Нарративныи подход к идентич­ности, исследования так на­зываемой «нарративной идентичности», а также использование нарративного анализа и метода нарра­тивного интервью в последнее время ста­ли популярными направлениями в со­циальной психологии (Краснова, 2014; Турушева, 2014; Войскунский и др., 2013). Особенности нарративного подхода, привлекающие исследователей, это, пре­жде всего, интерес к смысловому содер­жанию, к человеческому опыту и спосо­бам его конструирования, использование актуальных идей социального конструкционизма и постмодернизма, а также ис­пользование качественной методологии. Разнообразие определений нарратива приводит к методологическим пробле­мам и разноголосице в исследованиях, авторы которых относят себя к нарра­тивному направлению или используют понятие нарратива. Если использование идей нарративного подхода на теорети­ческом уровне методологии, как правило, подкрепляется соответствующими обо­снованиями, то на методическом уровне понятие нарратива зачастую отождеств­ляется с любыми данными, полученными в ходе качественного интервью, анализ нарративов используется как синоним приемов аналитической работы с подобными данными.

Многообразие смыслов, которые при­даются понятию нарратива и смежным понятиям (используются такие поня­тия как нарративный подход, нарратив­ная парадигма, нарративный принцип, нарративный метод, нарративный анализ, нарративное интервью), говорит об отсутствии единства в понимании и применении этого понятия на практи­ке. Говоря о практике, мы подразумева­ем исследовательскую работу, не касаясь целого большого направления практической психологии и консультирования, использующего нарратив как метафору для практической работы (White, Epston, 1990). Данная статья является попыткой систематизации подходов к понятию на­рратива с точки зрения такого предмета исследования как идентичность. Мы рас­смотрим, какие теории идентичности ис­пользуют понятие нарратива, и какого рода исследовательские проблемы оно позволяет разрешать.

Понятие нарратива все более активно используется в психологических исследо­ваниях, однако необходима еще большая работа, чтобы осмыслить потенциал это­го понятия именно для психологии. На­рративный подход представляет собой междисциплинарную область знания, которая начала свое развитие в лингвисти­ке, философии, социологии и историог­рафии и только относительно недавно стала использоваться в психологических исследованиях и практике. В частности, некоторые исследователи рассматривают нарратив как важный конструкт, который позволяет человеку структурировать свое понимание себя и свой жизненный опыт (De Fina, 2003), другие используют нарра­тив для понимания того, как субъекты вы­страивают коммуникацию (Брокмейер, Харре, 2000) и пр. В связи с этим необхо­дим учет особенностей понимания нарратива в смежных областях и выделение тех характеристик, которые наиболее важны для исследований в психологии.

Категория нарратива привлекает вни­мание представителей гуманитарно­го знания уже на протяжении доволь­но продолжительного периода времени (с 70-80-х годов 20 в.), о чем свидетель­ствует большое количество монографий, а также программных и методологиче­ских статей, осмысляющих понятие на­рратива в лингвистике (Labov, Waletzky 1966; Propp,1968), философии (Бурдье, 2002; Bourdieu, 1986), историогра­фии (Уайт, 2002; Иггерс, 2001; Кукарцева, 2009), социологии (Рождественская, 2012; Троцук, 2006; Пузанова, Троцук, 2003), в гуманитарных науках в целом (Луков, Луков, 2004; Рустин, 2002).

В психологии также существуют попыт­ки осмысления этого понятия как в русско­язычной, так и в иностранной литературе (Кадырова, 2012; Брокмейер, Харре, 2000; Gergen, Gergen, 1988; Сарбин, 2004).

Нарративный подход по своей сути связан с проблематикой идентичности, идеями о развитии личности и индиви­дуальности. В психологии базовые идеи, положившие начало развитию идей нар­ратива, выдвигали Дж. Брунер, Т. Сарбин, Л.С. Выготский и другие.

Основной вопрос, разрабатываемый приверженцами этого подхода, состоит в том, каким образом нарратив создает личность нарратора (и реципиента на­рратива), и как с ней связаны структур­ные элементы нарратива.

В рамках данного подходы изучаются следующие проблемы: авторство нарра­тива, «реальность» и конструируемость нарратива, психологическая и исто­рическая правда, статус нарративных структур в автобиографических струк­турах, монологичность и диалогичность нарратива, взаимоотношения между на­рративной и другими формами иден­тичности, а также выделение шаблонов структурирования опыта, характерных для определенной культуры и анализ культурных нарративов (Bruner, 1990, 2002; Cohler, 1982; Cohler & Hammack, 2007; Gergen & Gergen, 1983; McAdams, 1985; МакАдамс, 2008).

В исследованиях идентичности мож­но выделить три основных направления развития нарративного подхода:

• нарративная психология (Т. Сарбин, Г. Олпорт, Дж. Брунер, К. Герген, А. Кер­би, Ч. Тейлор);


• конструкционистский подход (Герген, Сарбин);


• персонологический подход (МакА­дамс).

Для понимания того, как понятие нар­ратива используется в современных соци­ально-психологических исследованиях. следует рассмотреть, что же представляет собой нарратив. С самого начала исполь­зования понятие нарратива было неодно­родным и весьма размытым.

Под нарративом понимают:

• одну из форм дискурса, образующую особый «нарративный» модус мышле­ния (Bruner, 1986);


• общую метатеоретическую парадигму (Sarbin, 1986; Сарбин, 2004);


• жизненную историю как основу иден­тичности человека в модернистском обществе (McAdams, 1985);


• схему организации опыта (Labov, Waletzky, 1966), определенным обра­зом структурированную;


• любое письменное или устное повест­вование;


• повествование о конкретном эпизоде, событии в жизни человека (один из жанров дискурса).

