С каждым новым днем, с каждым новым трудом в области социальных наук все более и более выясняется пред нами громадное значение в истории общества и в общественной жизни каждой данной эпохи внутренних, имущественных отношений. С каждой протекшей минутой мы все более и более отдаляемся от того господствовавшего некогда воззрения, что история человечества является исключительным результатом деяний различных великих людей, результатом выигранных или проигранных сражений. Историческая наука давно уже подметила под всеми подобными событиями более глубокие факторы, более глубокие силы, скрывающиеся и действующие в самих недрах народной жизни. В числе этих факторов историческая наука отметила и имущественные отношения, господствующие в среде данного общества в каждую данную эпоху.

Мы далеки от того, высказывающегося нередка в последнее время направления, которое считает возможным объяснить всю историю человечества во всех его проявлениях только одним этим фактором, которое считает возможным вывести все повороты в прошлом человечества исключительно из такого или иного строя имущественных отношений, считая все остальные стимулы человечества чем-то производным, зависимым, второстепенным. Мы считаем это направление увлечением, хотя и понятным, но тем не менее, как известная философия истории, совершенно несостоятельным.

Но и не разделяя крайностей упомянутого направления, мы должны однако признать, что роль имущественных отношений в жизни обществ и их истории чрезвычайно велика. Обыденная жизнь каждого отдельного члена общества в значительной степени наполнена интересами обладания и приобретения. Как бы ни казались мелки эти интересы в отдельности, но в общей массе, в целом обществе совокупность однородных интересов и коллизия противоположных представляют такие силы, которые могут и созидать, и разрушать целые общественные организмы. Имущественные интересы, представляясь ничтожной капелькой, пока идет речь об отдельном индивидууме, в целом обществе являются уже огромными волнами, то мирно движущими поверхность общественной жизни, то потрясающими ее до основания в периоды обострения противоположностей, в периоды кризисов. Как от действия прибрежной волны может мало по малу измениться очертание берега, так же точно под влиянием незримых течений в области имущественных отношений может до неузнаваемости измениться физиономия общества. И эти изменения будут зачастую несравненно грандиознее, чем любой из политических или военных переворотов.

Вглядитесь, например, в строение гражданского общества на одной из древнейших ступеней развития: перед вами для гражданского права нет отдельных индивидуум, а есть только известная коллективная единицы – семьи. Не отдельные лица, ее составляющие, даже не pater familias, являются собственниками и распорядителями имуществ, находящихся в доме и при доме, - а именно вся семья, как одно целое, скажем даже, как одно юридическое лицо. Отсюда целый ряд весьма важных последствий: невозможность для кого бы то ни было из наличных членов семьи, даже для самого pater familias, отчуждать при жизни то имущество, которое считается хозяйственным основанием и принадлежностью семьи, дома; невозможность передать это имущество по завещанию кому либо другому, кроме наследников естественных; полная ответственность этих наследников за долги и т.д. Из всего этого видно, что общество, в котором действуют такие нормы, построено по типу, далеко отличному от нашего индивидуалистического. Поднимаемся теперь в лестнице истории на одну ступень выше. Мы видим уже, что собственником и распорядителем семейного имущества является глава семьи – pater familias; все остальные члены семьи находятся в его власти и для гражданского права им совершенно закрыты: мы имеем следовательно еще известное семейное единство, но это единство уже совершенно другого рода, чем прежнее: там семья закрывала и самого pater familias, здесь pater familias закрывает собой семью. Переворот, неисчислимый по своим последствиям и вместе с тем являющийся первым шагом к разложению юридического единства семьи, к индивидуализации ее. За эманципацией pater familias из под семейной оболочки последует эманципация жены и детей, - и еще на следующей ступени истории мы вместо семейно-имущественного единства находим полную обособленность, полную разграниченность гражданских прав каждого отдельного индивидуума. Общество таким образом индивидуализируется.

Какой громадный переворот – и вместе с тем как незаметны, как неуловимы для глаза истории процессы и течения, его произведшие. Они совершались там – в самой глубине народной жизни, в сферах обыденных, повседневных отношений, - а в результате их однообразной вековой работы колоссальный переворот, совершенно изменивший, совершенно перестроивший весь общественный организм.

Если, внутренние имущественные отношения общества играют такую важную роль в жизни и истории его, то вполне естественно, чтобы и мысль этого общества уделяла им соответствующую долю внимания.

