Загрузка...

Эта статья опубликована под лицензией Creative Commons и не автором статьи. Поэтому если вы найдете какие-либо неточности, вы можете исправить их, обновив статью.

Загрузка...
Загрузка...

Исследования этнической толерантности личности Creative Commons

Link for citation this article

Шлягина Елена Ивановна,

Ениколопов Сергей Николаевич

Национальный психологический журнал, Год журнала: 2011, Номер №2, С. 80 - 89

Опубликована Апрель 1, 2011

Последнее обновление статьи Дек. 14, 2022

Эта статья опубликована под лицензией

License
Link for citation this article Похожие статьи

Аннотация

Показано, что понимается под этнической толерантностью и какими методами ее можно диагностировать. Проанализированы результаты проведенного авторами лонгитюдного исследования, целью которого было выявление этнической толерантности русских по отношению к литовцам.

Ключевые слова

Толерантность, этнические установки, этническая толерантность, этнопсихологические характеристики личности (группы), этноцентризм, инокультурная среда

С середины 70-х гг. прошлого века во многих странах мира, полиэтничес­ких по своему составу, в том числе и в СССР, при все более углубляющейся интернационализации культур и уни­фикации образа жизни начала разви­ваться тенденция роста этнической идентичности (этничности)1. Эта тен­денция хотя и была замечена отече­ственной наукой, но не подверглась первоначальному теоретическому осмыслению и, не вписываясь в суще­ствующие на тот момент научные парадигмы, получила название «этни­ческого парадокса современности». Тем самым была снята необходимость научного прогноза развития данного явления. В последние годы этнические процессы в мире еще больше активи­зировались, превратившись в сформи­ровавшееся явление «этнического ре­нессанса».


Кризис идентичности, связанный с нивелировкой «Я» и наблюдающий­ся в странах Запада в последние деся­тилетия, остро переживается не толь­ко как трагедия отдельной личности, но и как трагедия общества. Личности не с кем отождествиться, превратить свое одинокое «Я» во внушительное «Мы». Растут неудовлетворенность, обида, безнадежность. Это — соци­альная фрустрация, при которой наци­ональность воспринимается как ава­рийная группа поддержки, наиболее доступная форма групповой иденти­фикации для больших масс людей.


Данные этносоциологических исследований свидетельствуют, что этничность в полиэтнических государ­ствах возрастает в условиях социально­экономических кризисов и политичес­ких напряжений. Политические и эко­номические процессы, начавшиеся в нашей стране в конце 80-х гг. прошло­го века, явились катализаторами стре­мительного роста этничности. Стагна­ция нашего общества привела к сни­жению его нравственного уровня. В основе обоих этих явлений лежит один механизм — психологическая защита личности от деиндивидуализации.


«Этнический ренессанс» — явление по своей сути глубоко положительное, поскольку актуализирует ценность эт­нокультурного многообразия и этнического опыта. Однако рост этничности приводит к усилению этноцент­ризма, который в условиях снижения нравственного сознания общества и возможного воздействия так называе­мого «подросткового синдрома»2 чреват негативными последствиями. Он усиливает, гипертрофирует и абсолю­тизирует разницу между «своими» и «чужими», что приводит к росту наци­онализма, всплеску межнациональной розни.


Согласно последним социологи­ческим данным, этничность остается весьма существенным фактором раз­вития различных регионов России и стран СНГ, что требует внимательно­го отношения со стороны профессио­нальных психологов.


Межэтническая напряженность в бывших союзных республиках, а те­перь самостоятельных государствах, привела к миграции большого количе­ства людей. Возникают проблемы, связанные не только с жильем, трудо­устройством, акклиматизацией, но и с трудностями психологической адапта­ции при попадании в другую культур­ную среду. В США, Канаде, Австра­лии, во многих полиэтнических стра­нах Европы существуют специальные этнопсихологические консультационные службы, которые занимаются эти­ми проблемами, а также вопросами предупреждения различных этничес­ких конфликтов.


Этнопсихологические характери­стики личности (или группы) прояв­ляются в различных критических си­туациях межличностного и внутри- личностного выбора тогда, когда старые, наработанные при ином со­циально-экологическом образе жиз­ни этнические стереотипы и нормы решения проблем не срабатывают, а новые еще находятся в процессе сво­его формирования. То есть специфи­ческие этнопсихологические фено­мены обнаруживаются в ситуациях взаимодействия разных культур, ока­зываются продуктом совместной де­ятельности в этих ситуациях.


Для обеспечения эффективности любых форм этнопсихологической работы (научные исследования, мно­гоцелевой межкультурный тренинг, индивидуальные методы коррекции самосознания для лучшего понима­ния своей культуры и т. п.) требуется психодиагностика актуального эт­нопсихологического статуса (АЭПС)3 личности.


Определение актуального этно­психологического статуса дает воз­можность прогнозировать поведение субъекта при встрече с другой этни­ческой культурой и служит базой для дальнейшего проведения коррекци­онной работы по предупреждению или амортизации «культурного шока». Они могут оказать существен­ную помощь в предупреждении край­них форм негативного поведения в ситуациях межэтнического взаимо­действия.


Подбор методов для психодиагно­стики этнопсихологических проявле­ний личности, свидетельствующих о ее актуальном этнопсихологическом статусе, требует особого внимания. Мы остановимся на подходе, предло­женном А.Г. Асмоловым и Е.И. Шлягиной [2]. Рассмотрим выделенные ими различные уровни анализа АЭПС, а также соответствующие им методи­ческие приемы их изучения.


Первый квазипсихологический уро­вень изучения этнических проявлений - это уровень, на котором исследуют­ся существующие в массовом созна­нии представления (об эталонах восприятия, чертах личности, нравствен­ных ценностях и нормах поведения), характеризующие некоторую типич­ную для данного этноса личность. Именно эти представления о различ­ных этнических стереотипах социали­зируются личностью в ходе ее интериоризации в той или иной этнической общности. В качестве методических приемов исследования здесь могут вы­ступать различные опросники: метод шкалирования этноцентризма Д. Ле­винсона, шкалы социальной дистан­ции Богардуса, методика «приписыва­ния качеств» Д. Катца и К. Брейли, ме­тод контент-анализа и др. Подчеркнем, что с их помощью выявляются пред­ставления об этническом характере, бытующие в культуре, но не место и функции этнических стереотипов в собственно индивидуальной жизни личности.


