смогла выйти из зародышевого состояния»38.
Ситуация 30—50-х гг. XIX в. описывается В.А Томсиновым в более оптимистическом духе, он видит серьезные подвижки в становлении юридической науки, говоря, что «русское правоведение середины столетия отличалось от правоведения начала его примерно в той же степени, в какой русская литература Пушкина и Гоголя отличалась от литературы Фонвизина и Державина»39. Однако было бы неверным, на наш взгляд, распространять это утверждение и на науку государственного права.
Сам В.А. Томсинов в основном описывает развитие изучения и преподавания римского права, истории русского права и т.д., почти не упоминая науку государственного права. Можно согласиться с критическим суждением Н.Я. Купри- ца о развитии государственно-правовой науки того времени: «Университетская государственно-правовая наука тех лет характеризуется апологетикой самодержавия в сочетании с догматическими описаниями существующей государственной системы... Изложение действующего законодательства даже без комментариев характерно для преподавания государственно-правовых (и вообще правовых дисциплин) и в других (помимо Московского. — А.Л.) университетах Российской империи той эпохи»40.
Характерным примером подобного некритического описательного подхода может служить работа К. Дюгамеля41. Уже в предисловии отмечается, что «исполинский труд» — Свод законов Российской империи — «слишком пространен, чтобы быть приноровлен к нуждам учащегося юношества», поэтому недостает «краткого... руководства к познанию главных действующих у нас Государственных Постановлений», и «сей недостаток» автор и пытается исправить42.
Иную позицию отстаивает А.Б. Дидикин, который видит рождение российской науки государственного права в первой половине XIX в. По его мнению, уже на рубеже XVIII — XIX вв. происходит формирование научных представлений об объекте и предмете конституционно-правового регулирования; отечественные политические деятели вносят существенные изменения в содержание принципов конституционализма, таких как принцип верховенства конституции, принцип приоритета прав человека, принцип разделения властей, принцип федерализма43. АБ. Дидикин также отмечает разработку понятийного аппарата науки и методов научного познания44. Нам все-таки представляется, что наличие разработок государственно-правового характера в работах АН. Радищева, М.М Сперанского, Н.М. Муравьева и даже выделяющегося из общего ряда А.П. Куницына не свидетельствует о возникновении науки конституционного права. Для этого необходимо стечение целого ряда факторов.
Завершение царствования императора Николая I, получившее название «мрачное семилетье», ознаменовалось наступлением, среди прочего, и на университеты как источники вольнодумства. В частности, это вылилось в исключение преподавания иностранного государственного права из университетских учебных курсов45, а еще раньше — в 1835 г. — по высочайшему соизволению из университетской программы был исключен в качестве самостоятельного курс естественного права, видимо из-за опасения, что он способен возбудить разного рода дерзновенные мечтания и поколебать устои российской государственности46.
В целом необходимо отметить, что, несмотря на отдельные заметные фамилии (например, С.Е. Десницкий и А.П. Куницын), говорить о государственном праве как о науке ранее 60-х гг. XIX в. не приходится. В то же время полвека царствования императоров Александра I и Николая I оказало влияние на будущее формирование науки государственного права в России. Прежде всего, следует отметить развитие высшего образования — учреждение ряда университетов и Императорского училища правоведения47. Основание Императорского училища правоведения было большим шагом на пути профессионализации юридического знания, что является важной предпосылкой для его последующего научного осмысления. Р.С. Уортман отмечает: «До царствования Николая I обучение юриспруденции предполагало лишь умение копировать бумаги и знание канцелярских формальностей»48.
Сложно однозначно оценить вклад систематизации российского законодательства, проведенной под руководством М.М. Сперанского, в развитие науки государственного права. С одной стороны, становление законодательного регулирования может рассматриваться в качестве предпосылки развития конституционно- правовой науки. С другой стороны, как отмечает Р. Кабрияк, «годы, следующие за принятием какого-либо кодекса, небогаты на реформы, как будто кодификация опустошает всю законодательную энергию»49. Кабрияк назвал данное явление «эффект кристаллизации», отметив, правда, что он «в меньшей мере присущ кодификациям — компиляциям»50.
Действительно, в условиях осуществленной систематизации законодательства ученые вместо развития собственно теоретической составляющей науки начинают заниматься комментированием этого законодательства (как это заметно в наши дни!)51. А если к этому прибавить цензурные ограничения, то ситуация для развития науки государственного права становится безрадостной. Важно отметить, что негативный характер издания Свода законов вкупе с притеснением свободы научного поиска был отмечен и дореволюционными государствоведами. А.С. Алексеев писал: «Стали ограничиваться компиляцией и перестановкой статей Свода, не возводя их к общим началам и научным постановлениям... Тормозом для успешного развития русского государственного права было, однако, не только издание Свода, но и те неблагоприятные условия, которые наступали в течение второй четверти настоящего столетия (XIX в. — А.Л.) для развития научной деятельности вообще и разработки государственных наук в особенности. Они и привели к полному упадку русского государственного права»52.
В связи с этим вряд ли можно согласиться с суждениями В А. Томсинова, что вследствие издания «Полного собрания» и «Свода законов» Российской империи характер русской научной юриспруденции неизбежно должен был решительно измениться и, как следствие, было положено начало формированию науки государственного права в России53. Также мы не считаем, что формирование государственного права как отраслевой юридической дисциплины и учебного курса было окончательно закреплено университетским уставом 1835 г., в котором предполагалось изучение российских государственных законов54.