Процессы, подобные вышеприведенному, совершались конечно вполне без участия сознания со стороны тех обществ, в среде которых они происходили. Только мы теперь по начальным и конечным пунктам можем знать, что в такую эпоху совершался такой-то процесс, но современники его не замечали ни сущности его ни того, куда он приведет. Отношения развиваются сами собой, не управляемые ни мыслью, ни волей общества. Современникам они кажутся естественными и простыми, - а между тем очень часто такое естественное развитие несет в себе и прогрессирующую болезнь общества, болезнь, которая потом в конце губит целый колоссальный общественный организм.

Так напр., римляне быть может более, чем какой либо другой народ, были проникнуты чувством индивидуальности; им казалось, без сомнения, так же, как и нам, совершенно естественным стремление каждого быть юридически вполне свободным распорядителем своего имущества и своего труда. И вот – мало по малу под влиянием этого стремления распадаются связи общинные, родовые, семейные; падают всякие ограничения относительно распоряжения недвижимостью, устанавливается полная свобода договоров. Процесс совершенно естественный. Но вот, к этому естественному процессу приходят другие – по историческим законам не менее естественные – обстоятельства, - и в результате их совместного действия к концу республики происходит то, что земли сосредотачиваются в руках немногих капиталистов; средние и мелкие землевладельцы совершенно исчезают в Италии, а вместо них в Риме появляется неслыханная масса голодного, беспочвенного и распущенного пролетариата, не имеющего ни твердых политических интересов, ни ясного государственного смысла. А между тем именно этот народ и является вершителем судеб полумира, потому что он составляет подавляющую массу в римском народном собрании. Понятно, что при таком шатком основании блестящей римской республике суждено было только погибнуть.

Было бы очень печально, если бы подобные уроки истории прошли для нас бесплодно, не научивши нас ничему. А первое, чему учат эти уроки, заключается в том, что мы должны с полным вниманием относиться к имущественным отношениям внутри обществ и постараться овладеть ими, не полагаясь на их естественное развитие, потому что такое развитие при известных обстоятельствах может повести к весьма печальным результатам. От бессознательной покорности такому естественному развитию мы должны перейти к сознательной деятельности в этой области, должны овладеть течением, стать господами его, чтобы направлять его туда, куда влекут нас наши идеалы и желания.

Но овладеть этими отношениями – значит прежде всего понять их, т. е. понять их историческое происхождение, их сущность и отношение к высшим идеалам человечества. 

В системе современного знания отношения этого рода, т.е. имущественные отношения внутри общества, составляют предмет двух наук: политической экономии, которая имеет своею задачею исследовать их с экономической стороны, и гражданского права, которое изучает их юридическую природу. Уже из того обстоятельства, что обе эти дисциплины занимаются одним и тем же предметом, можно заключать, что между политической экономией и гражданским правом должна быть очень тесная связь. И действительно экономическая сторона этих отношений сплошь и рядом теснейшим образом сплетается со стороною юридической, так что ни политику-эконому, ни цивилисту нельзя ограничиваться только своею непосредственной задачей. «Правоотношения, как собственность , наследование и т.д., говорит один из виднейших представителей современной политической экономии – Адольф Вагнер¹ (Lehr – und Handbuh d. polit. Oekonomie I-te Hauptabth. 2 Theil 3 Aufl. S. 11.), касаются хотя и не исключительно, но все-таки в существе экономических отношений; они только облекают экономическое содержание в юридическую форму. Не принимать этого содержания во внимание – было бы коренною ошибкой». Только совместная рука об руку работа политико-экономиста и юриста будет в состоянии представить вопрос в его истинном освещении.

К сожалению эта истина начала сознаваться только с недавнего времени, но за то в последнее время все чаще и чаще, как со стороны юристов, так и со стороны экономистов раздаются голоса, требующие, чтобы между этими обеими науками была постоянная связь, постоянное взаимное чувствование. Так напр. цитированный нами только что А. Вагнер, посвятивший целый том экономическому обозрению имущественного права² (I. eit. “Volkswirthschaft und Reht, besonders Vermogensrecht”.) почти в каждой главе его жалуется на отсутствие этой связи и этой солидарности. 

Предоставив экономическую оценку имущественных отношений политической экономии, но не разрывая связи с нею, гражданское право должно на себя взять юридическую сторону их. Оно должно, след., дать нам то понимание этих отношений, о котором говориться выше, то понимание, которое только и может нас сделать господами событий, а не покорными рабами их.