Нарратив как особый модус мышления. Идентичность как нарратив в концепция Дж. Брунера

Джером Брунер - американский ког­нитивный психолог в середине 1980-х годов начал развивать идею о разделе­нии двух типов мышления: нарративно­го и логико-научного (парадигматиче­ского).

Основная цель логико-научного (па- радигмального) модуса - это постро­ение формального, математизирован­ного описания и объяснения, а его основные методы опираются на верификацию утверждений и установле­ние эмпирической истинности. Нар­ративный модус мышления тяготеет к созданию хороших и правдоподобных историй. Основными понятиями нарративного модуса являются намерения и действия, а также последствия, кото­рые сопровождают развитие историй (Брунер, 2005).

Важным различием между двумя ти­пами мышления являются используемые процедуры проверки верности утвер­ждений. «И хорошая история, и хорошо сформулированные логические выражения являются естественными типами рассуждения, оба могут быть использова­ны для убеждения. Однако то, в чем они убеждают, имеет фундаментальные раз­личия: логические аргументы убеждают в истинности, а истории - в их жизненном правдоподобии» (Брунер, 2005, С. 11).?

Дж. Брунер предположил, что по­нимание людьми намерений (нарра­тивный модус) является необходимым свойством человеческого мышления, на­ряду с пониманием каузальных связей (парадигмальный модус).

Позднее идея о нарративном моду­се мышления была развита им в тео­рию идентичности, опирающуюся на социальный конструкционизм и поня­тие нарратива (Bruner, 1986; 1990, Бру­нер, 2005). Жизнь, а вернее «повествова­ние о своей жизни» представляет собой, согласно этой теории, интерпретацию, задача которой - создание собственно­го образа (Брунер, 2005). Нарратив при этом является фундаментальным спосо­бом описания собственной жизни, при­чем взаимоотношения между «жизнью» и нарративом реципрокны. Дж. Брунер предлагает рассматривать отношения между «жизнью» и результатом констру­ирования и интерпретации как процесс взаимного подражания: «нарратив ими­тирует жизнь, а жизнь имитирует нар­ратив» (Брунер, 2005, С. 11). Человек до­стигает самопонимания через нарратив, его истолкование, непрерывную само- интерпретацию, посредством которой выделяет в жизненном потоке определенные моменты, обладающие для него смыслом.

Нарратив понимается Дж. Брунером как основное культурное средство, «с помощью которого образуется и суще­ствует обыденное сознание, или “народ­ная психология” (folk psychology), а также личность и Я» (Барский, Грицук, 2010, С. 163), в нарративе рассказчик «объек­тивирует собственную субъективность» (Янков, 1997, С. 7; Троцук, 2006).

Важные характеристики наррати­ва, согласно Дж. Брунеру - это рефлек­сивность и культуроспецифичность. Автор нарратива, рассказчик и его глав­ный герой совпадают, что порождает не­устойчивость автобиографии и невоз­можность ее верификации. Содержание и форма рассказа о себе при этом изме­няется в зависимости от исторической эпохи и культурной среды, что порожда­ет такую задачу исследования, как изуче­ние исторического развития нарратива и его культурных особенностей. Анализ формы нарратива превалирует над ана­лизом содержания, так как при изменении содержания, то, как нарратор кон­струирует себя, остается неизменным.

В плане эмпирических исследова­ний нарративов Дж. Брунер интере­суется шаблонами структурирования опыта, в частности, выстраивания ав­тобиографий, используя в качестве отправной точки анализа пентаду К. Бер­ка: действующее лицо (Agent), действие (Action), обстановка (Setting), средства (Instrument), цель (Goal). Брунер доба­вил к этому списку Трудность (Trouble) (Брунер, 2005).

Нарратив как метатеоретическая парадигма

Т. Сарбин выдвинул «нарративный принцип» психологии: «люди думают, воспринимают, воображают и совер­шают моральные выборы согласно на­рративным структурам» (Сарбин, 2004, С. 13). Для осмысления поступков людей человек обращается к традиционным сюжетам, характерным для его культуры, с помощью которых можно объединить события жизни в единое целое. Эти сю­жеты могут быть переданы в форме ми­фов, детских сказок или в любой иной вербальной или невербальной форме (Polkinghorne, 1988).

Сфера интересов нарративной пси­хологии, исходя из идей этого направ­ления, это то, как истории работают за пределами художественной литературы, то, каким образом они организуют со­знание человека по законам художест­венного текста (Троцук, 2006).

Нарратив рассматривается как объ­яснительный принцип, отвечающий на вопрос о том, как организуется весь че­ловеческий опыт, и представляющий собой путь к пониманию смысла социально обусловленной жизни инди­вида (Bruner, 1990; Polkinghorne, 1988; Thorne, 2004). Процесс создания исто­рии, конструирования нарратива в ис­следованиях этого направления связы­вают с личностью и жизненным циклом развития в целом (Thorne, 2000).

Нарратив представляет собой по­вествовательную структуру, согласно которой люди действуют, говорят, со­вершают моральные выборы (Сарбин, 2004). С помощью нарратива индивиду­альный опыт упорядочивается в целост­ные смысловые структуры, идентич­ность конструируется вокруг «истории» или «рассказа» о своем Я. Нарративы, согласно Т. Сарбину, позволяют осмы­сливать поступки, интегрировать со­бытия жизни в единое целое (Барский, Грицук, 2010).

