Корейский вопрос на Портсмутской мирной конференции
Published: Dec. 1, 2021
Latest article update: Feb. 1, 2023
Настоящее исследование посвящено усилиям российской делегации на мирных переговорах в Портсмуте по включению в мирный договор условия о признании Японией полной независимости Кореи и скорейшего вывода войск с её территории. Статья написана на основе обширного круга источников, бóльшая часть которых впервые вводится в научный оборот.
В статье дана характеристика международного положении до начала мирных переговоров. Описаны попытки правительства Японии начать мирные переговоры с Россией в июле 1904 г., в частности впервые приведено детальное содержание предложения японского посланника в Лондоне Т. Хаяси С.Ю. Витте о встрече в Берлине для обсуждения условий мира. Рассмотрены различные мнения в японском правительстве о предполагаемых условиях мира, показана перемена в настроении русского правительства в пользу прекращения войны и подготовки мирных переговоров с Японией в марте 1905 г., детально описана встреча министра иностранных дел Т. Делькассе с японским посланником во Франции И. Мотоно 5 апреля для выяснения возможных оснований для мирных переговоров.
Проанализирована роль президента США Т. Рузвельта в подготовке и проведении мирной конференции. Рассмотрены попытки Т. Рузвельта обеспечить руководящую роль при урегулировании русско-японского конфликта, в частности, его предложения «добрых услуг» в марте 1905 г., обсуждение вопроса о посредничестве на встрече с послом в Вашингтоне А.П. Кассини 30 марта. Раскрыты его попытки убедить принять условия японской делегации.
Подробно воспроизведены дебаты по корейскому вопросу, разоблачения русской делегацией на конференции захватнического характера японских требований, выступления за сохранение независимости Кореи. Проанализированы доводы и требования японских уполномоченных на ответы и предложения русских представителей.
Делается вывод о том, что суверенитет Кореи Портсмутским мирным договором не был поколеблен. Хотя по договору Россия признавала за Японией преобладающие политические военные и экономические интересы в Корее, русское правительство «не имело в виду нарушать принцип независимости Кореи», положенный в основу политики России на Дальнем Востоке. При этом признание оговаривалось зафиксированным в протоколе конференции обязательством Японии не принимать без согласия правительства Кореи мер, затрагивающих суверенитет последней. Это признание стало единственным внешнеполитическим препятствием на пути к полному уничтожению независимости и территориальной неприкосновенности Корейского государства Японией ещё на протяжении целых пяти лет после Портсмута.
Keywords
Россия, Япония, В.Н. Ламздорф, Ю. Витте, Портсмутский мирный договор, суверенитет Кореи, Т. Рузвельт, русско-японские мирные переговоры в Портсмуте
Большой интерес вызывает вопрос об усилиях российской делегации на мирных переговорах в Портсмуте по включению в мирный договор условия о признании Японией полной независимости Кореи и скорейшего вывода войск с её территории. Данная тема пока ещё не получила должного отражения в отечественной историографии, несмотря на солидный массив публикаций, посвящённых русско-японской войне 1904-1905 гг. Используя обширный круг источников, большая часть которых впервые вводится в научный оборот, автор попытался заполнить этот пробел.
В ходе вооруженной борьбы на сухопутном и морском театрах к середине 1905 г. Япония добилась крупных успехов. Но это потребовало огромного напряжения её материальных и моральных ресурсов. Экономика и финансы были истощены. Росло недовольство войной широких слоев населения. Состояние действующей армии также не было достаточно прочным. Несмотря на одержанные победы, боевой дух японских войск постепенно ослабевал.
Ухудшилось международное положение страны. США, Англия и Франция, опасавшиеся окончательного поражения России и связанного с этим усиления позиций Германии в Европе и Японии на Дальнем Востоке, добивались мирных переговоров. Англия, связанная союзом с Японией, стала отказывать ей в финансовой поддержке. Япония попала в почти безвыходное положение. Дальнейшее продолжение войны представлялось бесперспективным и сопряженным с огромными потерями.
Правительство Японии неоднократно пыталось начать мирные переговоры с Россией. Ещё в июле 1904 г. французский посол в Лондоне Поль Камбон сообщил своему министру иностранных дел о готовности Японии заключить мир [Романов 1947, с. 314]. Тогда же была сделана первая попытка начать переговоры о мире. За несколько дней до 14/27 июля 1904 г. японский посланник в Лондоне Т. Хаяси через посредство бывшего советника немецкого посольства барона Г. Экардштейна и агента Министерства финансов М.В. Рутковского сделал предложение С.Ю. Витте встретиться в Берлине для обсуждения возможных условий мира. Ранее, как отмечено в фундаментальном труде И.В. Лукоянова, исследователям о содержании этого предложения было известно лишь из краткого упоминания о нём в воспоминаниях Витте и телеграмме Рутковского В.Н. Коковцеву от 12/25 февраля 1905 г.1 [Лукоянов 2010, с. 578; Из архива С.Ю. Витте 2003, с. 105; Романов 1947, с. 320; Игнатьев 1989, с. 196].
В «Документах из дел по Портсмутскому договору, подлинных и не вошедших в сборник Министерства иностранных дел2» из коллекции С.Ю. Витте, хранящейся в Бахметьевском архиве в Отделе рукописей Библиотеки Колумбийского университета, удалось найти ранее не публиковавшийся подлинник письма М. Рутковского послу в Лондоне графу А.К. Бенкендорфу от 14/27 июля 1904 г. В нём он сообщал:
«Несколько дней назад обратился ко мне бывший советник немецкого посольства (ныне числящийся в ведомстве), Барон Экардштейн с просьбою сообщить, находится ли ещё в Берлине Председатель Комитета Министров, Статс-Секретарь Витте. На мой вопрос отчего он интересуется пребыванием Г. Витте в Берлине, Барон Экардштейн ответил, что его вопрос вызван желанием Японского Посланника в Лондоне, Виконта Гаяши, переданным ему через третье лицо, повидать секретно где-либо Г. Витте, дабы иметь возможность переговорить, не представляется ли возможным примирить интересы России и Японии на Дальнем Востоке и прекратить кровопролитную войну. По мнению Японского Посланника при нынешнем пребывании Г. Витте, в Берлине представляется наиболее удобным свидание с ним заграницею, которое осталось бы в строгой тайне».