Выполняет ли эту задачу наука гражданского права при ее современной постановке?

К сожалению, мы должны ответить: только в весьма малой степени, - и виною этому является та тенденция, которая безусловно доминирует в цивилистике вплоть до настоящего времени. Главною задачей цивилиста считалось – создать хороших судей, умеющих толково разобраться в представившемся на практике случае и толково применить закон. Эту задачу преследовала как цивилистика средних веков так же точно и цивилистика новейшая. Отсюда – недавнее и относительно слабое развитие истории права, отсюда преобладающая догматичность и даже казуистичность юридических сочинений и юридических лекций, отсюда весьма редкое и всегда поверхностное обозрение институтов гражданского права с точки зрения de lege ferenda.

В исключительном преследовании этой задачи, забывали, что на долю юриста выпадает и другая не менее, а может быть и гораздо более важная миссия. Юрист должен быть не только судьей и применителем права, а зачастую и творцом права, законодателем, хотя бы и не в формальном смысле. На его плечи сплошь и рядом возлагается обязанность выработать новую норму для вновь народившихся отношений, изменить струю соответственно изменившимся условиям жизни, а иногда пересмотреть и создать заново целый гражданский уклад, целый гражданский кодекс. Даже если он и не призван к непосредственной деятельности подобного рода, он все-таки чувствует на себе гражданский долг, всеми, доступными ему способами – словом печатью и пр. – влиять на улучшение и совершенствование своего права.

И вот для этой-то задачи современный юрист оказывается совершенно неподготовленным: его учили только применять закон и не дали никакого умения судить о нем. У него зачастую нет даже истинного понимания того, какое место занимает подлежащее его юридической оценке явление в системе современного гражданского строя: есть ли оно логическое последствие какого-либо из коренных принципов этого строя, или же нечто извне пригнанное; есть ли оно отголосок старого, или же первый проблеск чего-либо грядущего. Он не имеет для оценки устанавливаемой нормы ни материалов, ни методов, ни критерия. Одним словом, он представлен в этой роли только своей собственной непосредственной интуиции; он руководится чутьем, но отнюдь не сознанием и пониманием.

Хорошо, если это чутье подскажет ему правильную постановку вопроса; но это бывает редко; гораздо чаще он бессознательно для самого себя пойдет вслед за течением, станет рабом его, а не его господином.

В каком затруднительном и беспомощном положении оказываются даже лучшие юристы, когда они попадают в эту роль, - показывает история всех без исключения законодательных работ – даже последнего времени, напр., в особенности история недавнего принятого в Германии общегерманского гражданского уложения, которое даже в своем окончательном виде вызывает много справедливых упреков в этом смысле и в жизни, и в литературе.

Отнюдь не имея намерения отрицать или предавать забвению первую задачу цивилистики – образовать толковых и дельных судей, - мы хотели бы только с особенной настойчивостью указать на необходимость в изучении и преподавании гражданского права принимать во внимание и упомянутую другую задачу. Юриспруденция должна сделать юристов в полной мере господами своего права. Судья только применяет право, но всякий образованный человек, а тем более юрист, должен иметь всегда ясное представление о краеугольных принципах своего права, об отношении этих принципов к прошлому человечества и к идеалам его будущего.

Для достижения этой задачи необходимы, разумеется, коренные реформы и в методах изучения гражданского права и в способах его постановки в университетском преподавании. Я не задаюсь целью представить вашему вниманию какой-либо полный, законченный план этих желательных реформ, но я хотел бы указать на те общие начала, которые, по моему мнению, необходимо должны быть положены в изучение и преподавание гражд. права для того, чтобы оно удовлетворяло требованиям и запросам современности.

Чтобы овладеть гражданским право в указанном выше смысле, говоря вообще, необходимо троякое: Во-первых, необходимо самым широким образом изучить правовое прошлое человечества, чтобы познать оттуда общие законы его развития, увидеть те силы и факторы, которые так или иначе влияют на это развитие, а с другой стороны, чтобы познать и влияние права на общий прогресс человечества. Во-вторых, необходимо изучить настоящее гражданско-правового строя с точки зрения его теоретической сущности, его выражения в действительности и его отношение к нашим идеалам справедливости, порядка, общего блага. Наконец, в-третьих, необходимо изучить те методы и приемы, посредством которых мы могли бы воздействовать на право в будущем, и тем направлять его для доступного нашим силам осуществления на земле наших идеалов. – Отсюда сама собою представляется надлежащая схема теоретических наук о гражданском праве.

