Загрузка...

Эта статья опубликована под лицензией Creative Commons и не автором статьи. Поэтому если вы найдете какие-либо неточности, вы можете исправить их, обновив статью.

Загрузка...
Загрузка...

Справедливость как фактор развития правосознания и правовой культуры в России Creative Commons

Link for citation this article

Ефремова Надежда Николаевна

Право. Журнал Высшей школы экономики, Год журнала: 2013, Номер №3, С. 3 - 11

Опубликована Июль 1, 2013

Последнее обновление статьи Май 8, 2023

Эта статья опубликована под лицензией

License
Link for citation this article Похожие статьи

Аннотация

Статья посвящена 150-ти летию опубликования Судебных Уставов, юбилей которых будет отмечаться 20 ноября 2014 г. Законы их составившие стали основой "Великой" судебной реформы, получившей такую оценку как от прогрессивных современников, так и потомков. В ходе этой реформы, длившейся 35 лет, официально нацеленной на создание суда "скорого, равного, милостивого и справедливого", была создана новая либерально-демократическая модель юстиции, вобравшая в себя лучшие элементы и образцы правосудных институтов западной цивилизации и собственные традиционные отечественные апробированные ранее принципы и учреждения. В целом поставленные "отцами" реформы задачи модернизации судоустройства и судопроизводства были решены. Справедливость явилась той принципиальной идеологической категорией, которая определяла построение институциональной и функциональной составляющих новой юстиции. Она повлияла на формирование профессионального правосознания юристов, а с помощью их деятельности на массовое правосознание. Это в свою очередь способствовало росту уровня правовой культуры российского общества, идя в разрез с традиционно ему имманентным правовым нигилизмом, основанным в значительной мере на недоверии и неуважениик суду и судьям дорефоменного периода.

Ключевые слова

Гуманизм, справедливость, нравственность, законность, правовая культура, правда, правосознание, правосудие, юстиция, судебная реформа

Первые попытки модернизации российского суда в русле освоения сложившихся в Новое время в западной, европейской цивилизации гуманитарных ценностей и институтов судебного права, были проведены в XVIII в. — это реформы Петра I и Екатерины II. Они положили начало длительному процессу формирования надлежащей организации правосудия, основанной на принципах независимости суда, несменяемости судей, состязательности, гласности, публичности процесса, формальном равенстве и признании равнодостоинства его сторон, обоснованности, справедливости решений беспристрастных судей, гуманизме наказаний. Часть из этих принципов была в определенной мере реализована в концепции судебной реформы 1864- 1899 гг. Правовую ее основу составляли Судебные уставы, утвержденные 20 ноября 1864 г., явившиеся апогеем развития имперского судебного законодательства.


И хотя достижения эти были в значительной мере формальными, заметный правосудный прогресс был достигнут.


Проблема реформирования судебной системы Российской империи в эпоху Великих преобразований Александра II постоянно привлекает внимание как зарубежных, так и отечественных исследователей, о чем свидетельствует обширная историография1. Однако далеко не все аспекты этой темы нашли отражение в научной литературе. Одной из пробельных остается проблема влияния сформированных тогда институтов юстиции и персонально юристов новой формации на развитие правосознания и правовой культуры российского общества в целом и различные его социальные слои в частности в контексте освоения универсальных фундаментальных прогрессивных принципов правосудия (прежде всего принципов законности и справедливости, а также связанных с ними нравственных и религиозных ценностей, составляющих фундамент и гарантии справедливости).


Тема справедливости оказалась весьма актуальной и привлекательной для российских философов и правоведов XIX в. Характерной особенностью отечественной историографии того периода было исследование проблем права и справедливости в связи с проблемами религии и нравственности. По мнению Н.М. Коркунова, в частности, «право никогда не обособляется... от нравственности»2. При этом источником такого дуализма данных социальных базовых ценностей была божественная по своей природе любовь к ближнему, восходящая к библейской традиции. Таким образом, российские концепции справедливости имели гуманистическую направленность.


Поэтому одни исследователи рассматривали справедливость и нравственность как тождественные понятия, другие полагали, что справедливость — это частное, входящее в целое — нравственность3.


Есть мнение, что справедливость тождественна правде. Так, например, К.А. Неволин определял правду как «верность данного нравственного существа целому обществу (союзу) нравственных существ», при этом понятия правды и справедливости совпадали4. Н.А. Бердяев указывал: «Искать правду — значит искать одновременно высшую истину и высшую справедливость»5. По мнению В.И. Хайруллина, сравнившего два приведенных мнения, «правда в русском правовом сознании может отождествляться как с истиной, так и со справедливостью»6.


Объяснение такого совпадения понятий дают и другие исследователи: «Потребность в «правде — справедливости» заключается в естественном желании каждого человека, чтобы к нему относились правильно, по правде, по справедливости, по-человечески, считались с его общечеловеческими потребностями, чувствами и связанными с ними интересами»7.