М. Рутковский далее упоминал о просьбе бар. Экард штейна выяснить, не согласится ли С.Ю. Витте на указанное свидание, и о получении им от бар. Экардштейна подтверждения, после личного свидания с Т. Хаяси, что последний желал бы устроить свидание с С.Ю. Витте, но до этого будет телеграфировать своему правительству о своём плане свидания, «дабы иметь более авторитета при обмене мыслей, причём прибавил, что он знает, что Маршал Ямагата, Б. Ито и Комура сторонники мира.. ,»3.
Согласно телеграмме М В Рутковского, Т. Хаяси получил от своего правительства одобрение на свидание с Витте и инструкции. Просьба посланника была сообщена в Петербург, но была отклонена Николаем II4.
2 марта /17 февраля и 7 марта / 22 февраля 1905 г. состоялись еще 3 свидания Рутковского с бар. Экардштейном, где последний сообщил о подтвержденных ему японским посланником в Лондоне Хаяси сведениях о беседе президента США Т. Рузвельта с японским посланником в Вашингтоне об условиях мира, заявленных Японией, и желании Хаяси начать обсуждение возможных условий мира5 [Лукоянов 2010, с. 583]. Но Коковцев дал распоряжение Рутковскому воздержаться впредь от всяких переговоров6. Дело это не имело дальнейшего хода, и Министерство иностранных дел не приняло в нём никакого участия.
После поражения России под Мукденом в Париже7 и Берлине были всерьёз обеспокоены военными успехами Японии и заговорили о мире. Уже в начале марта 1905 г. Вильгельм II, до того убеждавший царя в невозможности закончить войну с Японией, «не одержав очень существенных успехов»8, на обеде у американского посла Ч. Тоуера говорил, что русские могут справиться с японцами, но это потребовало бы таких усилий и расходов, что «игра не стоила бы свеч», тем более что «нельзя отвечать за то, как отзовется на внутреннем строе государства такое чрезвычайное усилие», и поэтому «надо заключить мир». Император спрашивал Тоуера, не присоединится ли правительство США к его предложению для воздействия на Японию и достижению условий, которые Россия могла бы принять9.
Одновременно тон японских дипломатов становится более заносчивым. Так, во время беседы посла в Париже А.И. Нелидова с японским посланником в Париже Мотоно 20/7 марта, последний, пытаясь выяснить возможные условия заключения мира, заявил, что Япония не спешит закончить войну, складывающуюся для неё благоприятно; и если японской армии удастся захватить Харбин, требования будут очень велики, так как националистическая партия будет претендовать на сеть русских железных дорог к Владивостоку10. Один из влиятельных чинов японского Министерства иностранных дел в беседе с корреспондентом в Шанхае парижской «Иллюстрацией» Бале, секретным агентом России, сотрудничавшим с А.И. Павловым11, 3 марта сказал: «Японское правительство крайне изумлено, что Россия не просит ещё мира. Но японцы рассчитывают, что давление, которое должно быть оказано на Россию французами и германскими финансистами, вынудит её заключить в самом ближайшем будущем мир». Относительно предполагаемых условий мира то же лицо высказало, что среди членов японского правительства существует два мнения: одни настаивают на необходимости потребовать крупное военное вознаграждение, воздержавшись от территориальных уступок; другие считают непременным условием уступку Японии Сахалина, признание права присоединить весь Ляодунский п-ов и полное очищение Россией остальной Маньчжурии, на контрибуции же считают более благоразумным не настаивать. На этих условиях они считают возможным и желательным не только мир, но и тесное сближение России и Японии12.
Заметная перемена происходит и в настроении русского правительства, где на время возобладали доводы в пользу прекращения войны и подготовки почвы для мирных переговоров с Японией.
8/21 марта 1905 г. российскому послу в Париже А.И. Нелидову было дано распоряжение объясниться с французским министром иностранных дел Т. Делькассе, прося его путём обмена мыслей с японским посланником Мотоно или с помощью французского представителя в Токио выяснить у влиятельных японских государственных деятелей позицию Японии для определения возможных оснований для мирных переговоров. Непременным условием было исключение требований уступки какой-либо части русской территории, уплаты военной контрибуции, изъятия из владения России железнодорожных линий по направлению к Владивостоку, и уничтожения военного флота в Тихом океане. В случае предъявления Японией неприемлемых условий, российское руководство намерено было продолжить военные действия13. Такие же инструкции были даны в Вашингтон А.П. Кассини14.
23 марта / 5 апреля Делькассе виделся с И. Мотоно, высказавшим мнение, что ни одна из воюющих сторон не может нанести другой решающего удара и следовательно, бесполезно бороться на истощение. В ответ Делькассе выразил надежду, что Франция могла бы помочь в установлении соглашения, и свою готовность зондировать намерения России, если условия Японии не будут содержать положения, наносящие ущерб национальному достоинству России. Мотоно просил дать ему подумать, прежде чем обратиться к руководству, но Делькассе полагал, что тот хотел телеграфировать в Токио, чтобы испросить указаний15.
Образ действий Мотоно в Петербурге объяснили приказанием из Токио не выступать ни с каким предложением в расчёте, что Россия, поставленная в тяжёлое положение Мукденской неудачей, сама вынуждена будет заявить о своём желании приступить к мирным переговорам. 30 марта / 12 апреля Нелидов сообщал, что, разделяя взгляды Делькассе о пользе воюющим сторонам договориться напрямую, Токийский кабинет поручил Мотоно спросить Делькассе, может ли он гарантировать, что Россия действительно хочет мира. Делькассе отвечал, что если японское правительство даст формальные гарантии того, что условия его не будут содержать упоминания о контрибуции или территориальных уступках, то он в состоянии без замедления устроить свидание уполномоченных для ведения переговоров. Мотоно ответил, что надеется на именно такой характер условий, если только обстоятельства не изменятся16.