Первою ступенью в этой схеме должна быть история гражданского права.

В настоящее время в системе юридических наук исторические задачи преследуют обыкновенно два курса: история местного, национального права и затем история римского права. Очевидно, что такая постановка далеко не может быть признана достаточною. Во-первых, история национального права и история римского права, как в изучении, так и в преподавании почти не чувствуют никакой связи между собой: каждая идет своей дорого, почти не справляясь с работами и выводами другой. А между тем они имеют своим предметом одно и то же – историю гражд. права, и в развитии общих систем при сравнении оказались бы аналогии или противоположности, надлежащее объяснение которых принесло бы бесспорно гораздо большее понимание истинной истории права, чем сотни затверженных выдержек из древних надписей, актов и т. п. Во-вторых, для познания общих законов правового развития ни в каком случае нельзя ограничиться изучением правовой истории этих двух народов; процессы этого развития, поскольку они выражаются в истории каждого отдельного народа, суть только частные процессы, а для получения наиболее верного вывода, необходимо, как известно, наблюдение возможно большего количества частных явлений. Из всего этого само собою естественно вытекает тот вывод, что история права только тогда станет на высоту своего призвания, если она будет изучаться и преподаваться, как наука единая, как общая история гражданского права.

Вторую ступень в теоретической подготовке цивилиста должна, по нашему мнению, занять наука, которая возьмет на себя изучение основных гражданско-правовых отношений с их юридической стороны, подобно тому как политическая экономия изучает их со стороны экономической. Эту науку мы назвали бы общей теорией гражданского права.

Уже в настоящее время в курсах, посвященных отдельным национальным системам гражд. права, почти всегда изложению данного института предпосылается обозрение юридической сущности этого института и его положения в важнейших иностранных законодательствах. В этих общих обзорах сказывается потребность в предварительном теоретическом освещении этих институтов, прежде нежели перейти к их догматике по действующего национальному праву. Но само собой разумеется, что такие разорванные и всегда более или менее поверхностные обзоры далеко не в состоянии в полной мере удовлетворить этой потребности: они всегда, даже во всей своей сумме, будут представлять только нечто разрозненное, случайное, сказанное, что называется, только к слову. А между тем указанная потребность вполне законна и имеет полное право на совершенное удовлетворение. Такое удовлетворение может быть дано только наукой, которая специально возьмет на себя теоретическое изучение основных гражданско-правовых отношений с точки зрения их юридической стороны.

Это изучение очевидно предполагает: во-первых, уяснение фактического, житейского содержания этих отношений; во-вторых, той задачи, которую эти отношения ставят для права; в-третьих, тех принципов, которыми право вообще стремиться удовлетворить этой задачей; и наконец, критическое освещение этих принципов с точки зрения их отношения к поставленной праву задачей к их другим основам общественной жизни. Так напр., теоретическое понимание института владения предполагает: а) уяснение самой сущности отношений, называемых владением (фактическое господство над вещью независимо от вопроса о праве на вещь); б) уяснение той задачи, которая ставиться этими отношениями праву (необходимость защиты владения, как такового); г) способы удовлетворения этой задачи правом (римская защита только т. н. владения; распространение этой защиты в германском праве и на случай detentio); наконец д) критическая оценка изложенных в предыдущей рубрике систем поссессорной защиты с точки зрения их соответствия основной задаче права по отношению ко владению. Те же самые вопросы представляются и при изучении всех других гражданско-правовых институтов: возьмите напр. институт юридических лиц, имущественные отношения между супругами и т. д. и т. д.: везде для полного уяснения этих институтов нужно ответить на те же вопросы. 