На втором — интерпсихологическом, интерсубъектном уровне исследуются этнические операциональные уста­новки, возникшие в ходе интериоризации этнических стереотипов, существующих в массовом сознании и определяющих поведение участников совместной деятельности. Этот пласт установок может быть изучен с помо­щью различных методик, моделирую­щих поведение субъекта в ситуациях «закрытого» общения, построенных по нормативно-заданным правилам. Например, известный парадокс Лапьера иллюстрирует расхождение между реальным и вербальным поведением владельцев американских отелей по отношению к китайцам. В ситуации «закрытого» общения могут быть ис­пользованы различные приемы изуче­ния группового давления, сконструи­рованные по типу известной методики исследования конформности С. Аша. Разработка таких методик для иссле­дования этнических операциональных установок — насущная задача этнопси­хологии.


И, наконец, третий — интрапсихологический уровень анализа этнопсихо­логических проявлений личности — это уровень изучения этнических смысловых установок, определяющих поступки и действия личности как индивидуальности. Этнические смыс­ловые установки формируются из операциональных этнических установок в том случае, если в определенных про­блемно-конфликтных жизненных об­стоятельствах те или иные нормы и стереотипы этнической культуры при­обретают личностный смысл [1]. В ка­честве методов диагностики этничес­ких смысловых установок могут быть использованы различные проектив­ные методики, позволяющие исследовать трансформации мотивационно­смысловых образований личности в проблемно-конфликтных ситуациях.


Одной из форм проявления смыс­ловых этнических установок является этническая толерантность личности. В психологии под толерантностью по­нимается «отсутствие или ослабление реагирования на какой-либо небла­гоприятный фактор» [4, с. 401]. Внеш­не это может выражаться в выдержке, самообладании, способности личнос­ти длительно выносить неблагоприят­ные воздействия без снижения адап­тивных возможностей. Социология же под толерантностью подразумевает «терпимость к чужому образу жизни, поведению, обычаям, чувствам, мне­ниям, идеям, верованиям» [6, с. 350]. Этническая толерантность является частным случаем общей толерантнос­ти личности. В социологии под толе­рантностью имеют в виду именно этот частный случай.


Основываясь на том, что этнопси­хологические характеристики личнос­ти проявляются, в основном, в различ­ных критических ситуациях межлично­стного и внутриличностного выбора, и на том, что вхождение личности в но­вую культурную среду является для нее стрессогенным фактором, снижаю­щим толерантность, мы сформирова­ли следующую базовую гипотезу. Субъект будет по-разному реагировать на проблемно-конфликтную ситуа­цию в своей и инокультурной среде, что выражается в разном уровне толе­рантности личности, так как проблем­но-конфликтная ситуация в инокуль­турной для субъекта среде обладает большей неопределенностью и более высокой степенью фрустрированности. Уровень этнической толерантнос­ти4 будет зависеть от степени этничес­кой идентичности личности со своей этнической группой, а также от на­правленности и содержания авто- и гетеростереотипов.


Для проверки этой гипотезы нами были отобраны четыре методики.


В качестве первой базовой методи­ки нами использовалась модификация рисуночного теста фрустрации С. Розенцвейга. [7, с. 44—53]. Этот тест по­зволяет выявить индивидуальные устойчивые особенности реакции на фрустрацию. Индивидуальными пере­менными, выраженными в показате­лях теста, являются доминирующие направления реакции (агрессии, по замыслу автора), пропорция типов этих реакций (какие обстоятельства ситуаций в центре внимания), а также степень социальной адаптации (соот­ветствие нормам группы, популяции). Последний показатель, по предполо­жению автора, характеризует не толь­ко особенности поведения, но косвен­ным образом и степень личностной толерантности к фрустрации [7, с. 44].


Кроме того, методика С. Розенцвейга, в отличие от других проектив­ных методик, является в значительной степени стандартизованной и может считаться тестом в психометрическом значении этого слова. Поскольку ис­пытуемый более или менее сознатель­но идентифицирует себя с фрустрированным персонажем, то полученный профиль ответов можно считать харак­терным для самого субъекта. К досто­инствам методики Розенцвейга отно­сятся высокая ретестовая надежность и возможность модификации для ис­следования различных этнических по­пуляций. Мы использовали модифи­кацию теста, которая моделировала «попадание» в инокультурную для ис­пытуемого среду. Тестирование прово­дилось двумя сериями. Первый раз — в своем классическом варианте, его результаты являлись фоновыми. Во второй раз испытуемого просили представить, что он находится в инокультурной среде (Вильнюсе).


Сравнивая результаты первой и второй серий, мы выявили уровень этнической толерантности личности, а также выяснили, за счет каких внутриличностных изменений происходит его повышение или понижение. Ин­дикаторами внутриличностных изме­нений являются изменения типов ре­акций испытуемых во второй серии по сравнению с реакциями в первой се­рии. Возможность выявить перемены в мотивационно-смысловой сфере личности в воображаемой ситуации инокультурного окружения придает особую ценность предлагаемой моди­фикации теста С. Розенцвейга.


Как мы уже отмечали, этническая толерантность личности зависит от направленности и содержания авто- и гетеростереотипов. Для их диагности­ки на интрапсихологическом уровне анализа был выбран второй метод — цветовой тест отношений (ЦТО) [8, 9]. Основанием для выбора этого теста послужил тот факт, что с его помощью возможно получение цветовых ассоциаций по отношению к значимым лицам и социальным стимулам неза­висимо от национальности, возраста и образования испытуемых. Нашим ис­пытуемым в первой серии предлага­лось проранжировать цветные карточ­ки в порядке предпочтения с обычной инструкцией, а во второй серии про­водился краткий вариант ЦТО, при этом давалась инструкция подобрать цвет, который больше всего подходит к «типичному представителю твоей национальности», и цвет, наиболее подходящий «типичному представите­лю другой национальности».


Третьим в батарее методик стал тест «Рисунок несуществующего животно­го» (РНЖ) [5]. Методика РНЖ отно­сится к разряду проективных. Предпо­лагается, что в малоструктурированной ситуации содержание фантазийной продукции в основном определяется имплицитными структурами индиви­дуального опыта испытуемого, опо­средствующего процесс рисования [5, с. 54]. Поэтому данная методика при­менялась как с целью выяснения черт личности испытуемого и особеннос­тей его реагирования в конфликтных ситуациях, так и для диагностики авто- и гетеростереотипов. Основани­ем для последней послужило экспери­ментально проверенное положение о том, что, кроме проекции Я-образа, рисунок может воплощать идеальный Я-образ и образ значимого другого.