С другой стороны, отсутствие в Петербурге уверенности в том, что, откладывая на неопределенный срок начало мирных переговоров, Россия в ближайшем времени в состоянии будет при существующем одноколейном пути и дальности расстояния сосредоточить достаточное количество войск, чтобы успешно бороться с японской армией, находящейся в более благоприятных условиях, что могло грозить новыми осложнениями на театре войны, занятием японцами Сахалина, и других местностей на русской территории и сделать ещё более затруднительным заключение достойного для России мира, заставило Ламздорфа дать указание Нелидову убедить Делькассе, прибегнув к посредству американского посланника в Париже, либо французского представителя в Вашингтоне войти в доверительные сношения с Рузвельтом для совместного с французским правительством воздействия на Японию с целью побудить её к обсуждению допустимых в принципе условий мира17, тем более, что последний настойчиво предлагал своё личное посредничество в деле мирных переговоров между Россией и Японией, о чём сообщал в Петербург посланник в Вашингтоне Кассини в телеграммах от 7/20, 12/25 и 17/30 марта 1905 г. Так, 12/25 марта Кассини сообщал о просьбе президента США «приехать к нему в понедельник утром», чтобы коснуться вопроса о мире и, возможно, его «добрых услугах». Кассини считал личность президента, имеющего несомненное влияние на Японию и «видящего опасность успехов Японии для других заинтересованных держав», наиболее подходящей для такой
миссии. Он полагал, что Рузвельт охотно согласится оказать добрые услуги одновременно двум воюющим сторонам18.
В ответ Ламздорф дал указание Кассини на случай предполагаемых объяснений с президентом не отклонять резко добрые услуги Рузвельта, дабы не вызвать в нём чувства обиды, а в самых общих выражениях указать на возможность заключения мира лишь при известных условиях, придерживаясь инструкций, данных 8 марта19. 17/30 марта Кассини сообщал о своей встрече с Рузвельтом, на которой, не отклоняя мирных устремлений последнего, настаивал на том, что Россия никогда не примет унизительных условий и не откажется от своего будущего на Дальнем Востоке. На встрече Рузвельт заявил, что Япония, готовая на немедленные переговоры о мире после Ляоянской битвы, теперь решила продолжить войну, окрылённая недавним успехом. В связи с этим он поделился своими опасениями за Владивосток и всю береговую линию и сказал, что продолжение успехов Японии опасно для интересов держав. Мнение Рузвельта об опасности политики Японии Кассини считал очень разумным20.
Рузвельт, на которого успехи Японии произвели сильное впечатление, допускал возможность занятия японцами Владивостока со всем русским побережьем, видя в этом прямую угрозу интересам США.
Поражение русского флота в Цусимском сражении заставило русское правительство осознать серьёзность положения и необходимость скорейшего прекращения войны.
Сразу же после Цусимского сражения, 18/31 мая министр иностранных дел Японии барон Д. Комура предписал посланнику в США К. Такахира обратиться к президенту Рузвельту с просьбой о посредничестве [Akagi 1936, р. 248; Dennett 1925, р. 217]. Вильгельм II, опасаясь серьёзной опасности, грозящей существованию монархии и жизни царя, 21 мая / 3 июня вызвал американского посла Тоуэра и просил через него Рузвельта предложить России своё посредничество через посла США в Петербурге [Переписка Вильгельма II с Николаем II, 1923, с. 102-105; Dennett 1925, р. 215-216; Романов 1947, с. 414]. Рузвельт ответил согласием. Президент США твёрдо решил положить конец войне, принимавшей опасный для американских интересов оборот. По оценке российского историка Б. А. Романова, столкновение между Россией и Японией рассматривалось Т. Рузвельтом «как полезное взаимоистребление двух наций, после которого надлежит сохранить между ними те самые “пограничные трения”, которые будут держать Россию и Японию в состоянии постоянного антагонизма и обоюдного равновесия, призванных обеспечить господство США на Тихом океане, в частности на Дальнем Востоке» [Романов 1947, с. 393]. Но чрезмерное усиление одной из сторон не входило в его расчёты. Кроме того, участием в посредничестве американская дипломатия преследовала собственные интересы, стремясь обеспечить себе господствующее положение в Маньчжурии.
Рузвельт формально обратился 21 мая / 3 июня к Кассини с предложением своих услуг для устройства свидания уполномоченных, причём объяснил своё вмешательство единственно только желанием оградить самолюбие обеих держав при разрешении щекотливого вопроса о том, кому надлежит сделать первый шаг21 [Сборник].
Одновременно американский посол в Петербурге Джордж фон Лангерке Мейер, сменивший на этом посту Р. Маккормика, получил по телеграфу указание Рузвельта склонить Россию к переговорам, для чего испросить немедленно высочайшую аудиенцию и постараться лично убедить Николая II в необходимости посылки уполномоченных для обсуждения вопроса о возможности заключения мира22 [Сборник, № 1, с. 3].
Россия находилась в ином положении, чем Япония. У неё было достаточно сил и средств, чтобы выиграть войну даже после Цусимской катастрофы. Военные ресурсы были далеко не исчерпаны. Однако и царское правительство было заинтересовано в скорейшем заключении мира. Решающим обстоятельством явилось стремление развязать себе руки на Дальнем Востоке для борьбы с начавшейся революцией. 24 мая / 6 июня 1905 г. Особое совещание в Царском Селе высказалось за немедленное прекращение войны [Конец русскояпонской войны 1928, с. 191-204; Романов 1947, с. 417-418]. На следующий день Николай II сообщил послу США, что Россия готова начать с Японией переговоры [Dennett 1925, р. 194; Романов 1947, с. 419].
26 мая / 8 июня 1905 г. Т. Рузвельт отправил в Петербург и Токио официальное предложение об открытии и посредничестве в мирных переговорах23 [Сборник, № 7]. 30 мая Россия в специальной ноте приняла это предложение и согласилась на встречу российских и японских уполномоченных24 [Сборник, № 10].
27 июля 1905 г. в Портсмуте (США) открылась мирная конференция, японскую делегацию возглавил министр иностранных дел Дзютаро Комура, русскую - председатель совета министров С.Ю. Витте. Мирные переговоры начались в благоприятных для Японии условиях. Перед открытием конференции Вашингтон и Лондон договорились с Японией о разграничении сфер влияния на Дальнем Востоке. Личный представитель президента США - военный министр Тафт в беседе с японским премьером в Токио 14 июля 1905 г. подтвердил согласие США на захват Японией Кореи, а Япония со своей стороны признавала американский суверенитет на Филиппинах. 30 июля был подписан новый англо-японский договор о союзе, в одной из статей которого подчёркивалось преобладание японских интересов в Корее и признавалось право Японии «принимать такие меры руководства, контроля и покровительства над Кореей, какие она найдёт соответствующими и необходимыми, чтобы охранить и развить эти интересы» [Ключников Ю.В., Сабанин А В 1925, с. 317-318]. Досрочное возобновление англо-японского союза было важно для Японии, т.к. в первом англо-японском договоре 1902 г. во введении декларировалась территориальная неприкосновенность Китая и Кореи. Япония, для которой главной целью возобновления союза было стремление установить протекторат над Кореей, стремилась пересмотреть этот договор и вставить в него новую формулировку по корейскому вопросу, развязывающую Японии руки в Корее. С этой целью Япония согласилась помогать Англии в обороне её индийских границ. Россия же оказалась в состоянии дипломатической изоляции. Подписанный в Бьерке 11/24 июля 1905 г. Русско-германский договор вступал в силу лишь после заключения мира между Россией и Японией.