Очевидно, что при такой постановке общая теория гражданско-правовых отношений или общая теория гражд. права ни в каком случае не может быть соединения с догмой отдельного национального права: у той и другой различные задачи, а потому и различные методы, различные системы; при таких условиях соединять общую теорию гражданского права с догмой какого-нибудь положительного права – значит насиловать и то и другое. – Кроме этого чисто логического соображения в пользу выделения общей теории гражд. права в особенную самостоятельную науку, нужно иметь в виду еще и следующее: юриспруденция, давая юристу общее теоретическое понимание гржд. строя, не должна упускать из виду и практическую задачу университетского преподавания, задачу выработать из него толкового и дельного судью. Для достижения этой цели она должна дать юристу а) возможно большую сумму положительных знаний, и б) умение применять эти знания на практике, т. е. умение юридически квалифицировать каждый представившийся случай. Эта задаче может быть выполнена в обоих отношениях только более детальной догмой национального права в связи с самой широкой постановкой практических занятий. Некоторыми профессорами рекомендуется даже органическое соединение их с теоретическими лекциями³ (См. напр. Gustav Rümelin. Der civilistische Unterricht und das burgertiche Gesetzbuch 1896 S. 4-5; “… unter allen Umständen wird dem Learnenden seine Aufgabe ungleich leichter gemacht, wenn er nicht bloss receptive zuhörend. sondern selbst active mitarbeitend zu der Lösung der Probleme herangezogen wird, wenn also mit der Vorle-ung sofort praktische Uebungen uber das Vorgetragene verbunden warden”.). Само собою разумеется, что при необходимости такой более практической постановке преподавания национального права, тем менее возможно соединение его с общей теорией гражданского права. 

Наконец, третью и заключительную ступень в системе теоретических наук о гражданском праве должна занять т. н. политика гражд. права или гражданская политика, необходимость которой, как самостоятельной науки с особенной настойчивостью Л. О. Петражитским⁴ (“Die Fruchtvertheilung”, “Die Lehre vom Einkommen”, в особ. Bd II, Nachwort.), и все более и более признается в последнее время в среде германской науки. Гражданская политика должна изучить гражданское право, как орудие в наших руках для достижения наших идеалов, она должна изучить действие правовых норм на развитие явлений общественной жизни и общественной психологии и, подобно экономической, финансовой или уголовной политике, дать нам искусство посредством гражданского права служить делу общего развития человечества.

Таков, Мм. Тт., необходимый, по моему мнению, цикл теоретических наук о гражданском праве: общая история гражд. права, общая теория его и гражд. политика.

Я не боюсь упрека в беспочвенности, фантастичности или не положительности всех указанных наук; я уверен, что всякий знающий дело ближе, подобного упрека не сделает. Зачатки и материалы, как для общей истории, так и для общей теории гражд. права и гражд. политики уже есть, только они находятся еще в разбросанном, хаотическом состоянии и нуждаются лишь в сведении, систематизации и освещении их единым светом, единым принципом. Поэтому я не думаю, чтобы предложенная выше система была или несбыточна, или непрактична, а между тем только такая система может удовлетворять все более и более чувствующемуся в настоящее время стремлению к более широкому, более теоретическому изучению гражданского права.

Но до тех пор, пока эта система не водвориться в наших университетах, из всего сказанного выше само собой явствует, что мы должны тем более дорожить теми предметами, которые в существующем комплексе университетских наук являются предметами теоретическими. А таковым и является именно в области предметов цивилистических – римское право.

Поистине для профана удивительна судьба этого прав и его роль у новых народов западной Европы. Точно какой-то таинственный призрак, как-то сразу появляется оно в Болонском университете, быстро покоряет себе умы, быстро расходится по всей западной Европе, и, как бы лишая народы своей собственной воли, заставляет их перестраивать весь свой гражданский уклад по его велениям. Германия вся подчиняется ему, как праву непосредственно действующему; во всех остальных странах оно господствует над общественным мнением и через посредство этого мнения проходит мало помалу в законодательство. Везде оно является основой юридической литературы и юридического преподавания. Проходит много веков такого безусловного господства, и только тогда начинаются попытки эмансипироваться от римского права, стать выше его. Против него протестуют во имя забытых в пылу рецепции национальных основ права, но римское право сохраняет свою позицию. В странах создаются и вводятся новые национальные кодексы, как во Франции, Австрии, Италии и пр.; - казалось бы, что со введением их исчезал самый смысл для дальнейшего существования этого отжившего, замогильного, по мнению профана, прав, - а оно все-таки остается и в соображениях судьи, и в исследованиях ученого, и в лекциях профессора.

Свою удивительную устойчивость, свою удивительную неизбежность в современной юриспруденции и современном юридическом преподавании римское право выказало еще раз в настоящем году. Нынешним летом, как известно, было принято Германским Рейхстагом новое общегерманское гражданское уложение, которое отнимает собой у римского права, как такового, и в Германии всякое практическое значение, как прямое, так и субсидиарное. В ожидании этого события нередко слышались голоса, что со введением этого кодекса римскому праву останется только исчезнуть, так как предполагалось, что после этого германская юриспруденция, до сих пор по преимуществу романистическая, отвратить от него лицо свое. Но думавшие так жестоко ошибались.