Тест предлагался испытуемому трижды. В первой — контрольной — серии — с обычной инструкцией. Во второй и третьей сериях давалась мо­дифицированная инструкция: «На­рисуйте несуществующее животное так, как, по Вашему мнению, его на­рисовал бы человек одной (другой) с Вами национальности». Для обра­ботки рисунков применялся метод экспертных оценок.


Данные, полученные с помощью методики С. Розенцвейга, хорошо со­гласуются с данными РНЖ.


Указанные выше проективные ме­тодики были дополнены четвертой — вербальной, опросной методикой, раз­работанной Г.У. Кцоевой и названной диагностическим тестом отношений (ДТО) [3]. Автор методики при ее по­строении исходила «из общего теоре­тического положения, основанного на существовании тенденции к иденти­фикации индивида с определенной этнической общностью. Причем такая идентификация предполагает, глав­ным образом, позитивное ценностное отношение к собственной этнической группе» [3, с. 43]. Это является причи­ной дифференциации восприятия эт­нических общностей по шкале «нра­вится — не нравится».


В методике использовались специ­ально подобранные пары качеств, одно из которых являлось положи­тельным, а второе носило негативный характер. Например, из пары «щед­рость — жадность» использовалось только одно негативное качество — «жадность», а в качестве противопо­ложного предлагалась «золотая сере­дина» — «экономность», «бережли­вость» [3]. Такой принцип подбора определялся целью методики — иссле­дование эмоционально-оценочного компонента стереотипа. В полном варианте методики — 20 пар качеств. Стимульный вариант краткого вариан­та методики, используемый нами в ис­следовании, состоит из 12 пар качеств: осторожный — трусливый, диплома­тичный — лицемерный, агрессивный — активный, экономный — жадный, тем­пераментный — вспыльчивый, гордый — высокомерный, остроумный — ехид­ный, находчивый — хитрый, общи­тельный — навязчивый, покладистый — бесхарактерный, настойчивый — упрямый, аккуратный — педантичный.


Испытуемым предлагается оце­нить степень выраженности предло­женных характеристик у «типичного представителя своей национально­сти», «типичного представителя дру­гой национальности», а также оценить по этим характеристикам себя, «иде­ал». Степень выраженности качеств оценивается по 7-балльной шкале (от 1 до 7; 1 — качество практически отсутствует, 7 — качество выражено наи­более полно). Результаты оценивают­ся по трем параметрам: амбивалентно­сти, выраженности и направленности.


Остановимся более подробно на результатах конкретного проведенно­го нами лонгитюдного исследования, целью которого было выявление этни­ческой толерантности русских по от­ношению к литовцам.


Первый этап его был проведен в начале 1989 г., последующие — в 1990, 1991 и 1992 гг. Эти четыре года были исключительно насыщены карди­нальными политическими события­ми в области межнациональных отно­шений5, что позволило нам выявить влияние политической обстановки в стране на степень выраженности эт­нической толерантности русских по отношению к литовцам. Каждый год в исследовании принимало участие 30 человек, русских по национальности, в возрасте от 19 до 25 лет, не имеющих длительных личных контактов с пред­ставителями литовской национально­сти. Выборки испытуемых на всех четырех этапах исследования сопостави­мы по возрасту, полу и социальному статусу, все четыре раза тестирование проводилось по одним и тем же четы­рем указанным выше методикам. Каж­дое обследование проводилось в две серии. Первая серия представляла со­бой фоновую серию всех тестов, во второй давались предложенные нами модификации. В качестве представи­теля другой национальности высту­пал воображаемый литовец.


В исследовании подтвердилась ги­потеза о существовании различных способов реагирования личности на однотипные проблемно-конфликтные ситуации в своей и чужой этнической среде. Было также доказано воздей­ствие социально-политической обста­новки на степень выраженности этни­ческой толерантности. Социально-по­литическая обстановка неоднократно менялась в течение этих четырех лет. Так, в 1989 г., когда только начали по­являться первые робкие требования о государственной самостоятельности Литвы, а движение народного фронта «Саюдис» представлялось средствами информации СССР демократически прогрессивным, этническая толерант­ность русских по отношению к литов­цам в воображаемой ситуации пребывания в Вильнюсе повысилась в 84% случаев и лишь в 16% — снизилась. По результатам теста С. Розенцвейга, у аб­солютного большинства испытуемых (84,2%) уменьшилось количество экстрапунитивных реакций препятственно-доминантного и эгозащитного ти­пов (агрессивные реакции, направ­ленные на внешнее окружение) в условиях воображаемого пребывания в Литве. Причем их уменьшение про­исходило в основном за счет повыше­ния уровня интрапунитивных реак­ций необходимостно-упорствующего типа (39%), что указывает на усиление чувства собственной ответственности за происходящее, проявляющееся не в эгозащитном самообвинении, а в увеличении количества конструктив­ных решений проблем.


Значительно повысился также уро­вень реакциий необходимостно-упорствующего типа (30%). Отмечалось резкое снижение количества реакций препятственно-доминантного типа за счет повышения необходимостно-упорствующих реакций (70%), свиде­тельствующих об увеличении потреб­ности испытуемых в самостоятельном преодолении фрустрирующих компо­нентов ситуаций. На основании полу­ченных в 1989 г. результатов нами было выдвинуто предположение о том, что пребывание в Литве и общение с ли­товцами трактовалось большинством испытуемых как ситуация в высшей степени неопределенная. Поведение и реакции наших испытуемых можно сравнить с поведением «гостя в незна­комом доме». Неопределенность ситу­ации, с одной стороны, и восприятие окружения как превосходящего по уровню цивилизованности (по результатам других методик), с другой, по­рождали более конструктивный и бо­лее конформный типы поведения.


Типы реакций испытуемых, свя­занные с неуверенностью в себе, раз­личались между собой. У большинства испытуемых (84%) неуверенность спо­собствовала повышению общего коли­чества реакций конструктивного типа, особенно интрапунитивных необходимостно-упорствующих реакций, направленных на разрешение ситуа­ции своими силами.