Рассчитывая на поддержку Англии и США, Япония потребовала признания за ней преобладающих экономических, политических и военных интересов в Корее, эвакуации русских войск из Маньчжурии, уступки Сахалина, аренды Ляодунского полуострова с Порт- Артуром и железной дороги до Харбина. Это отдавало в руки Японии первоклассный плацдарм для нападения на Китай и русский Дальний Восток. Кроме того, Япония требовала контрибуции, ограничения русских военно-морских сил в водах Тихого океана и предоставления японским подданным неограниченных прав на рыбную ловлю вдоль берегов в русских владениях в Японском, Охотском и Беринговом морях.
Царское правительство спешило заключить мир с Японией, чтобы развязать себе руки для борьбы с революцией. К тому же русская делегация была недостаточно осведомлена о действительном положении Японии.
Царь назначил Витте главным русским уполномоченным после некоторых колебаний, только после того как А.И. Нелидов25, А П Извольский, Н В Муравьев26 один за другим отказались от сомнительной миссии, видимо понимая, что в сложившейся обстановке шансы добиться «сносного» мира для России крайне невелики и потребуется немалое искусство уполномоченного, чтобы переговоры не завершились неудачей.
Имя С.Ю. Витте, пока только как возможного делегата России на переговорах при главном уполномоченном Нелидове, было впервые предложено Николаю II В.Н. Ламздорфом, получившим 9 июня частное письмо Нелидова, где он высказывал сомнения относительно возможности для него быть подходящим кандидатом для руководства переговорами в Вашингтоне ввиду незнакомства с американским нравами и недостаточным знанием английского языка, не говоря о чисто личной стороне - боязни длительных морских путешествий и «необходимости отлучки из Парижа на лечение водами»27, ещё 11/24 июня, на что был дан категоричный ответ: «О Нелидове можете дать знать, а о статс секретаре Витте нет»28 [Сборник, №31, с. 26]. 12 июня Ламздорф уже неприкрыто высказал царю своё убеждение в «безусловной необходимости иметь в числе уполномоченных России авторитетного специалиста по вопросам финансовым и экономическим, к тому же хорошо знающего сложныя дела по железнодорожным, банковым и другим операциям на Дальнем Востоке», так как «центр тяжести предстоящих переговоров сосредоточится именно на указанных вопросах», прямо указывая на Витте. «Должное воздействие на японцев» с целью «избегнуть требования японцев военной контрибуции ... при условии заключения какой-нибудь финансовой сделки, могущей заменить военное вознаграждение без ущерба для достоинства России» и «понуждение японских делегатов к сговорчивости», по его мнению, было возможно «лишь в том случае, если они будут исходить от делегата, пользующагося неоспоримым авторитетом в области финансовой политики"29
Но до того как назначить С.Ю. Витте, Николай II 14/27 июня утвердил в качестве первого уполномоченного Н.В. Муравьёва30, поначалу принявшего31, но по приезде в
Петербург 25 июня, отказавшегося от поручения из-за серьёзной болезни, не позволившей ему ознакомиться в короткий срок с «обширными материалами, необходимыми для предстоящих Совещаний в Вашингтоне»32 [Лукоянов 2010, с. 593]. Только после этого 29 июня /12 июля Николай II был вынужден назначить главным уполномоченным от России на переговорах С.Ю. Витте33 [Сборник, № 64; Лукоянов 2010, с. 593].
Выбор Витте мог показаться странным ввиду почти открыто «пораженческой позиции» бывшего министра финансов34 [Лукоянов 2010, с. 593]. Однако последнее слово царь оставлял за собой. С.Ю. Витте согласился принять назначение на пост руководителя российской делегации на переговорах с Японией, т.к. достижение мира с Японией превращалось для него в вопрос карьеры, и Витте был готов на многое, чтобы добиться его заключения. По свидетельству В.Н. Ламздорфа, В.Н. Коковцов заметил по поводу его назначения: «Очень жаль, что председатель Комитета министров назначается на это место, ибо это означает, что мир будет заключен, потому что Сергей Юльевич пойдёт на всякие условия» [Витте 1991, с. 460].
До отъезда в Вашингтон 6/19 июля специально для Витте были составлены инструкции, утвержденные 29 июня / 12 июля35 и 2/15 июля36, свои соображения относительно которых Николай II высказал на двух аудиенциях. Копии писем Витте В.Н. Сухомлинову и А.И. Сазонову, не помещённые им в «Сборник документов, касающихся переговоров о заключении Портсмутского договора», в которых имеется упоминание о встрече с царём и запись беседы с вел. кн. Николаем Николаевичем, хранятся в Бахметьевском архиве. В них нашёл отражение неизвестный ранее факт встречи с вел. кн. Николаем Николаевичем, во многом объясняющий позицию, занятую Витте во время переговоров. В письме Витте рассказал, что при первой встрече с ним 1/14 июля Николай II велел ему повидаться с председателем Совета Государственной обороны, вел. кн. Николаем Николаевичем и получить от него для ведения переговоров указания относительно положения русской армии на Дальнем Востоке и о вероятных шансах России при дальнейшем ведении войны. Явившемуся на другой же день Витте великий князь поведал, что:
«1/ Наша армия на Дальнем Востоке /на Сыпингайских позициях/, ныне находится /июль 1905 г./ в таком состоянии, что ожидать тех отступлений и уронов, которые мы систематически претерпевали с самого начала войны /февраль 1904 г./ невозможно;
2/ Напротив того, можно с вероятностью ожидать, что теперь мы начем теснить японскую армию и отодвинем ея за Ялу /в Корею/ и в Квантунский полуостров /в бывшую нашу область/;
3/ Для сего потребуется около года времени, миллиарда рублей и понести урон до 200 тысяч человек убитыми и ранеными;
4/ Но, так как мы не имеем флота на Дальнем Востоке, а японский флот находится в прекрасном состоянии, то а/ мы не будем в силах выбить японцев из Кореи и Квантунского полуострова и б/ Япония займёт в это время весь Сахалин и значительные части Приморской области»37. В общем, выводы председателя Совета Обороны были неутешительны и сводились к тому, что, несмотря на обнадёживающие вести с фронтов войны в Маньчжурии, продолжение войны потребует слишком больших жертв и потому необходимо скорейшее заключение мира до занятия Японией всего Сахалина и Приморской области. При следующем представлении царю 5/18 июля Витте хотел доложить о полученных указаниях, но царь сказал, что вел. кн. Николай Николаевич уже ему их доложил38.