В ожидании такого же события германские профессора собрались 23 марта настоящего года на конгрессе в Эйзенах, чтобы совместно выработать план цивилистического преподавания на будущее время. На этом конгрессе присутствовало 65 представителей германской науки, в числе которых били и романисты, и германисты, и представители других отраслей правоведения. Конгресс этот пришел к следующим заключениям:

Резолюция I.Курс юридических наук начинается с общего учения о праве, в особенности учения о гражданском праве.

Резолюция II. Лекциям о гражд. праве по новому уложению должны предшествовать: а) лекции по истории римского и германского права и б) лекции по системе римского и германского права. 

Таким обр. и после введения уложения римское право и в Германии, как и во всех других странах, остается в системе юридических наук, как неизбежный элемент в предварительной подготовке цивилиста. Профессор D-r Friedberg, бывший председателем Эйзенахского конгресса, в своем официальном отчете о нем⁵ (“Die künftige Gestaltung des deutschem Rechtsstudiums nach den Beschlüssen der Eisenacher Konferenz”. Lpz. 1896. S. 10.) так излагает соображения конгресса по вопросу о римском праве: «Мы должны иметь в виду предостерегающий пример французов, которые сначала сожгли римские корабли, а потом должны были снова вернуться к римскому праву, чтобы оживить дух своей науки. Должны ли мы оставить прежнюю дорогу как раз в то время, когда другие нации, наученные опытом, принуждены возвращаться к ней. Если Германия не будет иметь более романистов, то исчезнет и интернациональное значение юриспруденции.» - Другой повествователь об этом конгрессе – Otto Fischer – замечает: «Особенно приятно было то, что необходимость систематических лекций по рим. праву была без всяких споров признана не только германистами, но даже и представителями публичного права, со стороны которых было указано, как много они обязаны римскому праву даже в таких наисовременнейших дисциплинах, как административное право (Verwaltungsrecht)»⁶ (Der Rechtsunterricht und das bürgerliche Gesetzbuch Anf Grundlage der Beschlusse der Eisenacher Konferenz. Jena. 1896. S. 15.).

Два года тому назад в другом Университете я, задаваясь вопросом о том, что будет с римским правом после введения проектированного тогда германского уложения, говорит следующее⁷ (Роль римского права в правовой истории человечества и в современной юриспруденции. Вступ. лекция. Уч. Зап. Юрьевского Унив. 1894 г. № 3.):

«Как на заре возрождения римское право начало изучаться не потому, чтобы оно где-нибудь действовало, так же точно и в настоящее время оно изучается не потому, что оно действует в нескольких княжествах Германии. Если бы изучение его покоилось только на этом последнем обстоятельстве, то оно ограничивалось бы только этими местностями и во всяком случае не перешло бы границ Германии. Мы же видим, напротив того, что римское право изучается, как самостоятельный предмет и во Франции, и в Австрии, и в Италии, и в Англии и пр.: изучение римского прав идет везде наряду с изучением местного, национального права и предшествует этому последнему. При таких обстоятельствах вопрос о том, будет ли римское право господствовать на этих маленьких клочках земли или нет, - очевидно не может иметь для римского права большого значения: область его господства от этого не уменьшится, ибо эта область есть не область какого-нибудь Ольденбурга или Нассау, а область теория гражданского права».  

Теперь, после Эйзенахского конгресса слова мои оправдываются в полной мере: и лишенное своего практического действия римское право и в Германии явится предварительной подготовительной ступенью для цивилиста, как оно является таковою во всех без исключения странах Европы.

Так. обр. необходимость римского права в качестве предварительной школы цивилиста есть факт, доказанный опытом всех цивилизованных стран. В чем же заключается тайна этой необходимости? На это приводят много причин: и то, что оно легло в основание всех современных законодательств, и то, что он является превосходной школой, воспитывающей юридическое мышление, и многое другое. Но одна причина является, по моему мнению, самой главной – именно та, что римское право при существующей постановке цивилистического преподавания заменяет для нас общую теорию гражданского права.

