Международно-правовая криминализация международного терроризма
Published: Feb. 1, 2014
Latest article update: Nov. 28, 2022
Анализ и изучение терроризма во всех проявлениях, особенно после его трансформации из явления, сопутствующего отдельным странам, в угрозу всемирного масштаба, представляет собой сложную и запутанную проблему, в которой пока гораздо меньше чётких правовых установлений, чем это кажется на первый взгляд. К настоящему времени терроризм и связанные с ним деяния получили специальную криминализацию в уголовном праве большинства стран мира. При этом современное уголовное законодательство содержит целые системы норм об ответственности за преступления террористического характера, существенно отличающиеся друг от друга в различных странах. Осуществлена его криминализация и в большом числе международных антитеррористических договоров универсального и регионального характера. Автор отмечает, что разница приведённых в них дефиниций создаёт препятствия для международного сотрудничества в сфере уголовного судопроизводства по уголовным делам о терроризме. В основе возникающих трудностей лежит необходимость учёта принципа двойной криминальности и принципа невыдачи лиц, обвиняемых в политических преступлениях. Преодолеть эти трудности возможно в случае выработки общепризнанного определения понятия «международный терроризм» и придания ему юридически обязательной силы международным договором универсального характера. В итоге вопрос об определении понятия «международный терроризм» является важнейшей составляющей эффективного сотрудничества государств в борьбе с этим преступлением. По результатам проведённого исследования в статье приводятся актуальные данные о современном состоянии решения международным сообществом проблемы криминализации международного терроризма, о факторах, влияющих на этот процесс.
Keywords
Международное преступление, международный терроризм, терроризм, международный договор, криминализация, ООН
Международный терроризм как явление и разновидность транснациональной преступности проявился в 1960-х гг. в качестве формы борьбы наиболее радикальных политических группировок и экстремистских элементов с неугодными им правящими режимами, правительствами или представителями других политических и общественных взглядов. Многие резонансные теракты произошли в период холодной войны, когда международные террористы стали орудием в руках спецслужб и наиболее радикальных политических сил [6]. Ныне современная система коллективной безопасности нацелена в числе иного и на защиту международного мира и безопасности от терроризма [1], особенно от его проявлений на международном уровне. И хотя терроризм превратился в острейшую проблему современности и борьба с ним стала уже задачей всего человечества, до настоящего времени не решён один из основополагающих вопросов этой деятельности - об определении общепризнанного понятия «международный терроризм», а также о криминализации последнего, что создаёт серьёзные проблемы в противодействии ему.
К настоящему времени терроризм и связанные с ним деяния получили специальную криминализацию в уголовном праве большинства стран мира. При этом современное уголовное законодательство содержит целые системы норм об ответственности за преступления террористического характера, существенно отличающиеся друг от друга в различных странах. По мнению экспертов, последнее обстоятельство влечёт за собой отсутствие единых подходов, правовой базы и международных стандартов в борьбе с международным терроризмом, когда одни организации признаются террористическими в ряде стран, но не являются таковыми в других странах. Например, в России признаны террористическими 20 организаций, в США - около 45, и только 9 из них фигурируют в списках и России, и США [6].
Ввиду большого разнообразия подходов к раскрытию понятий «терроризм» и «международный терроризм» в нормах внутригосударственного и международного права возникла необходимость выработки их общепризнанных определений, в связи с чем сформировались две основные точки зрения. В соответствии с первой из них наличие строгих определений «терроризм» и «международный терроризм» для эффективной международной борьбы с ними не является обязательным, поскольку именно суверенные государства самостоятельно определяют преступность и наказуемость таких преступлений на своей территории. Сторонники другой точки зрения полагают, что юридически строгое определение этих понятий обязательно необходимо в качестве основополагающего условия успешной борьбы с ним.
При столь полярном подходе полагаем, что истина находится где-то между этими точками зрения. Ибо и в отсутствие общепризнанных определений понятий «терроризм» и «международный терроризм» ныне сформирована и постоянно эволюционирует система международного сотрудничества в борьбе с этим явлением, то есть урегулированная нормами международного и внутригосударственного права совместная деятельность субъектов международных отношений и внутригосударственных правоотношений по обеспечению правовой защиты личности, общества, государства и мирового сообщества от террористических преступлений. Такое сотрудничество осуществляется на глобальном, региональном, субрегиональном и двустороннем уровнях. Вместе с тем эти уровни не являются взаимоисключающими, а дополняют друг друга.