Весьма глубоко разработал проблему справедливости Б.Н. Чичерин, сформулировав следующие (противоположные общим подходам других исследователей) постулаты: воздающая справедливость, основанная на принципе воздаяния «каждому того, что ему подобает», — есть высшая справедливость; справедливость есть правда; справедливость может быть юридической (правда) и нравственной8. При этом воздаяние по справедливости юридической или нравственной осуществляется в соответствии с законами юридическими либо нравственными.


Ф.М. Достоевский, по мнению В.И. Хайруллина, в первом периоде своего творчества определял правду как справедливость в человеческом понимании. Во втором периоде его творчества правда — это «высший духовный закон», Божья правда, тогда как высшая справедливость в человеческой жизни заменяется ее противоположностью: «прав... не тот, кто действует по моральному закону, а тот, кто имеет деньги и власть, то есть тот, кто сильнее»9.


При наличии разных подходов к определению полагаем, что справедливость является правовой ценностью, правовой категорией, важнейшим критерием разграничения правового и противоправного.


Вместе с тем в современной литературе есть мнение о «глубоком родстве» справедливости и законности. Так, например, Лон Л. Филлер, со ссылкой на Г.Л.А. Харта, объясняет это родство тем10, что отмеченные категории действуют по заранее известным правилам. Наличие этих правил диктуется внутренней моралью права, и если закон действует по заранее известным правилам, он справедлив. В российской юриспруденции такое отождествление не принято. При всех расхождениях в понимании социальной природы справедливости и ее дефинициях она признается основой правосудия либо его тождеством: латинское выражение «Fiat iustitia» переводится на русский язык как «Да здравствует правосудие (либо справедливость)».


Приведенные взгляды на справедливость в целом соответствовали формирующимся в профессиональном юридическом сообществе Российской империи представлениям об этом принципе правосудия. В практической деятельности прогрессивных юристов, прежде всего адвокатов (либерального авангарда юридического сообщества), эта идея активно пропагандировалась и продвигалась в целях модернизации, либерализации, гуманизации правосудия, правосознания и правовой культуры.


Говоря о влиянии различных факторов на идейные основы и практику проведения судебной реформы 1864 г. и дальнейшую правоприменительную деятельность новых органов юстиции, наряду с идеологическим, нельзя недооценить человеческий фактор.


Утвердившиеся в эпоху Просвещения идеи о «правлении закона» как нормативного основания устройства государства и общества, а также о праве, независимом от и стоящим над политикой, легли в основу так называемых Великих реформ 60-70-х годов XIX в. Для их реализации требовались иные государственные деятели и служащие, отличавшиеся от бюрократов екатерининского времени.


Как отмечают исследователи-историки, «генезис судебной реформы... связывают с формированием в среде российской бюрократии нового типа гражданского чиновника — носителя «правового этоса»11. Решению проблемы кадрового обеспечения модернизируемого государственного аппарата в целом, а позднее органов юстиции в частности способствовала политика императора Николая I, осознававшего необходимость подготовки образованных специалистов, в том числе юристов. В1835 г. было открыто элитарное учебное заведение английского типа — Императорское училище правоведения, действовали сложившиеся и создавались новые юридические факультеты университетов, хотя, как известно, юристов на душу населения в России было куда меньше, чем в развитых западных государствах. Не было достаточного числа юристов-профессионалов и для наполнения юридических учреждений, создаваемых в ходе продолжавшейся 35 лет судебной реформы.


Р.С. Уортман приводил следующие цифры, со ссылкой на Д. Ровинского: на 1000 жителей России до судебной реформы 1864 г. приходилось 0,04 чиновников судебного ведомства (против 0,4 во Франции). Даже не принимая во внимание правосознание российских служителей Фемиды, понятно, что они не могли повлиять на массовое правосознание и правовую культуру в российском обществе12.


Однако формированию нового либерального мировоззрения в сфере учащейся молодежи в предреформенные десятилетия способствовало, как отмечает Р. Уортман, блестящее «салонное» образование, полученное выпускниками Училища правоведения, и более широкие, фундаментальные знания, которые давали юридические факультеты университетов. Важным было и «то ощущение принадлежности в группе избранных, призванных осуществить некую миссию во имя торжества законности и правопорядка в России, которое правоведы вынесли из стен своей alma mater»13.


Описывая «юридически-эпический» тип чиновника, принявшего участие в подготовке и приведении судебной реформы 1864-1899 гг., Р. Уортман определяет принадлежавших к нему как сравнительно молодых представителей элиты столичной бюрократии, получивших юридическое образование в Училище правоведения, Царскосельском лицее и в университетах, занявших в середине XIX в. стратегические посты в правительственном аппарате. Движимые благородными идеями, а также личным честолюбием, используя свои связи с лицами, приближенными к императору, они и подготовили реформу14. Идейные основы их проектов составляли постулаты исторической школы Ф. Савиньи и др.