Дело в том, что гражданский строй всех современных народов покоится на тех же самых основах, что и строй древнего Рима: собственность, сособственность, права на чужую вещь, обязательство, договор, наследование и пр. – все это институт, признанные краеугольными камнями и нашего гражданского уклада. Каждый из этих институтов служит осуществлением какого-либо юридического принципа. Юридический принцип, как и всякий принцип, является большей посылкой, из которой выводятся применительно к более конкретным отношениям меньшие, частные посылки, частные нормы. Если частная норма, определяющая эти более конкретные отношения в действительности, находятся в логическом согласии с основным принципом института, - то мы имеем последовательное, логическое строение этого института. Если же мы по каким-нибудь соображениям, продолжая признавать основной принцип в общем, в сфере каких-либо частных отношений не решаемся допустить необходимого из него вывода, - то мы нарушаем логическое строение института, создаем норму негармоническую. Эта нелогичность может быть иногда вполне необходима, чрезвычайно полезна, - но во всяком случае она создает различие между логикой и действительностью, между теорией и практикой. Как бы однако ни было, можем ли мы или не можем оставаться последовательными, - но во всяком случае нам всегда чрезвычайно важно знать отношение нашей действительности к той, которая явилась бы вполне логическим последствием признанного нами за основу принципа, важно знать чистую, логическую схему этого принципа.

Характерной, преобладающей чертой римского права и является именно присущая ему в большей степени, чем какому-либо другому праву, логичность, последовательность в проведении основных принципов. Не говорим уже о целой массе таких юридических понятий, развитых римским правом, которые современная юриспруденция только берет от него готовыми – нпр. понятие условия, срока, просрочки, недействительности актов, и многое другое. Но даже и там, где право современных народов сказало свое слов, римское право оказывается быть может менее целесообразным, но более логичным. Для иллюстрации этого приведем следующие наиболее яркие примеры.

Положим, что мы признаем принцип частной собственности. Из этого принципа вытекает, что продажа вещи несобственником ее не может произвести никакого изменения в юридических отношениях: с одной стороны собственник не может лишиться своего права вследствие произвола третьего лица, а с другой стороны покупщик не может приобрести права на вещь, потому что продавши ему ее сам не имел никакого прав (nemo plus juris transferre potest, quam ipse habet). Вследствие всего этого логически вытекает решение: собственник может во всякое время взять свою вещь от покупщика. Такова логика, но логика эта при известных условиях может оказаться слишком суровой, может слишком стеснять свободу торгового оборота, - и потому мыслимо, что от этой логики будет сделано отступление: вещь будет признана за добросовестным покупщиком, а прежнему собственнику будет предоставлено отыскать своих убытков с недобросовестного продавца. И действительно, оба эти решения есть в действительности: французское право дает второе решение, хотя, быть может и более целесообразное, но очевидно отступающее от требования логики; римское право дает первое, быть может практически и несостоятельное, но очевидно вполне логичное.

Второй пример. Положим, что мы признаем различие между вещным и обязательственным правом: первое есть непосредственное право на вещь, второе – есть только право требования к лицу обязавшегося. Теперь возьмем такой случай: я отдал ком-либо имение в аренду и таем продал его другому лицу; спрашивается, обязателен ли для покупщика прежний арендный контракт, или нет? Из сказанного различия вещных и обязательственных прав

Логически вытекает ответ: нет; арендатор имеет только обязательственное требование ко мне, а не вещное право на имение, след., покупщик не состоит ни в каком отношении к арендатору. Так действительно и отвечает римское право (“Kauf bricht Miethe”), меж тем как напр. германское право дает в этом случае решение противоположное (“Kauf bricht Miethe nicht”).

Я не хочу сказать, чтобы римское право вовсе не знало отступлений; ни одно практическое право не может обойтись без них; но оно является в большей степени логическим, чем какое-либо другое право. Поэтому то его и называют нередко «логически-чистым» правом, «школьным» правом и т. п.

Само собою разумеется, что такое право может являться прекрасной подготовкой для цивилиста, - и в этом тайна его и практического и пропедевтического значения, в этом причина, почему им так дорожат в науке и преподавании. И нет сомнения, что благодаря этому качеству оно займет и в той общей теории гражд. права, как мы предложили ее выше, весьма почетное место. Оно не исчезнет в науке до тех пор, пока на земле будут признаваться те общие принципы права, какие лежат в основе современного гражданского уклада, хотя бы на его место в преподавании вступило то, чью роль оно теперь исполняет, т. е. общая теория гражданского права: римское право будет жить в ней в качестве драгоценного материала.