В состав российской делегации вошли 13 человек: кроме С.Ю. Витте - Р.Р. Розен (второй уполномоченный, посол в США), Ф.Ф. Мартенс (советник МИД по международноправовым вопросам), Д.Д. Покотилов (посол России в Пекине), Н.П. Шипов (Директор Департамента казначейства Министерства финансов), Г. А. Плансон, генерал-майор Ермолов (военный агент в Англии), полковник В.К. Самойлов (военный агент в Японии), капитан 2 ранга Чигин (морской агент в Японии), капитан 2 ранга А.И. Русин (заведующий канцелярией по морским делам при главнокомандующем); помощники-секретари МИД Коростовец, Набоков и помощник Витте [Витте 1991, с. 459, 464-465].
Поражение России в войне с Японией было воспринято корейским императором и всем корейским населением как величайшее бедствие для Кореи. Накануне мирных переговоров в Портсмуте в Корее возлагали большие надежды на Россию, всё ещё рассчитывая с её помощью сохранить независимость страны. 12/25 июня 1905 г., Коджон поручил своему бывшему министру финансов и верному стороннику России Ли Ион Ику ехать в Шанхай к Павлову и отправить телеграмму на имя Николая II, а затем ехать в Петербург, чтобы получить аудиенцию. В письме говорилось: «Всему миру известно, что Россия всегда поддерживала независимость Кореи. Ныне, в минуту предстоящего заключения мира, я глубоко убеждён, что положение моей страны может быть спасено только могущественным содействием Вашего Величества. В эту трудную минуту решаюсь прибегнуть к Вашему Императорскому Величеству в надежде, что благодаря милостивейшему расположению Вашему моей стране удастся сохранить независимость» [Пак 1979, с. 206]. Однако по дороге в Петербург в Жёлтом море джонка, на которой находился Ли Ион Ик, попала в тайфун и потерпела крушение у Ляодуна, где он долго скрывался и с большими трудностями был доставлен китайцами в Вей-хай-вей39, откуда только к концу августа 1905 г. прибыл в Шанхай. К этому времени переговоры в Портсмуте уже завершились.
Участники антияпонского движения в Корее также возлагали надежды на то, что России на мирных переговорах с Японией удастся отстоять независимость Корейского государства. В прошении командования Корейской вольной дружины на имя генерала Линевича, командующего Приамурским военным округом, говорилось: «Теперь до нас, дружинников, дошли слухи, что между русским и японским правительствами ведутся мирные переговоры. Какая судьба постигнет нашу страну? Если Корея будет подчинена Японии, то ... нам уже ничего больше не остаётся, как утопиться в Тумангане. Последняя наша надежда - Россия» [Пак 2004, с. 374].
Российское правительство, заранее предвидя, что Япония в ходе мирных переговоров будет требовать признания своего полного господства над Кореей, снабдило русскую делегацию соответствующими указаниями [Портсмут 1924, т. 6, с. 10].
В июне 1905 г. МИД России начал запрашивать соображения и материалы для составления инструкции русским уполномоченным по переговорам. В отношении Корейского полуострова были высказаны следующие мнения. Военный министр В. Сахаров предложил: «Предоставить Японии некоторые коммерческие выгоды в Корее», «в политическом же и военном отношении Корея должна остаться независимой» [Романов 1947, с. 503].
Министр финансов В.Н. Коковцев предлагал признать в Корее преимущественное положение японцев с тем, чтобы Япония приняла на себя обязательства не вводить в смежные с Приморским краем области Северной Кореи военные силы и не возводить здесь никаких укреплений40 [Романов 1947, с. 504].
Управляющий Морским министерством по Главному морскому штабу Ф.К. Авелан считал недопустимым ограничения усиления «морского могущества в водах Японского моря и Тихого океана» и предлагал сохранить status quo в Лаперузовом проливе, т е. «не допустить перемен в условии обладания берегами и свободы плавания проливом, так как иначе Японское море окажется почти также замкнутым как ныне Чёрное»41.
Наместник на Дальнем Востоке адмирал Е.И. Алексеев считал, что нельзя рассчитывать «на восстановление в Корее прежнего порядка вещей», но необходимо отстоять «неприкосновенность договоров России с Кореей». Он считал необходимым выговорить в пользу России в договоре обязательство Японии не возводить укреплений на побережье Корейского полуострова и на границе Кореи с русскими владениями42 [Сборник, № 59; Романов 1947, с. 506].
Все эти материалы легли в основу инструкции уполномоченному на переговорах.
В секретной инструкции послу в Италии Н В Муравьёву, которого первоначально предполагали назначить главой делегации на Портсмутской конференции, отмечалось:
«При установлении договорных условий относительно Кореи не следует терять из виду прежде всего, что самовольное занятие её японскими войсками, вопреки всем постановлениям международного права, явилось в то же время вопиющим нарушением договоров, обеспечивающих независимость и неприкосновенность корейского государства.
Японские делегаты в данном случае не могут ссылаться на состоявшееся будто бы между токийским и корейским правительствами соглашение, открывавшее Японии полную свободу действий в Корее, ибо у нас имеются неопровержимые документальные данные о том, что захват японцами власти в Корее совершился вопреки воле корейского императора.
Как бы то ни было, мы считаем необходимым включение в мирный договор условия признания Японией полной независимости Кореи, а также обязательства эвакуации [из этой] страны в возможно скорейший срок.
Россия со своей стороны готова признать права Японии на преимущественное положение в Корее. Но при этом, однако, в целях устранения всяких поводов к недоразумениям, Япония должна принять на себя обязательство не вводить в смежные с
нашим Приморским краем области Северной Кореи своих войск и не сооружать там никаких укреплений.