У других неуверенность в собствен­ной компетентности и адекватности в данной ситуации вызывала боязнь оказаться в положении отвергнутого. В результате в ответ на отрицательные реакции других людей (в нашем слу­чае — воображаемых литовцев) чело­век пытался действовать в соответ­ствии с тем типом поведения, который присущ, по его мнению, представите­лям литовской национальности. В от­ветах наших испытуемых появлялось большее, чем в своей среде, количе­ство попыток рассматривать ситуацию примиряющим образом. Давались от­веты типа «никто не виноват», «всякое бывает» и т. п., особенно в тех случа­ях, где «пострадавшим» являлся имен­но сам испытуемый.


По результатам исследования 1989 г. можно сделать вывод, что этническая толерантность русских по отношению к литовцам повышается при вообра­жаемой ситуации попадания в Литву.


В 1990 г. мы получили по методике С. Розенцвейга совершенно иные ре­зультаты. Характер реакций большин­ства наших испытуемых на проблем­но-конфликтные ситуации при воображаемом попадании в Литву резко изменился. Этническая толерантность к литовцам у испытуемых значитель­но упала. У большинства испытуемых (62,5%) количество экстрапунитивных реакций во второй серии возросло по сравнению с первой (фоновой). Сред­ний показатель повышения экстрапунитивных реакций оказался равным 17,1% (36,8% — в первой серии и 55,7% во второй) при среднем показателе, в норме равном 40%. У 16,6% испыту­емых количество экстрапунитивных реакций не изменилось, у 20,8% было зафиксировано незначительное снижение (на 5%) их уровня во второй се­рии по сравнению с первой. Таким образом, наши испытуемые по степе­ни выраженности этнической толе­рантности к литовцам разделились на три неравномерные группы.


По результатам других методик авто- и гетеростереотипы испытуемых первой (самой большой) группы отли­чались от авто- и гетеростереотипов испытуемых второй и третьей групп, в которых они были одинаковы.


Увеличение уровня экстрапунитивных реакций у испытуемых первой группы происходило за счет пониже­ния общего количества импунитивных и интрапунитивных реакций, причем средний показатель снижения для импунитивных реакций оказался боль­шим, чем для реакций интрапунитивных. Резко повысилось количество реакций эгозащитного типа — у 58,3% испытуемых. Средний показатель со­ставлял 17%. Уменьшение уровня ре­акций эгозащитного типа было отме­чено у 37,5% испытуемых и составля­ло 10% по сравнению с уровнем, зафиксированным в первой серии. Увеличение количества эгозащитных реакций у испытуемых происходило в основном за счет понижения уровня реакций необходимостно-упорствующего типа.


Таким образом, в 1990 г. большин­ство испытуемых (первая группа) ре­агировало на конфликтные ситуации, возникавшие в воображаемой ситуа­ции «попадания» в Литву, увеличени­ем общей агрессивности (снижением этнической толерантности). Возни­кающие ситуации рассматривались ими как угроза собственному «Я», а следующая за этим эгозащитная реак­ция носила характер обвинения дру­гих людей (в данном случае — пред­ставителей литовской национально­сти). Произошло резкое сокращение, по сравнению с 1989 г., попыток рас­смотрения возникающих конфликт­ных ситуаций примиряющим обра­зом, одновременно возникла тенден­ция приписывания ответственности за происходящее другим людям. В большинстве случаев испытуемые во­обще прекращали попытки разреше­ния ситуации своими силами и огра­ничивались лишь самозащитными реакциями, которые выражались во всякого рода обвинениях в адрес других людей и существующих у них по­рядков (в нашем случае — в адрес представителей литовской нацио­нальности).


Известно, что реакцией на фруст­рацию является актуализация различ­ного рода защитных механизмов, од­ним из которых является увеличение агрессивности (снижение толерантно­сти). Следовательно, можно сделать вывод, что конфликтные ситуации, имеющие место при воображаемом попадании в Литву, фрустрируют на­ших испытуемых в значительно боль­шей степени, чем аналогичные конф­ликтные ситуации, возникающие в собственном окружении. Возникает вопрос: с чем это может быть связано? В данном случае это может объяснять­ся изменившейся в 1990 г. политичес­кой ситуацией в стране, связанной с межнациональными отношениями. Крушение мифа о новой исторической общности людей — «советском наро­де» превратило прежде теоретический вопрос о межнациональных отноше­ниях в повседневную проблему каждо­го человека.


Изменению отношения к литов­цам у большинства наших испытуемых могло способствовать окончательно сформировавшееся к 1990 г. твердое желание народов Прибалтики выйти из состава СССР. В определенной сте­пени само желание народов Прибал­тики отделиться фрустрировало рус­ских людей. Мы полагаем, что сила фрустрации могла быть не так велика, если бы желание прибалтийских наро­дов было удовлетворено сразу, то есть произошло отделение на доброволь­ной двухсторонней основе. Но этого не случилось. Руководство страны за­явило о несовпадении интересов при­балтийских республик и Союза по данному вопросу. Противоположное определение ценностей привело к возникновению у народов опасения того, что если «противоположные» интересы и ценности других народов будут достигнуты, это приведет к ущемлению их собственных интере­сов и, следовательно, к ухудшению положения.


Результаты, полученные в 1990 г. с помощью других методик, свидетель­ствуют не только о падении этничес­кой толерантности к литовцам у боль­шинства испытуемых (первая группа), но и о развитии негативной смысло­вой установки, выражающейся в вос­приятии литовцев (гетеростереотип литовцев) как людей черствых, невоз­мутимых, у которых отсутствует чут­кость, терпимость, умение понять чу­жую точку зрения и уважение иных вкусов и привычек. У испытуемых не­многочисленных второй и третьей групп, у которых этническая толеран­тность к литовцам во второй серии не изменилась или незначительно повы­силась, негативная смысловая уста­новка по отношению к литовцам от­сутствовала.