Основная идея этого направления за­ключается в том, что смыслы, констру­ируемые человеком в течение жизни в той или иной социальной и культур­ной среде, фиксируются и воплощаются именно в нарративе. Акцент на процессе создания значений помогает «очелове­чить» психологическую науку, через рас­смотрение процесса создания значений мы приходим к пониманию того, как че­ловек осмысляет жизненный опыт.

Исследования, которые опираются на такое понимание нарратива, изуча­ют, каким образом при создании нарра­тива происходит реконструкция собст­венного опыта с целью формирования более согласованной истории и презен­тации более приемлемой идентичности. Примером могут служить исследования самообмана, а также исследования мо­рального выбора и морального поведе­ния (Сарбин, 2004).

Нарратив как жизненная история

Изучение жизненных историй нача­лось в антропологии XIX в. с использо­вания индуктивных обобщений типич­ных историй жизни. В этом направлении нарративного подхода развитие человеческого потенциала характеризует­ся выстраиванием личного нарратива на протяжении всей жизни, предполагается, что этот процесс обеспечивает смыслы и выполняет функцию интеграции жиз­ненного опыта человека (Cohler, 1982).

Идея о том, что идентичность имеет нарративную организацию, прослеживается в психологии, начиная с появле­ния первой полноценной теории иден­тичности - теории Э. Эриксона (Erikson 1959, 1968; Lazlo, 2008). Идентичность в ней понимается не только как пережи­вание единства самости, но и как посто­янно реконструируемая биография, что подчеркивает ее нарративное устройст­во. С другой стороны, идеи о возможности изучения идентичности через автобиог­рафии имеют корни в антропологии, где изучение жизненных историй началось в 30-е годы XIX в. с использования индук­тивных обобщений типичных историй жизни (Lazlo, 2008). Жизненным истори­ям, биографиям приписывалась симпто­матическая ценность с точки зрения раз­вития и целостности личности.

Именно благодаря нарративной ор­ганизации идентичности, по мнению ряда авторов (Брунер, 2005; Макадамс, 2008; Рикёр, 2000) обеспечиваются те ее аспекты, которые связываются с непрерывностью собственного бытия во времени, упорядоченностью и целост­ностью опыта. За счет выстраивания личного нарратива жизненный путь до­стигает своей согласованности и преемственности в социальном, культурном и историческом времени (Cohler, 1982).

Понятие идентичности как нарра­тива предоставляет возможность для осмысления себя в эпоху постмодер­низма, которая предполагает идеи мно­жественности или «мультифрении» («multiphrenia») (Gergen, 1991)», благо­даря внесению стабильности и целост­ного понимания идентичности. За счет выстраивания целостной и согласован­ной истории индивид получает возмож­ность справляться с большим количест­вом информации и конкурирующими дискурсами, которые в условиях гло­бализации предлагают разнообразные возможные жизненные сценарии.

Однако эта же черта может тракто­ваться и как регрессия к модернистским эпистемологическим стандартам. В этом случае идеи нарратива как идентично­сти сводятся к попыткам материализовать представление о себе, а сам нарратив ви­дится как некая структура, регулирующая развитие человека и его сознание.

Основная черта идентичности как на­рратива в данном подходе - это целост­ность истории. При этом связь между на­рративом и идентичностью наиболее явная. На уровне исследований часто про­исходит отождествление истории и иден­тичности, когда на основе характеристик истории делаются выводы об идентично­сти конкретного человека. Поэтому ак­туальным становится вопрос о методо­логии исследования и связи «аудитории» и контекста наррации с итоговой исто­рией, а также потенциальной множест­венностью вариантов истории. В нарра­тивном интервью жизненная история конструируется «здесь-и-сейчас», то есть представляет собой новообразование, достигнутое в ходе интервью.

Прямое отождествление идентично­сти и нарратива - это не единственный вариант установления связи между жиз­ненной историей и нарративом. Ряд ис­следователей понимают нарратив как инструмент рефлексии - способ осмы­сления опыта, либо как результат фор­мирования идентичности (Bamberg, 2011). Исследования в этом направле­нии относятся к так называемым авто­биографическим исследованиям или «большим» нарративам. Ключевой во­прос - как посредством нарратива мы создаем то, что называем своей жизнью.

Нарратив как структурное образование. Особый жанр дискурса.

Нарративный анализ в социологии и лингвистике часто называют «сюжет­ным» анализом, в его основе лежит струк­турное понимание текста, принципы ко­торого были выдвинуты в начале ХХ века. Изучением историй и нарратива тради­ционно занималась специализированная ветвь лингвистики - структуралистская нарратология. Исследование нарративов включало анализ типичных историй, их структуры, описание отдельных элемен­тов. Через структурные элементы нарра­тив ограничивался от других жанров ди­скурса: рассуждения, описания и пр.

В. Лабов сформулировал принци­пы структурного анализа нарратива. В классической работе его и Дж. Валецки (Labov, Waletzky, 1966) предлагался следующий список элементов сформированного нарратива:

•  тезис (краткое изложение, резюме на­рратива);


• ориентация (время, место, ситуация, действующие лица);


• последовательность событий (вклю­чающая осложняющие действия, со­ставляющие основу истории);


• оценка (значимость и смысл дейст­вия, отношение рассказчика к этому действию);


• резолюция (что получилось в конце);


• кода (в которой рассказчик возвраща­ется в настоящее время).

И хотя эта классическая модель под­вергалась критике за отсутствие попы­ток анализа внешнего по отношению к нарративу контекста и его роли в фор­мировании истории, она остается популярной у исследователей. Эта модель по­зволяет определенно охарактеризовать анализируемый фрагмент текста как нарратив и содержит в себе руководст­во по определению функций высказыва­ний для анализа убеждений и установок в истории (De Fina, 2003).