Несмотря на множественность источников правового регулирования, международное сотрудничество в борьбе с терроризмом осуществляется в рамках определенных организационно-правовых форм, одной из которых является принятие согласованных мер по установлению на международно-правовом уровне преступности и наказуемости определённых общественно-опасных деяний террористического характера (договорная криминализация терроризма). Именно в рамках договорной криминализации терроризма возможна выработка юридически обязывающих общепризнанных дефиниций «терроризм» и «международный терроризм», которые до настоящего времени отсутствуют.
По мере роста террористической активности в мире, расширения форм и методов террористической деятельности, её интернационализации всё большее значение приобретает сотрудничество, осуществляемое в процессуальных формах расследования таких преступлений, задержания и привлечения к уголовной ответственности террористов и их пособников, в уголовном судопроизводстве по делам с иностранным элементом в отношении террористов. Однако именно в этой сфере лежат проблемы, порождённые отсутствием общепризнанных определений понятий «терроризм» и «международный терроризм».
В основе проблем лежит невозможность в ряде случаев обеспечить реализацию по делам о терроризме базовых принципов международного сотрудничества в сфере уголовного судопроизводства, закреплённых в международных договорах, а именно принципа двойной уголовной ответственности (двойной криминальности) и принципа недопустимости выдачи по запросам иностранных государств лиц, совершивших политические или связанные с ними преступления.
Принцип двойной криминальности состоит в том, что правоохранительные органы и суды государств оказывают взаимную правовую помощь по уголовным делам и выдают преступников только в тех случаях, когда деяние, являющееся предметом запроса (ходатайства) о помощи или о выдаче, наказуемо в уголовном порядке как в запрашивающем, так и в запрашиваемом государстве. При этом правоохранительные органы и суды значительного числа государств мира, решая вопрос об оказании взаимной правовой помощи или выдаче, детально рассматривают содержащиеся в запросах иностранных государств сведения о деянии, в связи с которым она запрашивается, проверяют, соответствует ли оно, как преступление, нормам национального законодательства собственного государства. При обнаружении несоответствий, как правило, в оказании правовой помощи или выдаче отказывается. Понятно, что отсутствие общих подходов к определению составов конкретных преступлений террористического характера и закрепление в законодательстве взаимодействующих стран терминологически различных понятий о них - основание для непризнания двойной криминальности и соответственно для отказов в правовой помощи и выдаче.
Второй из названных принципов предусматривает, что государства вправе отказать в выдаче преступника, в том числе и террориста, если из поступившего запроса усматривается, что он преследуется за совершение политического преступления или по политическим мотивам. Именно по мотивам политического свойства, к примеру, отказано в выдаче России террориста Закаева.
Преодоление этих проблем требует прежде всего уяснения современного состояния международно-правового регулирования в сфере криминализации терроризма, с тем чтобы на основе достигнутого наметить дальнейшие направления сближения позиций государств в формировании единого правового поля уголовно-правового противодействия международному терроризму. Ныне решение этой задачи представляется ещё более актуальным, чем даже всего несколько лет назад, поскольку без этого невозможно обеспечить надлежащую эффективность уголовно-процессуальных механизмов и уголовного правосудия по делам о международном терроризме. Именно поэтому уже на протяжении по крайней мере двух десятилетий одним из ключевых вопросов в борьбе с международным терроризмом является выработка и закрепление его общего определения и международно-правового состава преступления международного терроризма в универсальном международном договоре.