В 1991 г. исследование было прове­дено сразу же после кровавых январс­ких событий в Вильнюсе. Демократи­ческая общественность и пресса ока­зались на стороне литовцев, и это сказалось на результатах исследова­ния. Был получен положительный ге­теростереотип литовца, причем литовец представлялся испытуемым челове­ком менее агрессивным, чем русский (по результатам ЦТО и методики РНЖ). Результаты методики РНЖ свидетельствовали о том, что боль­шинство испытуемых изображали ли­товца незащищенным и пассивным. Нами было сделано предположение, что подобные рисунки явились отра­жением того, что испытуемые воспри­нимали литовцев в сложившейся си­туации жертвами агрессии. Здесь сле­дует вспомнить, что по результатам 1990 г. гетеростереотип литовца был отрицательным.


Упомянутые выше события в Литве и усложнение положения в стране по­родили общую напряженность среди населения, и это нашло свое отражение в нашем исследовании. По результатам теста С. Розенцвейга, отмечался рост фоновой экстрапунитивности (общей агрессивности) по группе в целом, составивший 48,6% (норма 40%). Ди­намика направленности реакций от первой серии ко второй по группе свидетельствует об общем снижении экстрапунитивности (агрессивности) в инокультурном окружении по срав­нению с контрольной средой. Следо­вательно, можно говорить о повыше­нии этнической толерантности.


По результатам исследования, ис­пытуемые во второй серии так же, как и в предыдущие годы, разделились на три группы: испытуемые, у которых во второй серии снизилась этническая толерантность (в 1991 г. это снижение было незначительным по сравнению с 1990 г.); испытуемые, у которых уро­вень толерантности оказался одинако­вым в первой и второй сериях, и ис­пытуемые, у которых повысился уро­вень этнической толерантности при воображаемом попадании в Литву (в 1991 г. это была самая многочисленная группа). Но даже падение этнической толерантности во второй серии у пер­вой группы испытуемых не может од­нозначно расцениваться как агрессив­ность по отношению к литовцам, так как гетеростереотип литовца у этой группы испытуемых так же, как и у всех остальных, положителен. Скорее всего, незначительное повышение агрессивности у первой группы было следствием возросшей общей внут­ренней напряженности.


И, наконец, результаты исследова­ний 1992 г. К этому времени Литва уже стала самостоятельным государством, и средства массовой информации на­чали уделять ей меньше внимания. В области межнациональных отноше­ний появились новые болевые точки, которые оттеснили на задний план со­бытия в Литве. Что же происходит с этнической толерантностью русских по отношению к литовцам в новой политической ситуации? Как показы­вают результаты исследования по ме­тодике С. Розенцвейга, динамика ре­акций от первой серии ко второй по группе в целом свидетельствует об об­щем уменьшении экстрапунитивных реакций. Можно говорить о повыше­нии этнической толерантности в мо­делируемой ситуации инокультурного окружения. Общегрупповой уровень фоновой агрессивности (первая серия) в 1992 г. был близок к нормативному. Повышение этнической толерантнос­ти при воображаемом попадании в Литву можно объяснить следующим образом. Эмоции отшумели, Литва стала самостоятельным, суверенным государством, к представителям кото­рого нужно относиться с соответству­ющей статусу внимательностью и осторожностью, надо уметь сдерживать свои чувства и быть более требователь­ным к себе в проблемно-конфликтных ситуациях взаимодействия в инокультурной среде.


Все, что говорилось выше, имело отношение к общегрупповым показа­телям. Однако более детальный ана­лиз результатов, как и в предшеству­ющие годы, позволил, взяв за крите­рий изменение экстрапунитивности во второй серии по сравнению с пер­вой, разделить всю выборку на три группы, отражающие разные типы индивидуального реагирования на фрустрирующую ситуацию в инокультурном окружении. Первую груп­пу составляли испытуемые, у которых во второй серии повысился уровень экстрапунитивности (43,3%), во второй группе количество реакций этой направленности не изменилось (13,3%), в третьей группе наблюдалось снижение уровня экстрапунитивности во второй серии по сравнению с первой (43,3%).


Опишем результаты исследования по другим методикам в трех выделен­ных по тесту С. Розенцвейга группах.


Результаты диагностического тес­та отношений (ДТО) по каждому ис­пытуемому представлены в виде четы­рех значений диагностического коэф­фициента: самооценка по указанным качествам, оценка абстрактного обра­за «идеального человека», оценка «ти­пичного представителя» собственной этнической общности и «типичного представителя» литовской националь­ности. В целом по выборке были под­считаны средние значения по всем че­тырем оценкам (табл. 1).


Таблица 1. Результаты методики ДТО в целом по выборке








































































































































































































































Я



Идеал



Русск.



Литов.



1



0,03



0,26



-0,04



0,10



2



0,30



0,60



0,21



0,40



3



0,40



0,63



0,46



0,53



4



0,18



0,54



0,08



0,28



5



0,16



0,30



-0,04



0,14



6



0,35



0,46



0,08



0,07



7



0,34



0,44



0,13



0,32



8



0,43



0,50



0,36



0,22



9



0,47



0,60



0,31



0,40



10



0,01



0,49



0,16



-0,01



11



0,15



0,51



0,21



0,22



12



0,18



0,41



0,16



0,14



13



0,26



0,34



-0,10



0,15



14



0,29



0,53



-0,05



0,05



15



0,30



0,35



0,16



0,27



16



0,39



0,50



0,44



0,17



17



0,33



0,52



0,21



0,04



18



0,53



0,57



0,13



0,07



19



0,25



0,37



0,01



-0,13



20



0,35



0,53



0,32



0,40



21



0,34



0,58



0,16



0,18



22



0,43



0,57



0,43



0,37



23



0,13



0,32



0,07



0,05



24



0,50



0,68



0,20



0,10



25



0,31



0,39



0,01



0,21



26



0,32



0,48



0,08



0,12



27



0,28



0,40



-0,02



-0,03



28



0,26



0,51



0,10



0,05



29



0,30



0,50



0,12



0,22



30



0,34



0,55



0,05



0,53



Ср. ан.



0,30



0,48



0,15



0,18



Если взять оценку «идеала» в каче­стве нормативной точки отсчета, то ближе всех к нему по степени эмоци­ональной направленности стоит само­оценка (идеал — 0,48, самооценка — 0,30). Оценки автостереотипа и гете­ростереотипа не слишком отличаются (русский — 0,15, литовец — 0,18) и яв­ляются низкими не только по сравне­нию с «идеалом», но и по сравнению с самооценкой. Полученные данные свидетельствуют о том, что на вербаль­ном уровне у испытуемых отсутствует положительная идентификация со своей этнической группой. Литовцев испытуемые оценивают невысоко.