Труд В.Я. Проппа «Морфология на­родной сказки» (Propp,1968) стал одним из классических трудов структуралист­ского нарративного направления. Нар­ратив здесь понимался как история, репрезентирующая события прошлого.

Таким образом, нарратив определя­ется через образующие его элементы. Конструкция нарратива описывается с помощью элементов, которые, после­довательно соединяясь между собой, образовывали связную историю. Поми­мо элементов нарратива, развертываю­щихся во времени и представляющих собой его смысловые части, выделяют­ся также его структурные компонен­ты, такие как сюжет, герои, временные рамки, пространственные рамки, собы­тия. Анализироваться могут также и ха­рактеристики рассказчика и аудитории (реальной или воображаемой), которая так или иначе оценивает и «подтвержда­ет» нарратив. Базовые элементы, состав­ляющие основу анализа - это действия персонажа и его функции (Евстигнеева, Оберемко, 2007).

Социальные действия не просто ис­пользуются героями для связи сюжета, но и представляют собой межличностные, психологические функции, важные для развития личности нарратора (Lazlo, 2008). Важной характеристикой истории служит наличие героя, обладающего определенным намерением и целью (Брунер,2004). Сюжет также может быть истол­кован психологически, например сюжет оказания защиты и помощи в нарративе может быть интерпретирован как обес­печения базовых потребностей в защите и безопасности нарратора (были ли они обеспечены в детстве) (Lazlo, 2008).

Таким образом, сюжет и герои анали­зируются с помощью выделения опре­деленных психологических функций и ролей. Исследования, использующие подобный метод психологической ин­терпретации содержания нарратива, имеют разнообразную тематику. Характерными примерами могут выступать исследования подростков-наркоманов (Peley, 2003) с выделением осей, структу­рирующих сюжет, таких как «доверие - недоверие», «беззащитность - обеспече­ние безопасности», а также исследования женщин с аутоимунными заболеваниями (Lazlo, 2008), включающие анализ ролей, которые выполняли персонажи историй (например, поддерживающий, принося­щий вред, человек, выходящий из жизни).

Кроме выделения структурных эле­ментов исследователи характеризуют и общую форму нарратива - у него должны быть начало и конец, а также необходима определенная обстановка (Брунер, 2005).

Важным моментом в психологиче­ском понимании нарратива является то, что истории характеризуются наличием «двойного ландшафта»: обстановка, дей­ствующие лица, цель, средства ее достиже­ния и т.п. составляют «ландшафт действия» (landscape of action), а мысли, чувства, зна­ния и другие переживания персонажей со­ставляют «ландшафт сознания» (landscape of consciousness) (Bruner, 1987). События нарратива располагаются в определен­ном порядке, связанном с доминирующей культурной традицией (наиболее распро­странен линейный порядок).

Выделяются также характеристики «хо­рошего» нарратива. К. Герген предлага­ет ряд условий приемлемого нарратива. Он говорит о том, что хороший нарра­тив имеет определенный ценностно окра­шенный конечный результат - цель, связу­ющие элементы, причинно-следственные связи. Персонажи и объекты в «хорошем» нарративе должны создавать впечатление стабильности и сохранять свою «самотождественность» на протяжении всей исто­рии (Gergen, 1998).

Э. Окс и Л. Капс предложили лингви­стическое/антропологическое решение вопроса структуры нарратива. Список элементов повествования, предложен­ный ими, включает следующие пункты:

• обстановка (информация о времени, месте нахождения);


• неожиданное событие (что-то непред­виденное или проблематичное);


• психологические/физические реак­ции (изменения в эмоциональном или психологическом состоянии);


• незапланированные действия (непред­намеренное и нецеленаправленное по­ведение);


• попытка (поведение, инициирующее попытку решить проблемную ситуа­цию);


• последствия (последствия психоло­гического или физиологического от­клика) (Ochs E., Capps, 2001;Benwell, Stokoe, 2006).

Наличие «незапланированных дей­ствий», то есть нарушения нормально­го состояния вещей в списке обязатель­ных элементов нарратива побудило ряд исследователей разделить нарративы на «истории» и «хроники» (De Fina, 2003). «История» (story) предполагает наличие хронологической структуры и включа­ет, по крайней мере, одно неожиданное и незапланированное событие, наруше­ние социальных норм или привычного порядка, которое имеет определенную смысловую оценку, тогда как хроника (chronicle) - это нарратив, имеющий определенную цель, описывающий хро­нологически серию случаев, и то, как они проходили, но не несущий в себе определенной оценки. Хроника, таким образом, может включать описание ситуаций, которые происходят регулярно.

Разрозненность предлагаемых спи­сков элементов и отсутствие единого критерия составляют одну из проблем подобного подхода к определению нар­ратива. Другая проблема состоит в возможной культурной специфичности предлагаемой схемы «универсального нарратива» и ее вырванности из контек­ста повествования.

Определение структуры нарратива с выявлением его необходимых элемен­тов и фиксирование нарратива как от­дельного жанра дискурса предполагает выделение особых признаков нарративности. Исследователи в области нарратологии (литературоведы, лингвисты, социологи, психологи, историки) пред­лагали разные варианты критерия нар­ратива.

Выделение критерия нарратива

Идея нарративного подхода о том, что идентичность имеет нарративную организацию или нарративную природу, или просто представляет собой нарра­тив, предполагает необходимость опре­деления понятия нарратива. Для психо­логических исследований это важно, поскольку позволяет прояснить пози­цию исследователя относительно пред­полагаемой связи между нарративом и идентичностью, а также обозначить те функции, которые выполняет нарратив в конструировании, презентации и вос­произведении идентичности.