Этому предшествовало и сопутствует формирование международно-правовой основы системы международного сотрудничества в борьбе с терроризмом, ныне включающей широкий круг международно-правовых документов, в числе которых 40 так называемых «антитеррористических» конвенций, договоров и протоколов - 18 универсальных (14 документов и 4 поправки к ним) и 22 региональных [13]. Практически все они сводятся к закреплению обязательств государств:
Такое фрагментарное правовое регулирование предопределялось вспышками террора в середине прошлого века. Оно являлось реакцией на новые вызовы и угрозы, в силу которой большая часть международных договоров была направлена на борьбу с конкретными и ранее неизвестными видами террора, например с вооружённым захватом гражданских воздушных судов, преступлением, появившимся только в конце 60-х гг. XX в. В договоры конца XX - начала XXI в. наряду с обязательствами о криминализации новых форм террористической деятельности стали включаться ссылки на обязательность для их сторон более ранних антитер- рористических международных договоров, особенно заключённых в рамках ООН. Например, Шанхайская конвенция о борьбе с терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом (Шанхай, 15.06. 2001 г.)1 (Собрание законодательства РФ. 13 октября 2003 г. № 41. Ст. 3947.) под терроризмом понимает:
а) вызвать смерть какого-либо гражданского лица или любого другого лица, не принимающего активного участия в военных действиях в ситуации вооружённого конфликта, или причинить ему тяжкое телесное повреждение;
б) нанести значительный ущерб какому-либо материальному объекту;
в) организация, планирование террористического деяния, пособничество его совершению, подстрекательство к нему, если цель такого деяния в силу его характера или контекста заключается в том, чтобы 1) запугать население; 2) нарушить общественную безопасность; 3) заставить органы власти либо международную организацию совершить какое-либо действие или воздержаться от его совершения, имея в виду преследуемые в уголовном порядке в соответствии с национальным законодательством сторон деяния.
Конвенция Совета Европы о предупреждении терроризма (Варшава, 16.05.2005 г.)2 (Собрание законодательства РФ. 18 мая 2009 г. № 20. Ст. 2393.) не содержит дефиниции «терроризм», а определяет «террористическое преступление» как любое из преступлений, предусмотренных договорами, перечисленными в приложении к этой Конвенции, в которое включены все универсальные международные договоры антитеррористической направленности. Кроме того, согласно Конвенции преступлениями признаются публичное подстрекательство к совершению террористического преступления, вербовка и подготовка террористов, другие деяния, рассматриваемые как сопутствующие (соучастие, организация и наставление других лиц, содействие).
Ни в одном из перечисленных международных договоров, как универсального, так и регионального характера, нет дефиниции «международный терроризм». Все они оперируют определениями конкретных видов террористических актов (захват заложников и др.), терроризма или террористических преступлений. Нет такого определения и в единственном международном договоре, который в своём названии содержит этот термин - в Конвенции Организации Исламская конференция о борьбе с международным терроризмом (Уагадугу, 01.07.1999 г.) [9]. Согласно этому документу, «терроризм» означает любой акт насилия или угрозу такого акта, независимо от его побудительных причин или намерений, который совершается ради осуществления единоличного или коллективного преступного плана с целью:
Одновременно конвенция определяет понятие «террористическое преступление», которое означает любое преступление, которое было совершено, начато или в котором приняли участие ради достижения террористической цели в каком-либо из договаривающихся государств либо против его граждан, имущества или интересов или иностранных объектов и граждан, находящихся на его территории, и подлежащее наказанию согласно внутреннему законодательству такого государства. К террористическим преступлениям конвенция относит также преступления, предусмотренные в антитеррористических конвенциях ООН, за исключением тех, которые исключаются на основе законодательства договаривающихся государств или государств, не ратифицировавших их.
В ныне действующих международных договорах даны разнообразные дефиниции, относящиеся к так называемому внутригосударственному терроризму. А разработанные таким образом определения использованы государствами-участниками для криминализации терроризма в национальном уголовном законодательстве как общеуголовных преступлений, отнесённых по своему родовому объекту к преступлениям против общественной безопасности и общественного порядка [16, с. 266-294], которые являются составной частью внутригосударственного правопорядка. В силу этого сформулированные в международно-правовых документах определения терроризма не дают возможности для полного и чёткого представления именно о международном терроризме, как о преступлении, затрагивающем международные (межгосударственные) отношения, поскольку не учитывают того, что в отличие от внутригосударственного международный терроризм отягощён международной составляющей (так называемым «иностранным элементом»).
Данное обстоятельство проявляется в том, что международный терроризм по совокупности своих признаков существенно отличается от терроризма внутригосударственного тем, что:
Кроме того, международный терроризм - это деяние, посягающее на международный правопорядок, а его совершение (конкретные акты террора) направленно на достижение международно-противоправных целей. Поэтому вполне справедливо заключить, что международный терроризм является преступлением, смыслом и целью которого является нарушение основ международного права, посягательство на международный правопорядок. Соответственно акт международного терроризма должен влечь за собой не только индивидуальную уголовную ответственность лица/лиц, совершивших это
деяние, но и международную ответственность государства-делинквента. Последнее вытекает из положения о том, что судебное преследование какого-либо лица, в частности за международный терроризм, “не освобождает государство от ответственности по международному праву за действие или бездействие, вменяемое этому государству”, содержащегося в ст. 5 проекта кодекса преступлений против мира и безопасности человечества [18].