Одним из ключевых концептуальных понятий нового типа политической культуры чиновничества стала законность, противопоставляемая произволу. Как отмечал Т. Тарановский, идея права и законности в мышлении прогрессивных чиновников-юристов больше не воспринималась как средство исполнения воли монарха-суверена, а приобрела самостоятельность и привела к осознанию необходимости признания за подданными объективных личных и гражданских прав, а законность стала восприниматься как константа правового государства15. Отсюда и необходимость признания независимости судебной власти, определившая направленность судебной реформы.


Эти и другие либеральные гуманистические идеи легли в основу Судебных уставов 1864 г., применение которых большинство западных историков расценивают как важнейший шаг к построению гражданского общества16, но также, по нашему мнению, и к формированию конституционного строя.


Судебная реформа 1864-1899 гг. была самой радикальной и прогрессивной в ряду других реформ, она создала в России суд, который, по определению М.Н. Каткова, выражавшего мнение консерваторов, явился «судебной республикой» в самодержавной абсолютистской монархической государственности.


Вместе с тем, несмотря на формальную демократичность вводимых новых институтов юстиции, не следует идеализировать судебную реформу. Хотя ее «отцы» (по выражению А.Ф. Кони) и использовали лучшие западные образцы, но эти новационные модели включались в государственный механизм, остававшийся в целом архаическим, и по своей природе не соответствовали, противоречили основам российской государственности. Это в значительной мере обусловило проведение так называемой судебной контрреформы, фактически переплетавшейся с начала 70-х годов XIX в. с мероприятиями реформы.


Тем не менее, несомненная удача судебной реформы в целом была в немалой степени обусловлена (помимо прогрессивных принципов и институтов судебного права, вводившихся на большей части территории Империи) личным вкладом выдающихся представителей юридической профессии, в большом числе представлявших так называемое судебное ведомство и другие институты юстиции, например адвокатуру, юридическую науку, образование и публицистику. Они стали творцами, пропагандистами и проводниками нового типа правосознания и правовой культуры.


Принцип справедливости, т.е. соразмерности и признания равнодостоинства личности участников юридического спора или конфликта, отстаивался юристами новой формации, прежде всего присяжными поверенными, — профессиональными адвокатами. Они энергично оправдывали в своей деятельности цель Судебных уставов 1864 г.: «водворить в России суд скорый, правый, милостивый и равный для всех подданных...».


Как отмечал А.Ф. Кони, «судебная реформа призвана была нанести удар по худшему виду произвола, произволу судебному, прикрывающемуся маской формальной справедливости. Она имела своим последствием оживление в обществе умственных интересов и научных трудов. Со старой судебной практикой науке нечего было делать... Только с изданием Судебных уставов — судебная практика и наука пошли рука об руку, в гармоническом взаимодействии»17. Необходимо в связи с этим упомянуть также деятельность университетских юридических обществ, выполнявших право-воспитательную, право-пропагандистскую, издательскую и координационную научно-практическую функции с 60-х годов XIX в. до начала XX в.


Суд правый, или правосудие, является понятием, тождественным справедливому судебному разбирательству. Понятно, что даже самая совершенная судебнопроцессуальная организация без соответствующего по качеству материального права не может обеспечить подлинного правосудия, но может смягчить несовершенство последнего, выходя на более высокий уровень в поступательном приближении к идеальной модели.


Не в меньшей мере способствовать прогрессу правосудия могут лица, участвующие в осуществлении судебной власти. Большая роль в этом в российской юстиции принадлежала присяжным заседателям — выразителям народных чаяний о справедливости, готовых противостоять возможному произволу коронного суда, и присяжным поверенным (адвокатам), корпорация которых в тот период формировалась. Можно привести ряд примеров известных адвокатов, борьба которых за справедливое судебное решение служила правому суду, а яркие талантливые выступления лиц, убежденных в своей правоте, в случае выигрыша в процессе способствовали изменению бытовавшего в дореформенный период негативного отношения общества к суду. Адвокат помимо защиты в уголовном или представительства в гражданском процессе давал юридические консультации, просвещал лиц, обращавшихся за советом. Свобода, внезапно вошедшая в общественную жизнь в период Великих реформ, на первый план поставила личность, а не учреждения, в силу чего юристы и их имена стали символом обновления юридического быта в России. А. Ф. Кони писал: «нельзя отделить работу отцов судебной реформы от деятельности детей, т.е. ближайших учеников и практических приложителей этой реформы к жизни...»18. В связи этих поколений А.Ф. Кони видел гарантии уважения к основам истинного правосудия и «возвышающей их человечности»19.