В качестве ограничивающих крите­риев разными исследователями пред­лагаются разные свойства нарратива.

Рассмотрим два наиболее распростра­ненных варианта.

1. Особый временной порядок

Этот критерий предполагает, что нар­ратив отличается от других лингвистиче­ских форм особой временной структурой. Нарратив рассматривается как повество­вание - структурно заданный жанр, имею­щий начало, конец, протагониста и собы­тия, расположенные в линейном порядке. Это свойство «протяженности во време­ни» называется авторами темпоральностью: темпоральность разворачивающейся истории, темпоральная структура излагаемой событийности (Шмид, 2008). При этом отмечается уникальность этой характеристики нарратива в ряду других, также свойственных нарративному жанру (Лехциер, 2013).

Представители структуралистской нарратологии ставят этот критерий в качестве базового при определении нарратива. В. Лабов определял нарра­тив как воспроизводство прошлого опы­та (Labov, 1966), Э. Окс и Л. Капс оха­рактеризовали личный нарратив как «способ использования языка или дру­гой символической системы для выстра­ивания жизненных событий в хронологическом и логическом порядке» (Ochs, Capps, 2001, С. 2).

Именно «темпоральность» зачастую подчеркивается как единственный кон­кретный критерий нарратива (De Fina, 2003) и формулируется как: «исключи­тельная способность нарратива представлять темпоральную природу че­ловеческого опыта и, таким образом, ухватывать непрерывное, но развиваю­щееся Я» (Gone et al., 1999, Р. 384).

С точки зрения Й. Брокмейера кон­струирование идентичности - это кон­струирование особого модуса време­ни (Brockmeier, 2001). Именно за счет включения в нарратив хронологически выстроенных событий, нарратив осу­ществляет функцию создания значений и интерпретаций. Нарратив связывает на­чало с концом с помощью сложной вре­менной организации. В нем связываются воедино прошлое, настоящее, процесс их объединения, а также будущее, которое начинается в момент повествования. При этом нарратив предполагает ретроспек­тивную телеологию (рассказ устроен та­ким образом, как если бы в конце пред­полагалась некоторая цель).

Дж. Брунер предложил схему нарра­тива (включающую акт наррации), ко­торая основана на временной перспек­тиве: «Нарратор, находящийся «здесь и сейчас», берет на себя задачу описать действия героя «там и тогда», героя, ко­торый при этом носит его имя» (Bruner, 1991, Р. 69). Критерий особого временно­го порядка связывается Дж. Брунером с критерием трансформации: «Он должен провести героя из прошлого в настоящее таким образом, чтобы герой и нарратор в определенный момент соединились и стали одним человеком с общим сознанием. Для того, чтобы привести ге­роя в точку, где он становится нарратором, нужна теория роста или, по крайней мере, трансформации» (там же, Р. 69).

Исследователь в области нарратологии Дж. Принс предлагает определение нарратива также основанное на этом критерии: «Нарратив - это представ­ление во временной последовательно­сти нескольких реальных или вымыш­ленных событий. Нарратив может быть рассмотрен как один из главных спосо­бов организации переживания време­ни субъектом, поскольку повествование всегда контролируется понятием време­ни, и все события в рассказе выстраива­ются в строгой временной последова­тельности» (Prince, 1982, Р. 185).

2. Идея о трансформации, изменении в ходе нарратива

Второй критерий предполагает, что в ходе нарратива обязательно должны быть достигнуты определенные изме­нения. Нарратив противопоставляет­ся описанию: «В описательных текстах излагаются статические состояния, ри­суются картины, даются портреты, <...> Описательные тексты изображают, как правило, лишь одно состояние» (Шмид, 2008, С. 18). Однако рассматривается не только связь состояний и событий вну­три повествования, но и необходимая связь между содержанием нарратива и ситуацией наррации.

В нарратологии (лингвистике) пред­лагается идея рассмотрения нарратива как смыслового диалога двух моментов - содержания нарратива и события наррации (Тюпа, 2002).

В историографии нарративные пред­ложения «содержат ссылку, по крайней мере, на два разделенных во времени события, хотя описывают только более раннее из этих событий <...> решающей оказывается двоякая событийность нар­ратива» (Тюпа, 2002, С. 6), то есть проис­ходит сопряжение события, излагаемого в рассказе, с событием самого рассказа. Второе событие состоит в толковании первого, за ними угадываются фигуры двух субъектов (автора и героя), находя­щихся в диалогических отношениях.

Событийная канва повествования должна отражать нарушение первона­чального состояния равновесия, изме­нение ситуации качественно или просто во времени, т.е. элементы нарратива должны быть связаны не только времен­ными, но и трансформационными отно­шениями (Троцук, 2006). Этот критерий может быть назван критерием событий­ности, когда важна «проблемность» нар­ратива - центральным в структуре сю­жета является событие, нарушающее привычный ход вещей.

В психологии также делается акцент на трансформации как необходимом и достаточном критерии нарратива. Нар­ративный тип интерпретации рассматри­вается в качестве одного из возможных способов организации знания субъек­том, который предполагает особые прави­ла структурирования событий и способы конструирования реальности. «Нарратив­ными в подлинном смысле слова являют­ся тексты, в которых излагается некое из­менение состояния» (Знаков, 2010, С. 116). Такое понимание нарратива подчеркивает его роль в формировании идентичности (если рассматривать нарратив как сред­ство, «психотехнику» ее формирования) - осмысление и оценку нового опыта, ин­теграцию изменений в идентичность, а также делает акцент на динамике содержания нарратива и ситуации наррации.