Именно поэтому мы вправе констатировать, что современные международные договоры, как универсального, так и регионального характера, непосредственно направлены на криминализацию не международного, а внутригосударственного терроризма и имеют своей целью достижение единообразия (унификации) при определении понятия «терроризм» во внутригосударственном праве, во всяком случае, в отношении получивших наибольшее распространение конкретных видов актов терроризма и террористических преступлений. Но это в значительной мере является полумерами, поскольку терроризм:
В таких условиях формирование новых внутригосударственных и международно-правовых инструментов противодействия терроризму без надлежащего учёта его международной составляющей обречено на постоянное отставание правового регулирования от практических потребностей борьбы именно с международным терроризмом. Вместо создания жёсткого барьера на пути распространения терроризма в таком случае создаётся, образно выражаясь, «лоскутное одеяло», сотканное из международно-согласованной криминализации в национальном праве запрета лишь отдельных актов терроризма, а не преступления международного терроризма в целом.
При этом такая криминализация, даже если представить её всесторонне согласованной и гармонизированной, оставляет государствам широкие возможности при определённых условиях самим решать вопрос о том, является ли то или иное деяние актом террора в конкретных условиях места и времени, принимая во внимание существующую политическую конъюнктуру. Ибо по условиям действующих ныне международных договоров не могут квалифицироваться как террористические акты насилия, совершаемые народами, борющимися против оккупационных и колониальных режимов за свое освобождение, а также в некоторых других случаях3 (3 Так, согласно ст. 2 упоминавшейся Конвенции Организации Исламская конференция о борьбе с международным терроризмом, «борьба народов, включая вооружённую борьбу против иностранной оккупации, агрессии, колониализма и гегемонии, направленная на освобождение и самоопределение в соответствии с принципами международного права, не рассматривается как террористическое преступление».).
Как показывает практика, даже в случаях совершения: а) актов насилия в отношении не принимающего участия в боевых действиях на чьей-либо стороне, не причастного к борьбе с оккупантами мирного населения; 6) массового захвата заложников из числа гражданских лиц; в) взрывов в местах массового скопления людей находятся сторонники оправдания таких актов терроризма со ссылкой на нормы международного права, прямо закрепляющие право на сопротивление, в том числе вооружённое, против колониального, национального и расового угнетения. В этой связи возникает простор для применения “двойных стандартов” в борьбе с терроризмом, ограничивает возможности наиболее заинтересованных государств в достижении позитивных результатов своей деятельности в борьбе именно с международным терроризмом. Выход из этой ситуации видится в согласовании и принятии путём заключения специального международного договора, юридически обязывающего общепризнанного определения понятия «международный терроризм».
Вышеизложенное ни в коей мере не ставит под сомнение концептуальное видение преступления международного терроризма в науке международного права, формирование которого берёт свое начало с:
Именно это позволило выработать на уровне доктрины концептуальное понимание феномена преступления международного терроризма, использовать для борьбы с ним постепенно
формируемый массив антитеррористических международно-правовых инструментов, а по мере накопления опыта поставить в повестку дня международного сообщества вопрос о необходимости его непосредственной криминализации на международно-правовом, а затем и на внутригосударственном уровнях.
На глобальном уровне в рамках ООН попытки выработки общепризнанного определения понятия «международный терроризм» предпринимаются начиная с Резолюции Генассамблеи ООН № 49/60 «Меры по ликвидации международного терроризма» 1994 г.[11]. В ней определено, что «преступные акты, направленные или рассчитанные на создание обстановки террора среди широкой общественности, группы лиц или отдельных лиц в политических целях, ни при каких обстоятельствах не могут быть оправданы, какими бы ни были соображения политического, философского, идеологического, расового, этнического, религиозного или другого характера, которые могут приводиться в их оправдание».
Глобальная контртеррористическая стратегия ООН, провозглашая намерение государств мира принять всеобъемлющие меры по предотвращению терроризма и борьбе с ним во всех его формах и проявлениях, на первое место выдвигает задачу незамедлительного присоединения государств в качестве сторон к уже существующим международным конвенциям и протоколам против терроризма и их осуществления. Она предлагает им приложить все усилия для согласования и заключения всеобъемлющей конвенции о международном терроризме [4].