Царствование императора Александра II стало ключевым моментом для развития науки государственного права. Среди причин, способствовавших этому, следует указать поворот России в сторону правовой государственности. Однако неверно было бы связывать реформы Александра II и возникновение науки государственно го права с юридическим ограничением самодержавной власти — этого как раз и не произошло. В силу чего научная разработка проблем конституционного права не означала перехода к конституционному правлению. «“Рождение” российского публичного (но не конституционного. — А.Л.) права происходит в XIX веке»55, справедливо пишет Ю.А. Тихомиров. Ю.В. Пуздрач в своем капитальном труде связывает правление Александра II с формированием реальных предпосылок конституционного развития, но исходным пунктом считает события 1905 г.56 Но отсутствие правовых ограничений власти монарха не отменяет того факта, что именно в ходе реформ Александра II в России внедрялись важные институты правовой государственности. Особо следует отметить смягчение цензурного гнета и расширение автономии университетов, что способствовало возникновению форума для свободной дискуссии о конституционно-правовом развитии (пусть не всегда самой России, но хотя бы зарубежных государств)57.
Среди условий возникновения науки государственного права, названных нами выше, следует также выделить развитие сети научных коммуникаций и в некотором смысле институционализацию конституционно-правового знания. Можно отметить несколько проявлений такого развития.
Во-первых, именно во второй половине XIX в. появляется целый ряд юридических периодических изданий (журналы, газеты, вестники и т.д.)58.
Во-вторых, в отличие от Университетского устава 1835 г. Университетский устав 1863 г. предусматривал создание кафедры государственного права, где читались такие курсы, как теория государственного права, государственное право важнейших иностранных государств, русское государственное право59. На значение обособленного преподавания конституционно-правовых дисциплин для развития науки конституционного права обращает внимание А. фон Богданди: «В странах, где академическая программа включает курсы сравнительного конституционного права, последнее разработано намного лучше, чем в странах, где таких курсов нет. Институционализация определенной области права как предмета преподавания ведет к тому, что профессора уделяют больше внимания учебной литературе, что потенциально ведет к появлению некоторого фундаментального текста по дисциплине в форме объемного трактата»60.
В-третьих, в 1860—1880-е гг. выходит целый ряд работ, посвященных государственно-правовой проблематике, в том числе и первые полноценные учебники по русскому государственному праву и государственному праву зарубежных государств, среди которых особенно выделяются труды Б.Н. Чичерина и А.Д. Градовского61. Автор, по-видимому, первого учебника русского государственного права И. Андреевский по этому поводу писал, что «у нас таких учебников Русского Государственного права вовсе нет... в этом случае нет опыта, нет руководителя, нет возможности, исправляя ошибки предшественника, учиться у него и идти вперед. Это самое дает вместе с тем некоторое право на снисходительный суд к первому опыту Русского Государственного права»62. Особо следует отметить фундаментальный трехтомный курс А.Д. Ірадовского «Начала русского государственного права». Как писал Н.М. Коркунов, «автор ставит вопрос нашего государственного устройства государственного управления на ту почву, на какую ставит их современное состояние юридической науки на Западе... Он первый в своей книге, не ограничиваясь историческим разъяснением отдельных институтов, дал им теоретическое юридическое освещение, осмыслил их как юридические институты, а не только как исторические факты вообще»63.
В-четвертых, отечественные ученые-конституционалисты стали воспринимать свое поле деятельности как специальное направление научных исследований, т.е. произошла в некотором смысле их самоидентификация. В качестве подтверждения можно указать на появление в учебных курсах конца XIX — начала XX в. специальных параграфов, посвященных науке государственного права, в том числе и отечественной науке государственного права64. Следует также отметить, что во второй половине XIX в. выходит в переводе на русский язык ряд работ иностранных авторов, посвященных в той или иной мере конституционно-правовой проблематике65. Конечно, для университетских профессоров, свободно владевших, как минимум, одним, а чаще двумя и более иностранными языками, непосредственно для развития науки государственного права это не играло такой уж большой роли. Скорее, эти работы предназначались для читающей публики. Но даже изданные для этих целей, они, на наш взгляд, способствовали популяризации государственно- правового знания и конституционного опыта зарубежных государств, а также, возможно, привлечению новых кадров в науку государственного права.
Во-первых, можно отметить, что отсутствие конституционно-правовых границ властвования в соответствующей стране не означает, что в ней нет места конституционно-правовой науке, равно как наличие писаной конституции не гарантирует, что такая наука существует. Это однако не отменяет того факта, что поворот того или иного общества в сторону правового развития делает актуальными конституционно-правовые исследования. С этих позиций, на наш взгляд, российская наука конституционного права включает общую компоненту, ориентированную на универсальные способы ограничения публичной власти и обеспечения прав человека, и национальную компоненту, в рамках которой (через призму общей компоненты) происходит анализ российской конституционной модели и практики ее реализации.
Во-вторых, для развития науки нужна определенная сеть научных коммуникаций, институты накопления и передачи знания (университеты, научные общества, журналы и прочие элементы профессионализации юридического знания), а также необходимо наличие определенного числа юристов-исследователей (формирование профессиональной корпорации), что, в свою очередь, во многом обусловлено развитием юридического образования. Одновременно важнейшей предпосылкой для становления юридической науки в целом (и науки государственного права в частности) является автономия научного сообщества от политической власти, которая обусловливает возможность ведения свободной дискуссии о конституционно- правовом развитии.
В-третьих, в российском обществе условия для возникновения национальной науки государственного права сложились не ранее 60—70-х гг. XIX в. Отечественная конституционно-правовая наука вышла на авансцену во второй половине XIX в. (Б.Н. Чичерин, И.Е. Андреевский, В.И. Сергеевич, А.Д. Градовский) и XX век встретила как самостоятельная научная и учебная дисциплина. События 1905 г. дали новый толчок развитию государственно-правовой науки, появлению оригинальных работ не только учебного, но и собственно монографического плана. Однако жить этой науке оставалось считанные годы.