Но само собой разумеется, что римское право еще не есть самая теория гражданского права. Оно прежде всего не охватывает всех основных гражданско-правовых отношений: многие институты хотя и известные римскому праву, получили свое более полное развитие только в праве новых народов – укажем напр. на закладное право. Далее, многие институты современного права были вовсе неизвестны праву римскому, таковы напр. т. н. исключительные права, земельные повинности (Reallasten), институт поземельных книг и многое другое. Но главнее всего следующее: римское право есть все-таки право положительное, одно из частных гражд. прав; оно само нуждается в высшее теоретическом освещении; его принципы должны быть так же подвергнуты теоретической и критической оценке, как и принципы других прав. Только тогда эмансипируемся мы от римского права, если мы станем выше его, а это возможно только в том случае, если мы охватим его логикой более общей высшей науки.

Из всего вышеизложенного само собою явствует, что мы должны не изгонять римское право, - это значило бы повергнуть нашу цивилистику в безысходные потемки практицизма, - а, напротив того, подготовлять в его преподавании постепенный переход к общей теории гражданского права. Для этого необходимо вводить в него сравнение с принципами гражданско-правового строя новых народов вводить обзоры недостающих в нем современных правообразований, и все вместе освещать с точки зрения высших начал права.

В заключение, Мм. Гг., нам хотелось бы еще раз обратить ваше внимание на приведенные выше резолюции Эйзенахского конгресса. Та мысль, которую с особенной настойчивостью высказываемым сегодня мы, именно мысль о необходимости возможно большего подъема теоретической стороны цивилистического преподавания, - эта мысль, очевидно, инстинктивно чувствовалось и представителями германской науки, собравшимися в Эйзенахе. Это доказывается уже включенным в плане преподавания теоретических систематических курсов римского и германского права; но и кроме этого эта мысль прямо выражается в резолюции I: «курс юридических наук начинается с общего учения о праве, в особенности учения о гражданском праве». Но так как эта мысль именно только чувствовалась, а не сознавалась конгрессом, то понятно, что и план, выработанный им, не стоит на высоте требований, предъявляемых в настоящее время к цивилистике. Почему для истории права надо ограничиться только историей римского и германского прав, почему для теоретического понимания институтов гражд. права достаточно систем тех же двух прав, вдобавок систем разрозненных, - для этого, кроме неисчезнувшего еще духа практицизма, нет достаточных оснований. Как бы то ни было, важно и то, что представители германской науки чувствуют необходимость уделить больше времени и места предметам теоретическим, не отступая при этом даже от необходимости удлинить курс юридических наук с 3 лет, как это было до сих пор, на 4 года. До какой степени считают они основательными опасения перед водворением в университетах «юриспруденция параграфов» - Paragraphenjurisprudenz!

И нам русским, не мешает принять к сведению этот выясняющийся опыт Западной Европы. Печальное положение нашей цивилистики давно уже служить скорбью всех тех, кому дорого интеллектуальное и общественное развитие России. Нередко причину этого видят в том, что теория наша будто бы слишком далеко стоит от практики; нужно, говорят нам, чтобы теория снизошла со своих высот до потребностей практика. Я сильно сомневаюсь, чтобы от этого одного получилось слишком ценные результаты. Что извлечет современный теоретик из всей той массы случаев, которую конечно весьма охотно преподнесет ему практика, если у него не будет высшего понимания принципов гражданского права? Он будет только в большей, чем прежде, степени занят юридической квалификацией представившихся случаев, подведением их под тот или иной закон, - т.е. процветет именно то, что немцы так удачно называют словом “Paragraphenjurisprudenz”. Более тесное общение с практикой может дать только известное богатство сырого материала; но для теоретического утилизирования и оценки этого материала теория должна черпать силы только в самой себе.

Для того чтобы оживить дух нашей юриспруденции, надо не пригибать ее до практики, а, напротив, поднять ее на высоту истинной теории. Погруженная теперь в разрешение мелких и кропотливых практических случаев, она конечно не решается возвышать свой голос, когда возникает речь о решении более общих, великих вопросов человечества. Поднимите ее дух, дайте ей уверенности в себе, выведите ее из сутолоки современного практицизма, - и человечество услышит от нее не один раз авторитетное, веское слово.