Актуальной задачей мирового сообщества является выработка именно единого определения международного терроризма, признаваемого максимально широким кругом субъектов международного права и членов международного сообщества. Оно должно содержать наиболее общие признаки, закрепленные в уже принятых антитеррористических конвенциях и протоколах, в том числе уточнение формулировок целей, характерных для актов терроризма. Разработанное определение необходимо закрепить во всеобъемлющей конвенции, которая должна по возможности восполнить все пробелы в международно-правовом регулировании различных аспектов международного сотрудничества в борьбе с терроризмом. Именно такой подход лёг в основу Резолюции ГА ООН 51/210 от 17.12.1996 г. [12], в соответствии с которой был сформирован Специальный комитет для разработки на первом этапе проектов международных конвенций о борьбе с бомбовым терроризмом и с актами ядерного терроризма. С 2000 г. он приступил к разработке и обсуждению проекта Всеобъемлющей конвенции о международном терроризме. Делегации государств, принимающие участие в работе сессий Специального комитета, учреждённого Резолюцией 51/210, после длительного обсуждения пришли к выводу о том, что новая конвенция должна быть посвящена вопросам, которые не охвачены существующими документами и заполнила бы все лакуны, оставшиеся после заключения «тематических» конвенций. Эта позиция прямо повлияла на выработку понятийного аппарата конвенции [7].
Прежде всего, разработчики проекта после длительной дискуссии определили, что объектом международного терроризма как преступления не являются внутригосударственные правоотношения и правопорядок4 (Дискуссионность этого вопроса отражена и в отечественной научной литературе [10, c. 305–306].). Поскольку для этого деяния характерно присутствие «иностранного элемента», то объектом его посягательства является международный правопорядок, мир и безопасность. Достигнутый по этой проблеме консенсус нашёл своё выражение в преамбуле проекта Всеобъемлющей конвенции о международном терроризме (далее - проект) [8], где указано, что «акты, методы и практика терроризма представляют собой грубое пренебрежение целями и принципами ООН, что может угрожать международному миру и безопасности, ставить под угрозу дружественные отношения между государствами, препятствовать международному сотрудничеству и вести к подрыву прав человека, основных свобод и демократических основ общества» [8, с. 3].
Определяя в статье 2 проекта пределы действия будущей конвенции, разработчики следующим образом сформулировали понятие «международный терроризм»:
«1. Любое лицо совершает преступление по смыслу настоящей Конвенции, если оно, используя любые средства, незаконно и умышленно причиняет:
Согласно данному определению, объективную сторону международного терроризма составляют любые запрещённые законом деяния, последствиями которых может являться смерть, причинение телесных повреждений любой степени тяжести, серьёзный ущерб любому имуществу, а также ущерб, который повлёк или может повлечь экономические убытки. Согласно проекту, субъективная сторона международного терроризма характеризуется умыслом и специальной целью запугать население или заставить правительство или международную организацию совершить какое-либо действие или воздержаться от его совершения. Мотивы международного терроризма для его квалификации как преступления значения не имеют, поскольку государства-участники должны будут принять меры для того, чтобы:
Субъектом международного терроризма проектом признаётся физическое лицо. Одновременно согласно ст. 11 проекта, будущие государства-участники должны принять необходимые меры для того, чтобы можно было привлечь к ответственности уголовного, гражданского или административного характера юридическое лицо в случае совершения физическим лицом, ответственным за управление этим юридическим лицом или контроль за ним, преступления, предусмотренного конвенцией. Такая ответственность должна наступать без ущерба для уголовной ответственности физических лиц, совершивших это преступление.
Рассматривая проект Всеобъемлющей конвенции о международном терроризме в целом, следует обратить внимание на то, что в нём сам термин «международный терроризм» не упоминается (за исключением названия). В таких условиях разработчиками предпринята попытка сформулировать норму о том, что будущая конвенция будет применима именно к международному, а не внутригосударственному терроризму. Сделано это путём регламентации условий, при которых она не подлежит применению. В статье 5 проекта, в частности, постулируется, что конвенция «не применяется в случаях, когда преступление совершено в одном государстве, предполагаемый преступник и потерпевшие являются гражданами этого государства, предполагаемый преступник обнаружен на территории этого государства и никакое другое государство не имеет оснований для осуществления своей юрисдикции» [8, с. 7—8].