Таблица 2. Результаты методики ЦТО в целом по выборке













































































































































































































































































Раскладка по предпочтению



Раскладка по ассоциации



Типичный литовец



Типичный русский



Р



В/Н



Р



В/Н



1



12546837



8



6/8



5



3/4



2



45213678



4



1/2



1



4/5



3



54213876



2



3/3



5



1/4



4



53412867



3



2/1



5



1/4



5



54123768



5



1/4



8



8/8



6



54123678



4



2/2



3



5/1



7



52143768



6



7/6



1



3/5



8



52714368



1



4/5



3



6/1



9



52413876



1



4/5



4



3/2



10



56713428



4



6/2



3



5/1



11



56718234



7



3/7



3



7/1



12



32415826



2



2/3



4



3/2



13



53214378



6



6/6



1



4/5



14



52718463



4



6/2



8



5/8



15



25841367



3



6/1



2



1/3



16



24135687



7



8/7



6



6/6



17



54823716



4



2/2



2



4/3



18



38215746



1



4/5



2



3/3



19



87123654



6



6/6



2



4/3



20



43173856



7



4/7



7



4/7



21



52147386



5



1/4



1



3/5



22



58216347



2



3/3



5



1/4



23



43215876



2



3/3



1



4/5



24



52148376



1



3/5



2



2/3



25



28174653



1



3/5



3



8/1



26



42587136



2



2/3



1



6/5



27



25486731



7



6/7



1



8/5



28



82574361



2



2/3



1



8/1



29



52384176



2



2/3



3



3/1



30



81356274



8



1/8



5



4/4



 



 



Средняя 3,7/4,26



Средняя 4,2/3,83



Усредненные показатели по четы­рем оценкам были подсчитаны отдель­но по каждой из выделенных по тесту С. Розенцвейга групп (табл. 3).


Таблица 3. Результаты методики ДТО (по группам)


































Группы



Я



Идеал



Русск.



Литов.



I



0,31



0,51



0,17



0,16



II



0,34



0,54



0,20



0,41



III



0,27



0,44



0,13



0,17



Результаты показывают, что оцен­ки «типичного русского» и «типично­го литовца» у первой и третьей групп очень близки между собой и близки к среднегрупповым (0,17 и 0,16 — у пер­вой группы и 0,13 и 0,17 — у второй). Лишь вторая группа (испытуемые, у которых не изменились показатели экстрапунитивности по методике С. Розенцвейга) оценили литовца го­раздо выше, чем русского, и даже выше, чем себя. При этом оценка «типичного русского» этой группой выше средне­групповой. Результаты ДТО по второй группе позволяют предположить, что испытуемые этой группы имеют поло­жительный образ «Мы», то есть иден­тифицируются со своей этнической группой, и положительный образ «Они» (в данном случае литовцев).


Усредненные показатели валент­ности и нормативности по результатам цветового теста отношений (ЦТО) в целом по выборке равны: для «типич­ного литовца» — 3,7/4,26, для «типич­ного русского» — 4,2/3,83,то есть все показатели близки к 4 (табл. 2). В по­казателях валентности и нормативно­сти у выделенных групп существуют определенные различия (табл. 4). Го­ворить здесь о различиях в оценке представителей своего и чужого наро­дов можно достаточно условно. Однако можно сделать вывод, что оценка русского у испытуемых первой груп­пы несколько выше, чем оценка ли­товца (оценки валентности и норма­тивности, соответственно, 2,83/3,5 для русского и 3,58/4,16 для литовца). Это хорошо коррелирует с тенденци­ей к снижению толерантности в инокультурной среде.


Таблица 4. Результаты методики ЦТО (по группам)






































Группы



Русский



Литовец



В



Н



В



Н



I



2,83



3,35



3,58



4,16



II



4,75



5,25



4,25



4,75



III



3,90



3,35



2,78



4,21



Показатель валентности автостере­отипа у третьей группы ниже, чем по­казатель валентности гетеростереоти­па (3,9 по сравнению с 2,78), то есть литовец на вербальном уровне оцени­вается немного выше, что хорошо кор­релирует с результатами ДТО, соглас­но которым литовец также оценивал­ся немного выше испытуемыми этой группы.


Было проведено сравнение цветов, присуждаемых «типичному русскому» и «типичному литовцу», с наиболее и наименее предпочитаемыми в группе цветами. Для этого по группам было подсчитано, какой процент испытуе­мых предпочитает тот или иной цвет.


В первой группе 33,3% испытуемых присуждают русскому зеленый цвет. По диаграмме предпочтения оценка зеленого равна 6 баллам из 8 возмож­ных, то есть треть испытуемых оценивает русского довольно высоко. Еще примерно 50% испытуемых присужда­ют в равных частях русскому синий, желтый и розовый цвета, оценки ко­торых, соответственно, 4,9, 4,9 и 6,5 — это опять высокие оценки. Литовцу 25% испытуемых этой группы присуж­дают синий цвет; по 16,6% — зеленый, желтый и серый цвет, т. е. оценки в целом несколько ниже.


Вторая группа присуждает русскому наиболее предпочитаемые цвета. Так, 50% присудило самый предпочитаемый цвет — розовый. Литовцу 50% той же группы присудило желтый цвет, кото­рый получил более низкую оценку.


В третьей группе 35,7% испытуе­мых считают, что наиболее подходя­щий образу «типичного русского» цвет — синий, а еще 28,6% считают, что ему больше подходит красный (средняя оценка — 4,2). При оценке же литовца мнения этой группы оказались очень разными. Самая большая группа (28,6% испытуемых) присуждает ли­товцу зеленый цвет. Три более мелкие группы (по 14,3%) присуждают следу­ющие цвета — синий, желтый, серый (оценка 3,2).


Интересно, что серый цвет, кото­рый относится к наименее предпочи­таемым в группе цветам, приписыва­ется литовцу намного чаще, чем рус­скому. Кроме того, что этот цвет мало предпочитается, эмоционально он означает неинтересность, незначимость объекта или его малоинформативность, незнакомость.