С определением критерия нарратива как жанра тесно связан вопрос о «еди­нице» нарратива. Что может выступать в качестве минимальной единицы на­рратива? В лингвистике, социологии, историографии в качестве объекта для нарративного анализа используются самые разные единицы: предложения, тексты, корпусы текстов (в историог­рафии). При этом из лингвистических и историографических критериев нар­ратива следует, что сфера приложения понятия нарратива не ограничивается языковыми текстами: «нарративными могут предстать и скульптура (в классическом случае Лаокоона), и даже музы­ка (оперная или балетная), ибо нарратив не есть само повествование (т.е. компо­зиционная форма текста, отличная от описаний, рассуждений или диалоговых реплик)» (Тюпа, 2002, С. 8).

Рассмотренные нами критерии по­могают более полно оценить масштаб­ность категории нарратива и много­образие в подходах, теоретических пониманиях и принципах анализа нарративов в разных дисциплинах. Это важ­но, поскольку в социальной психологии понятие нарратива зачастую использу­ется по прямой аналогии с лингвисти­ческими либо социологическими опре­делениями. Однако в психологии есть и особое понимание нарратива.

Одним из наиболее важных направ­лений, осмысляющих роль понятия на­рратива в психологии является дискур­сивная психология.

Понятие нарратива в дискурсивной психологии

В дискурсивной психологии при­нимается особое, расширенное поня­тие нарратива. Й. Брокмейер и Р. Харре в основополагающей для психологиче­ского понимания нарратива статье «На­рратив: проблемы и обещания одной альтернативной парадигмы» предлага­ют дискурсивное понимание наррати­ва (Брокмейер, Харре, 2000). Они ак­центируют внимание на необходимости избегать рассмотрения нарратива как онтологической сущности. Нарратив рассматривается как самая общая кате­гория, которая выражает ряд инструк­ций и норм, согласованных в культуре и используемых в практиках коммуни­кации, для «упорядочивания, придания смысла опытам, становления знания» (Брокмейер, Харре, 2000, С. 36).

Нарратив - это «имя некоторого ан­самбля лингвистических и психологи­ческих структур, передаваемых культур­но-исторически, ограниченных уровнем мастерства каждого индивида и смесью его или ее социально-коммуникативных способностей» (Брокмейер, Харре, 2000, С. 30). Это определение снимает вопрос о культурной специфичности структур­ной модели нарратива, предполагающей линейный порядок и обязательное нали­чие определенных элементов, и позволя­ет рассматривать нарративы как интег­ральную часть человеческой культуры, включающей в себя ансамбль историй о самих себе. Однако оно значительно раз­мывает границы нарратива и предлагает рассматривать нарратив как «различные формы, внутренне присущие процессам нашего познавания, структурирования деятельности и упорядочивания опыта» (Брокмейер, Харре, 2000, С. 39).

В психологическом понимании нар­ратива предполагается его тесная связь с нормативной структурой взаимодейст­вия и нормами культуры. Если нарратив представляет собой некоторый обобщен­ный и культурно установленный канон, то он должен быть создан исходя из не­которого набора норм-инструкций. Цель рассказывания историй - «организовать собственный жизненный опыт в значимые эпизоды, соответствующие приня­тым в данной культуре модусам причин­ности и репрезентации» (Троцук, 2006, С. 16). Нарратив не является описанием реальности, он представляет собой «ин­струкцию» по ее определению и пони­манию, средством, благодаря которому интерпретация определенных эпизодов вызывает их к существованию в качестве понятных в определенной культуре, ос­мысленных событий.

При этом «нарративы действуют как чрезвычайно изменчивые формы посредничества между личностными и обобщенными канонами культуры, т.е. являются одновременно моделя­ми мира и моделями собственного «я» (Брокмейер, Харре, 2000, С. 38).

Расширение понятия нарратива в психологии, отсутствие единых крите­риев привело к идеям отказа от крите­риев выделения нарратива как таково­го. Структурные критерии отрицаются, делаются попытки выделения функцио­нальных критериев. Так М. Баль посту­лировал, что, поскольку любой нарратив обладает многоголосой природой и не­однозначным смыслом (Турушева, 2014), то и нарративный текст может обладать самыми разнообразными структурами. В качестве определяющей предлагается способность нарратива улавливать ин­тенции человеческих действий и прида­вать им смысл (Турушева, 2014).

Идеи о принципиальной «незавер­шенности» нарратива, о его развиваю­щейся природе, многоголосности и ди­алогичности, берущие начало в идеях М. Бахтина, ставят новые вопросы перед исследователями нарративного направ­ления. Каким образом следует трактовать изменчивость и структурную неопреде­ленности нарратива? Монтажные, рва­ные нарративы, хаотические и проти­воречивые истории, которые все чаще приходят на смену логически верным на­рративам, выстроенным по принципам классического романа - это признак по­стмодерна или проблем личности?

Выводы

Несмотря на разнообразие понима­ния места нарратива в психологической теории и практике, большая часть пред­ставителей нарративного подхода раз­деляет такие положения, как социально- конструкционистские представления о личности (Gergen, 1998), базовая философская метафора «контекстуализма» (Сарбин, 2004), а также интерес к нарра­тивам как к средствам конструирования индивидуального и социального опы­та. Интерес представляют, прежде всего, механизмы, феномены и ситуации это­го конструирования. Однако связь нар­ратива и идентичности рассматривается с разных сторон: в нарративе идентич­ность не только конструируется, но и презентируется (самоутверждение, са­мооправдание), и актуализируется (вос­производится).