Одновременно в проект включена корреспондирующая со статьей 5 статья 8 следующего содержания: «Проект конвенции к настоящему времени в полном объёме ещё не согласован в связи с существованием нескольких проблем:
«Камнем преткновения» для разработчиков стал проект статьи З5 (Проект ст. 3 проекта пока представлен в следующем виде: 1. Ничто в настоящей Конвенции не затрагивает другие права, обязательства и обязанности государств, народов и лиц в соответствии с международным правом, в частности в соответствии с целями и принципами Устава Организации Объединенных Наций и международным гуманитарным правом. 2. Действия вооружённых сил во время вооружённого конфликта, как эти термины понимаются в международном гуманитарном праве, которые регулируются этим правом, не регулируются настоящей Конвенцией. 3. Действия, предпринимаемые вооружёнными силами государства в целях осуществления их официальных функций, поскольку они регулируются другими нормами международного права, не регулируются настоящей Конвенцией. 4. Ничто в настоящей статье не оправдывает и не узаконивает иные противоправные деяния и не исключает судебного преследования в соответствии с другими нормами права. 5. Ничто в настоящей Конвенции не делает противоправными деяния, которые регулируются международным гуманитарным правом и которые не являются противоправными согласно этому праву), нормы которой призваны разграничить сферу действия конвенции и других отраслей международного права. По её проекту среди разработчиков отсутствует консенсус, а ожесточённые споры продолжаются уже несколько лет. Тем не менее достигнутый прогресс позволяет заключить, что выработка общепризнанного определения «международный терроризм» в принципе возможна. Вероятно, именно поэтому, несмотря на незавершённость разработки проекта, упомянутый Специальный комитет по поручению Генассамблеи ООН приступил к подготовке созыва дипломатической конференции высокого уровня для обсуждения вопроса о противодействии международному терроризму.
Насколько её проведение будет способствовать достижению консенсуса по вопросу о принятии Всеобъемлющей конвенции о международном терроризме, пока судить преждевременно. На наш взгляд, это обусловлено по крайней мере тремя серьезными недостатками предложенного проекта, а именно:
В этой связи отметим, что фактический отказ от реализации в проекте указанных доктринальных положений, продиктованный, вероятно, политическими мотивами, происходит на фоне того, что сама практика международной уголовной юстиции уже пошла по предложенному пути. Так, невзирая на то, что ныне терроризм не относится к международным преступлениям, международным сообществом создан международный судебный орган, к юрисдикции которого отнесён терроризм. Речь идёт о Специальном трибунале по Ливану (далее - СТЛ), в Уставе которого [17] определено, что его предметная юрисдикция определяется в первую очередь «положениями УК Ливана, касающихся преследования и наказания за акты терроризма».
Такое определение предметной юрисдикции СТЛ является первым опытом отнесения терроризма к подсудности международного судебного органа [2, с. 55-68]. Вопрос об этом ставился и ранее, как в достаточно отдалённом от сегодняшнего дня прошлом (в Конвенции о создании Международного уголовного суда, открытой для подписания Лигой Наций 30.11.1937 г.), так и в недавнее время (при разработке Римского Статута Международного уголовного суда). К сожалению, безуспешно.
Возможно, что именно постепенное отнесение международного терроризма к юрисдикции отдельных органов международной уголовной юстиции и накопление на этой основе опыта уголовного преследования лиц, виновных в его совершении, могло бы способствовать:
Вряд ли стоит оставаться в стороне от этого процесса и отечественным законодателям. С учётом доктринальных положений и принимая во внимание вовлечённость в террористическую деятельность на территории нашей страны «иностранного элемента», есть основания для рассмотрения по существу вопроса о дополнении УК РФ нормами об уголовной ответственности именно за международный терроризм. Возможные возражения против такой постановки проблемы, связанные с отсутствием общепризнанного определения этого понятия, вряд ли могут считаться серьезным доводом против криминализации международного терроризма в отечественном уголовном законодательстве. Как учит история борьбы с терроризмом, первые национальные законы об уголовной ответственности за него появились в мире задолго до признаваемой большинством государств дефиниции (первым специальным актом в этой области стал Указ Временного государственного совета Государства Израиль о пресечении терроризма 1948 г. - Prevention of Terrorism Ordinance № 33 of5708-1948) и, по крайней мере, за 15 лет до рождения первой антитеррористической конвенции ООН - Конвенции о преступлениях и некоторых других актах, совершаемых на борту воздушных судов 1963 г.