В целом, наименее предпочитае­мыми цветами литовец оценивается в 20% случаев по выборке, а русский — 6,6% испытуемых. В то же время, са­мый предпочитаемый цвет — розовый — литовцу присуждают 6,6% испытуе­мых, а русскому — 16,6%. Таким обра­зом, в целом по группе эмоциональное принятие представителя своего наро­да все-таки выше, чем представителя чужого народа.


При обработке результатов, полу­ченных по методике «Рисунок несу­ществующего животного», был при­менен метод экспертных оценок. Были приглашены эксперты — четы­ре студента 5-го курса факультета психологии, имеющие опыт работы с рисуночными тестами. Для чистоты эксперимента все обозначения, кро­ме порядкового номера, на рисунках, отсутствовали. Эксперты должны были проанализировать 90 рисунков.


Рисунки образа «Я» оценивались по двум параметрам: «агрессивность — дружелюбность» и «враждебность — миролюбивость». Два схожих, на пер­вый взгляд, параметра: «агрессив­ность» и «враждебность», — были раз­ведены с учетом данных «Тезауруса личностных черт» [10], были также вы­делены полюса — антагонисты всех факторов. Предпосылкой для выделе­ния этих двух параметров являлось предположение, что агрессивность — это актуальная характеристика образа и в рисунке традиционно выражается в виде игл, рогов, зубов, когтей и т. п.


Враждебность — это состояние го­товности к определенным действиям, и для его изображения не обязатель­но использование упомянутых атри­бутов. Враждебность воспринимает­ся как эмоциональное настроение рисунка: животное, лишенное всяких внешних признаков агрессии, может рождать чувство идущей от него угро­зы. Расхождения в оценках по этим параметрам, полученные в результа­те экспертных оценок, подтверждают эту гипотезу.


Оценка рисунков производилась еще по трем параметрам, один из ко­торых — «приятность — неприятность» образа. При этом мы полагались на мнение многих исследователей о том, что на интерпретацию влияют пережи­вание эмоционального тона рисунка и осознание собственного впечатления от него [11]. Цель оценки по данному параметру — выявить общее эмоцио­нальное отношение к своей этничес­кой группе (определить, насколько положительна идентификация с соб­ственной этнической группой) и к дру­гой, в данном случае, литовской наци­ональности.


Следующие два параметра: «напря­женность (защита) — расслабленность (незащищенность)» и «пассивность — активность», — были выдвинуты на основании исследований гетеростере­отипа литовца с помощью той же ме­тодики («Рисунок несуществующего животного») в 1991 г. Тогда большой процент испытуемых подчеркивал «незащищенность» и «пассивность» образа литовца. Это могло быть как ре­зультатом приписывания «типичному литовцу» этих черт вообще, так и сво­еобразным отражением январских со­бытий: к литовцам была применена сила и они воспринимались как жерт­вы. Наше исследование должно было проверить эту гипотезу.


Такая черта, как «расслабленность» («незащищенность»), является пред­посылкой легкого вхождения в кон­такт. А «напряженность» («защищен­ность») будет провоцировать такую же напряженность или (при определен­ных обстоятельствах) агрессию.


Каждый параметр оценивался по семибалльной шкале от -3 до +3. За­тем были вычислены усредненные значения оценок по каждому парамет­ру и каждому испытуемому. Было вы­числено количество испытуемых (в процентах), давших отрицательные, положительные и неопределенные оценки по каждому из параметров (итоги в табл. 5).


Таблица 5. Сравнение результатов оценки русского и литовца по результатам РНЖ (на основе экспертных оценок)






































































































































































































































































Параметр



Оценка



Литовец (кол-во испыт., %)



Русский (кол-во испыт., %)



1. Агрессивность — дружелюбность



отриц. -3



 



6,6



 



 



-2



40,0



16,7



20,0



6,6



-1



 



16,7



 



13,4



неопред. 0



13,3



13,3



6,6



6,6



положит. 1



 



26,7



 



26,7



2



46,7



13,3



73,4



46,7



3



 



6,6



 



 



2. Враждебность — миролюбивость



отриц. -3



 



 



 



 



-2



53,4



20,0



20,0



6,6



-1



 



33,4



 



13,4



неопред. 0



13,3



13,3



10,0



10,0



положит. 1



 



16,6



 



46,7



2



33,3



16,6



70,0



23,3



3



 



 



 



 



3. Приятность — неприятность



отриц. -3



 



3,3



 



3,3



-2



70,0



23,3



23,3



6,6



-1



 



43,4



 



13,4



неопред. 0



3,3



3,3



16,6



16,6



положит. 1



 



16,6



 



40,0



2



26,6



3,3



60,0



20,0



3



 



6,6



 



 



4. Напряженность (защищенность) — расслабленность (незащищенность)



отриц. -3



 



3,3



 



 



-2



80,0



33,3



60,0



26,6



-1



 



43,3



 



33,4



неопред. 0



6,6



6,6



16,6



16,6



положит. 1



 



10,0



 



20,0



2



13,3



3,3



26,6



6,6



3



 



 



 



 



5. Пассивность — активность



отриц. -3



 



3,3



 



3,3



-2



30,0



6,6



36,6



10,0



-1



 



20,0



 



23,3



неопред. 0



3,3



3,3



10,0



10,0



положит. 1



 



30,0



 



40,0



2



66,6



33,3



53,4



13,4



3



 



3,3



 



 



Выяснилось, что 40% испытуемых, по оценкам экспертов, считают литов­ца агрессивным. Это в два раза боль­ше, чем количество испытуемых, счи­тающих таковым русского. Причем 6,6% изображают животное «за литов­ца» очень агрессивным, тогда как при оценке русского эта оценка не встре­чается.


По параметру «враждебность» рас­хождения между оценкой представи­теля своей и чужой групп еще больше. Если при изображении животного «за русского» эту черту выделило 20% испытуемых, то при изображении жи­вотного «за литовца» — 53,4%.


Таким образом, подтверждается наше предположение о расхождении в смысловых нагрузках параметров «аг­рессивность» и «враждебность». Более половины группы изображало живот­ное «за литовца» враждебным, при этом не обязательно подчеркивая его агрессивность.


Больше отрицательных оценок эк­спертов получают животные, нарисованные «за литовца», еще по двум сле­дующим параметрам: «приятный» и «напряженный».