Равным образом необходимо добиться включения в договор обязательства Японии не возводить крепостей на южном побережье Кореи в видах сохранения свободы плавания через Корейский пролив»43 [Сборник, с. 78-79].
Итак, Россия готова была признать преимущественное положение Японии в Корее, но при условии, что японское правительство даст обязательство уважать независимость корейского государства, выведет оттуда свои войска и не будет возводить военных укреплений в районах, прилегающих к Приморской области, и на юге Корейского полуострова.
28 июля / 10 августа состоялось первое официальное заседание. Комура (глава японской делегации в Портсмуте) представил 12 условий договора.
В инструкциях японским дипломатам, утверждённых императором Японии, условия мира делились на три группы: абсолютно обязательные, относительно важные (для решения в соответствии со складывающейся ситуацией) и такие, по которым могли принимать решения сами уполномоченные.
К «абсолютно обязательным» относились признание «свободы рук» Японии в Корее; отвод русских войск из Маньчжурии; передача японцам арендных прав на Ляодунский полуостров и южную ветвь КВЖД. «Относительно важные» условия включали: возмещение военных расходов; передачу русских военных судов, оставшихся в нейтральных портах; передачу Сахалина и прилегающих к нему островов; предоставление рыболовных прав вдоль дальневосточного побережья. К последней группе относились следущие требования: ограничение морских сил России на Дальнем Востоке, уничтожение всех фортификаций крепости Владивосток и превращение ее в абсолютно коммерческий порт [Akagi 1936, р. 252; Кутаков 1961, с. 21-22].
На первом официальном заседании Портсмутской конференции 11 августа 1905 г. русской делегации были переданы японские условия мира. Статья 1 их касалась Кореи: «Россия, признавая, что Япония владеет в Корее преобладающими политическими, военными и экономическими интересами, обязуется не противодействовать и не вмешиваться в те меры руководства, покровительства и контроля, которые Япония найдёт необходимым применять в Корее»44.
Японский проект этой статьи был весьма сходен с корейской статьей второго англояпонского союзного договора, который был официально подписан 12 августа, но полностью согласован уже в самом начале этого месяца. Статья гласила: «Ввиду того, что Япония имеет преобладающие политические, военные и экономические интересы в Корее, Великобритания признаёт право Японии принимать такие меры руководства, контроля и покровительства в Корее, какие она сочтёт соответствующими и необходимыми для охраны и развития этих интересов, с тем условием, чтобы эти меры не противоречили принципу равных возможностей для торговли и промышленности всех наций» [British documents, р. 155-156].
Следует, однако, отметить, что японский проект мирного договора в Портсмуте предоставлял Японии ещё большие права и возможности в отношении Кореи, чем даже англо-японский договор. После успешного завершения переговоров с США и Англией японцы в Портсмутском проекте корейской статьи не сделали оговорки, что их мероприятия в Корее не должны наносить ущерба коммерческим интересам других иностранцев в Корее.
Попытка Витте при обсуждении пункта 1 о Корее заикнуться о «необходимости общности действий Японии и России и о готовности поддержать Японию» встретила решительный отпор со стороны Комура: он довольно сухо заявил, что Япония не нуждается в поддержке России и что для него довольно, если г-н Витте поддержит его здесь на конференции - «согласится на предоставление Японии свободы действий в Корее» [Коростовец 1923, с. 60].
Обнародование японских условий заключения мира вызвало перелом в американском общественном мнении. Как оказывалось, не Россия, а Япония добивается захвата Кореи, что Порт-Артур она завоевала также для себя, а не ради «борьбы с захватами» [Ольденбург 2003, с. 259]. Т. Рузвельт, однако, считал японские условия вполне приемлемыми.
Дебаты по корейскому вопросу длились с 30 июля / 12 августа по 1/14 августа 1905 г.
На 2-м официальном заседании в Портсмуте 30 июля /12 августа был оглашён русский ответ. С.Ю. Витте (глава русской делегации) согласился принять требования Японии со следующими тремя добавлениями: «1) Россия и русско-подданные будут пользоваться в Корее всеми правами и преимуществами, которые имеют или будут иметь там другие иностранные державы и подданные; 2) военные мероприятия Японии в Корее не будут угрожать безопасности соседней с Кореей русской территории; 3) меры, применяемые Японией по осуществлению руководства, покровительства и контроля в Корее, не будут нарушать суверенных прав корейского императора»45 [Кутаков 1961, с. 31-33].
Японские уполномоченные, ознакомившись с ответом русских представителей, внесли новый вариант (ст. 1) своих требований. Они признали равноправие России и русских подданных с другими странами и их подданных, но с оговоркой: что оно не будет противоречить предыдущему постановлению о полном господстве Японии. С.Ю. Витте доказывал, что Россия и русскоподданные, согласно этой оговорке, будут пользоваться в Корее не всеми правами, которыми там пользуются другие, а только теми из них, которые «не противоречат оговорке о полном господстве японцев в Корее», в то время как другие державы такому ограничению не подлежат. В конце концов стороны договорились из первого добавления выпустить слово «Россия».
По поводу второго добавления С.Ю. Витте японская делегация согласилась внести в проект статьи о Корее пункт, обязывающий Японию воздерживаться от военных мероприятий на русско-корейской границе, но с условием, чтобы подобное обязательство было распространено и на Россию. Кроме того, японцы требовали, чтобы Россия обязалась срыть все существующие на русско-корейской границе укрепления.
Споры вызвало и предложение Витте не проводить военных мероприятий на корейской границе. Представители Японии потребовали, чтобы Россия не только взяла те же обязательства, но и «срыла все укрепления» на русско-корейской границе, на что уполномоченные России не согласились. Витте заявил о своём несогласии с этим добавлением, и после продолжительных споров японская делегация вынуждена была снять свои возражения и согласиться. Было решено занести в протокол, что срытию подлежат только те фортификационные соружения, которые были возведены во время войны.
Наибольшие споры в ходе обсуждения ст. 1 Портсмутского договора вызвал вопрос о суверенитете Кореи. Русская делегация на конференции выступила с разоблачениями захватнического характера японских требований. Витте выступал за сохранение независимости Кореи46 [Пак 2004, с. 366-367].
Настаивая на включении в текст договора этого положения, С.Ю. Витте говорил, что Россия не имеет ввиду фактически препятствовать японским мероприятиям в Корее, но не может по собственной воле, единолично подписать договор об уничтожении суверенитета этой страны, т.к. это вызовет протесты других правительств, одинаково заинтересованных в судьбе этого государства, и что было бы неосторожно как со стороны Японии, так и со стороны России умалчивать в договоре о её независимости.