Исследование нарратива предполагает возможность изучения развития и тран­сформации идентичности во времени, подразумевая преемственность и связ­ность Я, которые обеспечиваются нарра­тивом. «Я понимается как обусловленное культурно-исторически и возникающее в процессе осуществления различных коммуникативных практик, в том числе, нарративных» (Турушева, 2014). В пси­хологических исследованиях наиболее актуальными становятся вопросы о фун­кциях нарративов, анализируется их связь с социальным и культурным контекстом. Интересным направлением исследования является исследование культурных нарративов (ведущих нарративов - «master- narratives»), их воспроизводства и измене­ния при построении личных нарративов. Акцент в исследованиях нарративного подхода ставится на анализе процессов интерпретации жизненного опыта и ис­пользования для этого ресурсов культуры, социальных представлений и норм.

Следует отметить, что в настоящее вре­мя развиваются два новых актуальных на­правления в методологии нарративного подхода, дополняющих наиболее тради­ционный подход анализа больших авто­биографических нарративов.

Первый - это анализ отдельных жиз­ненных эпизодов, который позволя­ет сместить акценты с плана сюжета на план переживания, сфокусироваться на изучаемых аспектах идентичности и избежать конвенциональности целостной истории жизни (McAdams, 2011). Данное направление делает актуальным изуче­ние категории события (Кутковая, 2013) и перспектив ее использования в нарра­тивном подходе.

Второе направление - это исследова­ние процесса наррации как особой пра­ктики, с помощью которой идентичность меняется и артикулируется. Оно напря­мую связано с дискурсивным подходом и делает акцент на контексте возникнове­ния нарратива и на той роле, которую он выполняет в структуре взаимодействия, избегая сведения нарратива к содержа­нию истории. Повествование как вид дея­тельности может включать самые разные формы участия, отражая, таким образом, властную структуру и структуру социаль­ных взаимоотношений участников. Контекст повествования может определять­ся тем, является ли нарратив монологом или частью диалога, спонтанен он или вызван каким-либо образом извне, за­вершен или незакончен, рассказан ли он впервые, или повторно (De Fina, 2003). Это направление акцентирует подвижность, перформативность идентично­сти, ее культурно-историческую приро­ду и принципиальную множественность (Bamberg, 2011).

Литература:

1. Барский Ф.И. «Интервью жизненной истории» Д. МакАдамса как метод исследования нарративной идентичности / Ф.И. Барский, А.Г. Грицук // Журнал практического психолога. - 2010. - № 5. - С. 158-204.


2. Брокмейер Й., Харре Р. Нарратив: проблемы и обещания одной альтернативной парадигмы / Й. Брокмейер, Р. Харре // Вопросы философии. - 2000. - № 3. - С. 29-42.


3. Брунер Дж. Жизнь как нарратив / Дж. Брунер // Постнеклассическая психология. - 2005. - № 1(2). - С. 9-29.


4. Бурдье П. Биографическая иллюзия / П. Бурдье // ИНТЕР. - 2002. - № 1. - С. 75-83.


5. Войскунский А. Е. Альтернативная идентичность в социальных сетях / А.Е. Войскунский, А.С. Евдокименко, Н.Ю. Федунина // Вестник Московского Университета. Серия 14. Психология. - 2013. - № 1. - С. 66-83.


6. Евстигнеева Н.В., Оберемко О.А. Модели анализа нарратива / Н.В. Евстигнеева, О.А. Оберемко // Человек. Сообщество. Управление. - 2007. - № 4. - С. 95-107.


7. Знаков В.В. Тезаурусное и нарративное понимание событий как проблема психологии человеческого бытия/ В.В. Знаков // Методология и история психологии. - 2010. - Т. 5. - № 3. - С. 105-119.


8. Иггерс Г. История между наукой и литературой: Размышления по поводу историографического подхода Хейдена Уайта / Г. Иггерс // Одиссей. Человек в истории. - Москва, 2001. - С. 140-154.


9. Кадырова Р.Г. Теория нарратива и нарративный анализ в психологии / Р.Г. Кадырова // Вектор науки ТГУ - 2012. - № 2(9). - С. 126-128.


10. Краснова О.В. Выход на пенсию и идентичность женщин // Психологические исследования. - 2014. - Т. 7. - № 35. - С. 6. - [Электронный ресурс]. - Режим доступа : http://psystudy.ru (дата обращения: 15.10.2014).


11. Кукарцева М.А. Аналитическая философия истории: вчера и сегодня / М.А. Кукарцева // Полигнозис. - 2009. - № 3(36). - С. 62-71.


12. Кутковая Е.С. Дискурс-анализ эмоций и теория позиционирования в исследовании социального события // Психологические исследования. - 2014. - Т. 7. - № 34. - С. 6. - [Электронный ресурс]. - Режим доступа:http://psystudy.ru  (дата обращения: 15.10.2014).


13. Лехциер В.Л. Нарративный поворот и актуальность нарративного разума / В.Л. Лехциер // Международный журнал исследований культуры. - 2013. - № 1(10). - С. 5-8.


14. Луков Вал. А. Тезаурусный подход в гуманитарных науках / Вал. А. Луков, Вл. А. Луков // Гуманитарные науки: теория и методология. - 2004. - № 1. - С. 93-100.


15. Мельникова О.Т. Дискурсивный подход к исследованию идентичности / О.Т. Мельникова Е.С. Кутковая // Вестник Московского Университета. Серия 14. Психология. - 2014. - № 1. - С.59--72.


16. Пузанова Ж.В. Троцук И.В. Нарративный анализ: понятие или метафора? / Ж.В. Пузанова, И.В. Троцук // Социология: 4М. - 2003. - № 17. - С. 56-82.


17. Рикёр П. Время и рассказ / П. Рикёр. - Москва : ЦГНИИ ИНИОН РАН, 2000. - 313 с.