70% рисунков «за литовца» расце­нены как неприятные, тогда как ри­сункам с изображением животного «за русского» такая оценка дана в 23,3% случаев, причем 13,4% рисунков оце­нены не очень резко — «скорее непри­ятный, чем приятный». При этом и положительная оценка животного «за русского» в 40% также была слабой — «скорее приятный, чем неприятный», из чего можно сделать вывод, что рус­ский оценивается в целом положи­тельно, однако близко к среднему.


Параметр «напряженность (защи­та)» выделяется в большинстве рисун­ков, при этом литовец оценивается как более напряженный. Как напряжен­ные были оценены 80% животных, нарисованных «за литовца», и 60% жи­вотных, нарисованных «за русского». Таким образом, предположительно, литовец считается менее предпочита­емым контактером, чем русский, хотя и ненамного.


По фактору «пассивность — актив­ность» литовец оказывается более ак­тивным, чем русский. Животное, изоб­раженное «за литовца», таковым обозна­чается в 66,6% случаев, а животное, изображенное «за русского», — в 53,4%.


Таким образом, результаты иссле­дования 1991 г. можно объяснить по­литической обстановкой на тот мо­мент. То, что литовцы в настоящее вре­мя оцениваются как более активные, тоже объяснимо. Литва отделилась, стала суверенным государством, что требует определенной решительности, активности. Русские же как бы подчи­нились условиям, обстоятельствам, поэтому преобладают слабые оценки их активности (лишь 40% рисунков оценивается экспертами как «скорее активный, чем пассивный»).


Литовец в целом по выборке оце­нивается как более агрессивный, враждебный, неприятный, напряжен­ный и активный, чем русский. Нужно отметить, что эти результаты не явля­ются следствием фоновой агрессии и враждебности самих испытуемых. Животные «образа Я» лишь в 30% слу­чаев оценены как агрессивные и в 23,3% — как враждебные. Совпадение собственного агрессивного животно­го с агрессивными животными, нари­сованными «за литовца» и «за русско­го», происходит только в 10% случаев.


При этом на вербальном уровне (по данным ДТО) оценка русского низкая, она сравнима с оценкой литовца либо даже ниже ее, что может свидетель­ствовать о низкой идентификации с собственной этнической группой на этом уровне. Эмоциональная иденти­фикация со своей группой намного выше (результаты данной методики в ЦТО). Образно говоря, испытуемые чувствуют примерно следующее: «рус­ские плохие, но все-таки свои, поэто­му я их приемлю». Гетеростереотип литовца воспринимается совсем ина­че — «они чужие», поэтому на эмоциональном уровне происходит его от­торжение.


Подводя итоги проведенного иссле­дования, можно с уверенностью ска­зать, что предлагаемая батарея моди­фицированных методов может быть использована для определения как эт­нической толерантности личности, так и ее актуального этнопсихологическо­го статуса (АЭПС). При этом исполь­зуемая батарея позволяет определить различные уровни АЭПС личности, как осознаваемые и декларируемые, так и глубинные, неосознаваемые, но являющиеся истинными смысловыми этническими установками личности.


В исследовании в одной из групп испытуемых четко проявилось рас­хождение знаков этнической иденти­фикации личности на осознаваемом и неосознаваемом уровнях (амбивалент­ная этническая идентификация), что свидетельствует о ее серьезных нару­шениях и неустойчивости. Были так­же обнаружены испытуемые как с устойчивой отрицательной, так и с устойчивой положительной этничес­кой идентификацией со своей этни­ческой группой.


Результаты исследования всех четы­рех лет (1989—1992 гг.) свидетельству­ют о зависимости этнической толеран­тности личности от политических на­строений в обществе и состояния межнациональных отношений.


Гипотеза о различном реагирова­нии субъекта на однотипные проблем­но-конфликтные ситуации в своей и в инокультурной среде нашла в иссле­довании свое подтверждение. При этом в исследованиях всех лет четко выделились три различные по типу реагирования в условиях инокультурного окружения группы людей: груп­па, у которой уровень этнической то­лерантности повышался; группа, у ко­торой наблюдалось его понижение; и группа, у которой не происходило из­менений уровня этнической толеран­тности. Эти группы отличаются также направленностью и содержанием авто- и гетеростереотипов, степенью выраженности и знаком этнической идентификации.


В настоящее время проводятся ис­следования зависимости типа реагиро­вания субъекта на инокультурное окру­жение от ряда личностных характери­стик. Авторы надеются, что они помогут понять проблемы вхождения личности в новую культуру и выяснить, почему одни люди теряют свою этни­ческую идентичность, другие стано­вятся маргиналами, а третьи подни­маются на самую высокую ступень межкультурных взаимоотношений, обогащают свою личность знанием и пониманием чужой культуры, не теряя при этом положительной, устойчивой идентификации со своим народом.


В заключение авторы хотели бы выразить искреннюю благодарность студентам факультета психологии О. Сухановой, Л. Шайгеровой и Е. Добродняк за активное участие в настоя­щем исследовании.


Список литературы:


 




  1. Асмолов А.Г. Деятельность и установка. — М., 1979.




  2. Асмолов А.Г., Шлягина Е.И. Нацио­нальный характер и индивидуальность: опыт этнопсихологического анализа // Психологические проблемы индивиду­альности. - Вып. 2. - М., 1984.




  3. Кцоева Г.У. Опыт эмпирического иссле­дования этнических стереотипов // Пси­хологический журнал. — 1986. — Т. 7. — №2.Психология: словарь. — М., 1990.




  4. Рисунок несуществующего животного // Практикум по психодиагностике. Психо­диагностика мотивации и саморегуляции. — М., 1990.




  5. Современная западная социология: сло­варь. — М., 1990.




  6. Тест С. Розенцвейга // Практикум по пси­ходиагностике. Психодиагностика моти­вации и саморегуляции. — М., 1990.




  7. Цветовой тест отношений // Общая пси­ходиагностика. Основы психодиагности­ки, немедицинской психотерапии и пси­хологического консультирования. — М., 1987.




  8. Цветовой тест отношений // Практикум по психодиагностике. — М., 1988.




  9. Шмелев А.Г., Похилько В.И., Кулевская-Тельнова А.Ю. Тезаурус личностных черт // Практикум по экспериментальной пси­хологии. — М., 1988.



  10. Яньшин П. В. Психосемантические меха­низмы рисуночной проекции: Автореф. дисс. ... канд. психол. наук. — М., 1990.