Глава японской делегации Комура утверждал, что Япония не может допустить подобной формулировки, так как независимость Кореи уже утрачена, и сослался на соглашение, заключённое Японией с корейским императором, которое ограничило в известной мере суверенитет Кореи, имея в виду навязанный силой Корее так называемый Корейско-японский договор о сотрудничестве, по которому Япония получила право финансового и внешнеполитического контроля в Корее, и указ от 19 мая 1904 г. об аннулировании всех договоров, подписанных между Россией и Кореей и отзыве корейских дипломатических представителей из-за границы и закрытии иностранных посольств в Корее с сохранением лишь консульских отделов, согласно которому все договоры с иностранными державами Корея могла заключать лишь с согласия Японии, изданный Коджоном под 47 угрозой свержения с престола и его жизни47.
Комура доказывал, что в настоящее время на конференции речь идёт только о признании Россией полной свободы действий Японии в Корее и что если возникнут протесты со стороны других держав, то Япония сама сумеет ответить им. Тогда Витте предложил записать в мирном договоре или в протоколе, что японские делегаты, несмотря на настояния русских уполномоченных, отказываются признать суверенитет Кореи. Комура Дзютаро не согласился. После долгих споров решено было в тексте договора о независимости Кореи вовсе не упоминать, а в протоколе конференции сделать следующую оговорку: «Уполномоченные Японии заявляют, что было согласовано, что меры, которые Япония может признать необходимым принять в Корее в будущем и которые наносят ущерб суверенитету этой страны, будут приняты в согласии с правительством Кореи»48.
На третьем официальном заседании 1/14 августа русская сторона представила текст статьи о Корее, и её французская редакция была окончательно принята японцами. Тем не менее, они сочли необходимым несколько дней спустя вновь к ней вернуться и просить о некоторых изменениях.
Дело в том, что японцы излагали свои мысли по-английски при содействии преданного им американского юриста Денисона. Когда приходилось редактировать что-либо по- французски, то они соглашались безбоязненно только на те французские выражения, которые с буквальной точностью передавали соответствующие английские выражения.
Плансон вспоминал, как, «тщательно вчитываясь в текст первой статьи о Корее, уже принятый обеими сторонами, японцы стали сомневаться, достаточно ли сильно выражены по-французски некоторые их английские выражения, которым они придавали важное значение. Так, слова: “Japan possesses in Corea paramount political etc. interest”, - были ими же самими переведены при первоначальном представлении условий словами: “le Japon possede en Coree des interets preponderant^...”. Но потом их стало мучить сомнение, что это недостаточно сильно передаёт всю важность их интересов в Корее, и после тщательных розысков по словарям они обратились с просьбой о замене выражения “preponderant^” более сильным словом “predominants”, чтобы для всех было ясно, что у них в Корее не только преобладающие, но и господствующие интересы». Просьба их была исполнена.
Такое же сомнение вызвало у них слово «contrdle» при изменении права Японии принимать в Корее «des mesures de direction de protection et de controlе». Они опасались, что по-французски слово «contrdle» не имеет того обширного значения «господства», какое ему придаётся в английском языке, другого же более подходящего выражения не находили. Несмотря на доводы русских уполномоченных, что во всяком случае три слова вместе «direction de protection et contrdle» составляют «до такой степени всеобъемлющие понятие, что не составляют ни малейшего сомнения в обширности прав Японии», Комура настоял на том, чтобы в протоколе была сделана особая оговорка, что слово «contrdle» в статье о Корее должно быть понимаемо в более обширном английском его значении49.
Коснулись японцы корейского вопроса и при переговорах об эвакуации войск из Маньчжурии. В представленном ими плане эвакуации было сказано, что русские войска отводятся на русские пределы, а японские - на Ляодунский полуостров и в Корею, что вызвало протесты российской стороны. Комура согласился вычеркнуть упоминание о Корее, но категорически заявил, что никакого вмешательства в распоряжения Японии относительно количества войск, которое она намерена держать в Корее, не будет допущено [Портсмут 1924, т. 7, с. 15].
По воспоминаниям Плансона, этому предшествовала частная беседа Витте с Комура в гостинице. Витте сказал тогда, что никак не может допустить постановления об отводе всех японских войск в Корею. Признавая, что Россия, предоставляя японцам широкую свободу действий в Корее, готова согласиться, что «для осуществления их мероприятий» им необходимо иметь там некоторое количество войска - «примерно дивизию или две», он считал, что предоставление им по договору права отвести туда всю свою армию «послужит угрозой миру на всём Дальнем Востоке и вызовет справедливые протесты и нарекания держав». Поэтому он полагал необходимым точно оговорить в договоре, что японские
войска будут отведены в пределы Японии или, по крайней мере, занести в протокол, что вопрос этот был возбужден русскими уполномоченными, на что японцы ответили отрицательно.
По словам Плансона, барон Комура «в сильном возбуждении» отвечал, что «ни под каким видом на это согласиться не может, что упоминать об этом в договоре или протоколе значит стеснять их свободу действий. «Самое требование об этом доказывает, - говорил он, - что русские уполномоченные не ясно поняли положение дел и намерения Японии относительно Кореи. В таком случае барону Комуре остаётся только потребовать пересмотра вновь всех постановлений, касающихся Кореи, чтобы в этом не оставалось более ни малейшего сомнения».
Успокоить японского министра стоило немалого труда. Понимая, что в этом вопросе японская сторона не намерена уступить (дальнейшие возражения ставят под удар достижение соглашения), русским уполномоченным пришлось согласиться на полное невмешательство в распоряжения Японии относительно количества войск, которое она намерена держать в Корее. Барон Комура со своей стороны согласился выпустить совсем упоминание в договоре о том, куда именно будут отводиться войска из Маньчжурии.
Позже, когда отношения между русскими и японскими уполномоченными приняли более спокойный характер, Витте спросил Комура в частной беседе, предполагают ли японцы действительно держать в Корее большое количество войск. Комура ответил, что на это у них нет средств и что там поэтому будет оставлено возможно меньшее количество войск50.