Среди «отцов и детей» судебной реформы А.Ф. Кони называл Д.А. Ровинского, С.И. Зарудного, Н.И. Стояновского, К.К. Арсеньева, А.И. Урусова, Ф.Н. Плевако, В. Д. Спасовича и др. В своих речах, обращенных к присяжным заседателям, они взывали к справедливости и обращали внимание присяжных на факты и обстоятельства, способствующие ее обеспечению при вынесении решения. Так строили свои речи К.К. Арсеньев и др.


Ф.Н. Плевако освещал не только юридическую сторону дела, но и затрагивал социальные вопросы, волнующие общественность, учитывая психологическую глубину переживаний обвиняемых. По выражению А.Ф. Кони, у Ф.Н. Плевако «ораторское искусство переходило в вдохновение», пробуждая соответствующие чувства у присяжных заседателей, решающих по сути судьбу человека, добивавшихся оправдательных вердиктов по доказанным основаниям отсутствия умысла и т.п.


По делу о подлоге Ф.Н. Плевако в заключение своей речи произнес, обращаясь к присяжным: «Перед судом по Судебным уставам нет богатых и бедных, нет сильных и слабых, а все равны, все одинаково ответственны. Вы докажете тогда, насколько справедливо можно применить к людям, которым приходится стоять перед вами, слова, что «несть эллин и иудей...».


Сам А.Ф. Кони, испытавший себя на разных поприщах юстиции, с молодых лет заявил о себе как о борце за прогрессивные и демократические идеи о праве. Также он считается основателем судебной этики, поскольку нравственным основанием правосудия отводил важное место в учении о судопроизводстве. Строгого соблюдения этических начал он требовал как от судьи, так и прокурора и адвоката.


В речи известнейшего адвоката К.Ф. Хортулари по делу Марии Левенштейн апелляция к справедливости выражена так: «Господа присяжные заседатели! Если только Вы признаете за судом уголовным и его приговором нравственнопедагогическое значение и не отрицаете того глубокого интереса, какой представляет собой настоящий процесс, затрагивающий одну из самых больных сторон нашего общественного организма, то... должны будете отнестись к участи обвиняемой... с особенным вниманием и осторожностью, которыми только и обуславливается справедливость человеческого суда вообще и вашего будущего приговора в особенности»20. Таких примеров из адвокатских речей множество, что позволяет характеризовать как ведущую и определяющую роль присяжных поверенных в развитии общественного правосознания, в преодолении правового нигилизма, характерного для социальных низов российского населения, в повышении доверия к суду, обеспечивающему правосудие, основанное на справедливости. Вместе с тем нельзя не отметить, что судебная реформа не распространялась на все регионы империи, при этом сохранялись, в частности, особые сословные суды для крестьян — волостные, осуществлявшие юрисдикцию на основе правовых обычаев. Это не могло способствовать созданию единой системы правовых ценностей и преодолению правового мультикультурализма.


Не апологетируя в целом деятельности адвокатов, нельзя не признать, что лучшие их представители сделали много для формирования правовой культуры России в рассматриваемую эпоху. Они и другие судебные деятели оценили возможности гласного и публичного судопроизводства, предоставлявшего им общественную трибуну. Правосудие явилось для них средством, воспитывающим гражданственность и правосознание и формирующим нравственные идеалы добра, справедливости и других социальных ценностей, определяющих поведение людей. И хотя эта традиция была прервана с учреждением советского суда в ноябре 1917 г., однако созданные высокие образцы юстиции остались в отечественном опыте.


Бердяев Н.А. Самопознание. М.: Мысль, 1991.


Большакова О Б. Судебная реформа 1864 года и формирование правовой культуры в дореволюционной России (обзор англоязычной литературы) // http://www.bibliotekar.ru/buharin/5.htm


Ефремова Н.Н. Становление и развитие судебного права в России XVIII — начала XX в. (историко-правовое исследование). М.: РУДН, 2007.


Кони А.Ф. Отцы и дети судебной реформы (к пятидесятилетию Судебных уставов) 1864 г. 20 ноября 1914. М.: Изд. т-ва И.Д. Сытина, 1914.


Коркунов Н.М. Проблемы права и нравственности // Русская философия права. Изд. 2-е, доп. СПб.: Алетейя, 1999.


Мельник В. Божественная правда и справедливость правосудия // Российская юстиция. № 9.1999.


Неволин К.А. Энциклопедия законоведения. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 1997.


Хайруллин В.И. Категория справедливости в истории политико-правовой мысли. М.: URSS, 2009.


Чичерин Б.Н. Философия права. СПб.: Наука, 1998.


Wortman R. The development of a Russian legal consciousness. Chicago, 1976/XII.