18. Рождественская Е.Ю. Биографический метод в социологии Е.Ю. Рождественская. - Москва : Издательский дом Высшей школы экономики. - 2012. - 381 с.


19. Рустин М. Размышления по поводу поворота к биографиям в социальных науках/ М. Рустин // ИНТЕР. - 2002. - № 1. - С. 7-24.


20. Сарбин Т.Р. Нарратив как базовая метафора для психологии / Т.Р. Сарбин // Постнеклассическая психология. - 2004. - № 1. - С. 6-28.


21. Троцук И.В. Теория и практика нарративного анализа в социологии / Троцук. - Москва : Уникум-центр, 2006. - 207 с.


22. Турушева Ю.Б. Особенности нарративного подхода как метода изучения идентичности // Психологические исследования. - 2014. - Т. 7. - №33. - С. 6. - [Электронный ресурс]. - Режим доступа : http://psystudy.ru (дата обращения: 24.03.2014).


23. Тюпа В. Очерк современной нарратологии / В. Тюпа // Критика и семиотика : сб. Вып. 5-й. - Новосибирск : НГУ, 2002. - С. 5-31.


24. Уайт Х. Метаистория. Историческое воображение в Европе XIX века / Х. Уайт. - Екатеринбург : Изд-во Уральского университета, 2002. - 528 с.


25. Шмид В. Нарратология / В. Шмидт. - Москва : Языки славянской культуры, 2008. - 304 с.


26. Bamberg M. Who am I? Narration and its contribution to self and identity // Theory & Psychology. - 2011. - Vol. 21(1). - P. 3-24.


27. Benwell B., Stokoe E. Discourse and Identity. - Edinburgh: Edinburgh University Press, 2006.


28. Brockmeier J. From the end to the beginning: Retrospective teleology in autobiography // Brockmeier J., Carbaugh D.(Eds.) Narrative and Identity. Studies in Autobiography, Self and Culture. - Amsterdam: John Benjamins, 2001. - P. 247-280.


29. Bruner J. S. Actual minds, possible worlds. - Cambridge, MA: Harvard University Press, 1987.


30. Bruner J. S. Acts of meaning. - Cambridge, MA: Harvard University Press, 1990.


31. Bruner J. Self-making and world-making // Journal of Aesthetic Education. - 1991. - Vol. 25(1). - P. 67-78.


32. Cohler B. J. Personal narrative and life course // Baltes P., Brim O.G. (Eds.) Life span development and behavior (Vol. 4). - New York: Academic Press, 1982. - P. 205-241.


33. Cohler B. J., Hammack P. L. The psychological world of the gay teenager: Social change, narrative, and “normality” // Journal of Youth and Adolescence. - 2007. - Vol. 36. - P. 47-59.


34. De Fina A. Identity in Narrative: A study of immigrant discourse. - Amsterdam: John Benjamins, 2003.


35. Erikson E. H. Identity and the life cycle. - New York: Norton,1959.


36. Erikson E. H. Identity: Youth and crisis. - New York: Norton, 1968.


37. Gergen K.J., Gergen M.M. Narrative and self as relationship // L. Berkowitz (Ed.) Advances in Experimental Social Psychology (Vol. 21). - San Diego, CA: Academic Press, 1988. - P. 17-56.


38. Gergen K.J. Narrative, Moral Identity and Historical Consciousness: a Social Constructionist Account, 1998. - URL : http://www.swarthmore.edu/sites/default/files/assets/documents/kenneth-gergen/Narrative_Moral_Identity_and_Historical_Consciousness.pdf


39. Gergen K.J. Self and Community in the New Floating Worlds // Nyiri K. (Ed.) Mobile democracy, essays on society, self and politics. - Vienna: Passagen, 2002. - P. 103-114.


40. Gergen K.J. The saturated self: Dilemmas of identity in contemporary life. - New York: Basic Books, 1991.


41. Gone J.P., Miller P.J., Rappaport J. Conceptual self as normatively oriented: the suitability of past personal narrative for the study of cultural identity // Culture and Psychology. - 1999. - Vol. 5(4). - P. 371-398.


42. Labov W, Waletzky J. Narrative analysis: Oral versions of personal experience // Helm J. (Ed.) Essays on the Verbal and Visual Arts: Proceedings of the American Ethnological Society. - Seattle: University of Washington Press, 1966. - P. 12-44.


43. Laszlo J. The Science of Stories: An Introduction to Narrative Psychology. - New York: Routledge, 2008.


44. McAdams D. P. Narrative identity // Schwartz S.J., Luyckx K., Vignoles V. L. (Eds.) Handbook of Identity Theory and Research. - New York: Springer, 2011. - P. 99-115.


45. Power, intimacy, and the life story: Personological inquiries into identity. -Chicago: Dorsey Press, 1985.


46. Ochs E., Capps L. Living Narrative. - Cambridge, MA: Harvard University Press, 2001.


47. Peley B. Narrative psychological study of self and object representations with young deviant people // Laszlo J., Rogers W.S. (Eds.) Narrative Approaches to Social Psychology. - Budapest: New Mandate, 2002. - P. 125-147.


48. Polkinghorne D.P. Narrative knowing and the human sciences. - Albany: State University of New York Press, 1988.


49. Propp V. The Morphology of Folk Tales. - Austin, TX: University of Texas Press, 1968.


50. Thorne A. Personal memory telling and personality development // Personality and Social Psychology Review. - 2000. - Vol. 4(1). - P. 45-56.


51. Thorne A. Putting the person into social identity // Human Development. - 2004. - Vol. 47. - P. 361-365.


52. White M., Epston D. Narrative means to therapeutic ends. - New York: Norton, 1990.