В итоге текст статьи о Корее в мирном договоре между Россией и Японией был сформулирован в следующем виде:
«Российское Императорское Правительство, признавая за Японией в Корее преобладающие интересы политические, военные и экономические, обязуется не вступаться и не препятствовать тем мерам руководства, покровительства и надзора, кои Императорское Японское Правительство могло бы почесть необходимым принять в Корее.
Условлено, что русскоподданные в Корее будут пользоваться совершенно таким же положением, как подданные других иностранных государств, а именно, что они будут поставлены в те же условия, как и подданные наиболее благоприятствуемой страны.
Равным образом установлено, что во избежание всякого повода к недоразумениям обе высокие договаривающиеся стороны воздержатся от принятия на русско-корейской границе каких-либо военных мер, могущих угрожать безопасности русской или корейской территории» [Сборник, с. 338].
Сверх того, в Протоколе были сделаны относительно Кореи следующие оговорки, принятые обеими сторонами и, следовательно, обязательные для них:
Таким образом, по Портсмутскому мирному договору Россия признавала за Японией преобладающие политические, военные и экономические интересы в Корее. При этом признание оговаривалось зафиксированным в протоколе конференции обязательством Японии не принимать без согласия правительства Кореи мер, затрагивающих суверенитет последней.
Вопрос о статусе Кореи на основании Портсмутского договора обсуждался на Совещании для рассмотрения вопросов, вытекающих из договора с Японией, заключенного в Портсмуте 23 августа /5 сентября/ 1905 г., проходившем 21 сентября 1905 г. в присутствии председателя Комитета государственной обороны вел. кн. Николая Николаевича, с участием и председателя комитета министров Витте. На вопрос морского министра вице-адмирала Бирилева о положении Кореи относительно Японии и на замечание замещавшего Ламздорфа товарища министра иностранных дел кн. Оболенского-Нелединского-Мелецкого, что Министерство иностранных дел планирует назначить своего представителя в Корею и, может быть, предварительно обратится к державам с запросом тотчас по ратификации договора, Витте твёрдо заявил, что «суверенитет Кореи договором нисколько не поколеблен» и что «независимость Кореи никак не могла быть уничтожена договором между Россиею и Японией, так как это вопрос международный», что «если другие державы пошлют в Корею посланников, то и мы можем послать» и что вопрос этот «по необходимости будет возбужден самим корейским правительством, представитель которого уже обращался ко мне и к министру иностранных дел по этому вопросу». Оболенский-Нелединский-Мелецкий пояснил, что «Русское правительство никогда не признавало мероприятий Японии, имевших целью уничтожение независимости этого государства. Лучшим доказательством такого взгляда служит пребывание здесь до настоящего времени посланника, которому русское правительство выплачивает содержание»52. Исходя из вышеизложенного относительно обсуждения вопроса о суверенитете Кореи на Портсмутской мирной конференции, созванное 21 сентября / 4 октября 1905 г. совещание представителей министерств иностранных дел, финансов и военного для рассмотрения вопросов, вытекающих из мирного договора, после соответствующих разъяснений С.Ю. Витте пришло к заключению, что «независимость Кореи договором не уничтожена и по-прежнему может признаваться императорским правительством; но вгляды других держав на этот вопрос желательно проверить путём 53 соответствующих сношении министерства иностранных дел»53.
Руководствуясь этим заключением, в предписании посланникам в Париже, Берлине и Вашингтоне выяснить позицию правительств Франции, Германии и США по вопросу о международном положении Кореи Министерство иностранных дел специально разъясняло, что, признав интересы Японии в Корее, русское правительство «не имело в виду нарушать принцип независимости Кореи, положенный в основу политики России на Дальнем Востоке» [Пак 2004, с. 377].
Внесение в протокол конференции пункта, предусматривающего, что Япония может предпринимать в Корее меры, наносящие ущерб её суверенитету, только с согласия корейского правительства, без всякого сомнения говорило об успехе российской дипломатии в переговорах о суверенитете Кореи. Согласно этой оговорке в протоколе, японцы, проводя то или иное мероприятие в Корее, наносившее ущерб корейскому суверенитету, должны были предварительно согласовывать такое мероприятие с корейским правительством, иными словами, оформлять каждое такое мероприятие специальным японо-корейским договором. И если бы другие государства заняли в этом вопросе такую же позицию, как Россия, то насильственно вырванные японцами у корейского правительства договоры не получили бы международной санкции. Но по вопросу о судьбе Кореи Япония сговорилась с США и Англией. Не оказала поддержки России и Франция. России ничего не оставалось, как признать японские требования в отношении Кореи, добившись удовлетворения лишь своих минимальных требований.
Дело было не в том, что Россия добивалась этого исключительно в интересах корейского народа, а в том, что сохранение независимости пограничной Кореи при создавшейся ситуации отвечало насущным интересам обороны русского Дальнего Востока. И это обстоятельство определяло тактику российской делегации в Портсмуте по корейскому вопросу.
Что касается точки зрения южнокорейского исследователя Пак Чои Хё, не соглашающегося с автором книги «Россия и Корея» Б Д. Паком в том, что по Портсмутскому мирному договору Корейское государство не было лишено суверенитета, на том основании, что хотя в окончательном тексте Портсмутского мирного договора фразы о лишении Кореи суверенитета нет, но «по нему ... фиксировалось право японцев контролировать все сферы государственного и экономического развития страны, практически утверждалось японское господство в Корее» и потому заверения русских сановников (уже после Портсмута), что «независимость Кореи договором не уничтожена и по-прежнему может признаваться императорским правительством, были ... дипломатической оговоркой» [Пак Чои Хё 1997, с. 239], то здесь нельзя не согласиться с Б Д. Паком, что признание за Японией преобладающих интересов в Корее не означало признание Россией японского протектората над Кореей. Будучи обязательной для обеих сторон, эта «дипломатическая оговорка» стала единственным внешнеполитическим препятствием на пути к полному уничтожению независимости и территориальной неприкосновенности Корейского государства Японией ещё на протяжении целых пяти лет после Портсмута. Японское правительство вынуждено было всякий раз оформлять установление колониального режима в Корее. Оговорка позволила России не признать договора о протекторате над Кореей, насильственно навязанного корейскому правительству в ноябре 1905 г., пыталась восстановить деятельность русской дипломатической миссии в Сеуле и сохранить статус независимого корейского государства. Сначала японцы в августе 1905 г. установили свой протекторат над Кореей и только в августе 1910 г. аннексировали Корею, т е. практически установили своё полное господство в Корее.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
* * *