Loading...

This article is published under a Creative Commons license and not by the author of the article. So if you find any inaccuracies, you can correct them by updating the article.

Loading...
Loading...

Профилактика агрессии и асоциальности несовершеннолетних Creative Commons

Link for citation this article

Реан Артур Александрович

Национальный психологический журнал, Journal Year: 2018, Volume and Issue: №2, P. 3 - 12, https://doi.org/10.11621/npj.2018.0201

Published: Aug. 1, 2018

Latest article update: Dec. 19, 2022

This article is published under the license

License
Link for citation this article Related Articles
Loading...

Abstract

Актуальность (контекст) тематики статьи. Проблема профилактики асоциального поведения несовершеннолетних актуальна потому, что делинквентное, противоправное поведение детей и подростков является мощным фактором риска асоциального развития личности в целом, фактором, отрицательно влияющим на всю их дальнейшую жизнь.
Цель: Проанализировать причины и последствия асоциального развития личности детей и подростков, рассмотреть теоретические исследования, посвященные профилактике асоциального поведения и преступности несовершеннолетних, безнадзорности и беспризорности, а также реабилитации и ресоциализации таких детей и подростков.
Описание хода исследования. В статье изучается проблема подростковой агрессии в современном российском обществе. Работа опирается на широкий круг зарубежных и отечественных исследований посвященных данной проблеме, анализ нормативно-правовых документов и региональных практик, а также данные опроса российских подростков, проведенного автором в 2017 году.
Результаты исследования. Показано, что психологическая деформация семьи и системы отношений в ней оказывают непосредственное влияние на формирование девиантного, асоциального поведения подростков. Выявлена также значимая отрицательная корреляционная связь между школьным климатом и агрессивностью школьников. Были обнаружены высокие значимые положительные интеркорреляции между индикаторами школьного климата: безопасностью школы и отношениями учителей с учащимися. Установлено, что дети, не вовлеченные в ситуацию школьной травли, оценивают климат и безопасность в школе значимо выше, чем дети, которые включены в эту ситуацию. Эта закономерность характерна для всех участников травли, независимо от их роли в ситуации – жертвы, агрессора или наблюдателя.
Выводы. На основании рассмотренных в публикации данных даны рекомендации, которые могут быть учтены при формировании государственной политики по профилактике асоциального поведения и агрессии несовершеннолетних. Особо отмечается значимость совместной деятельности школы и семьи, которая может быть эффективным инструментом предупреждения подростковой агрессии.

Keywords

Подростки, семья, школа, агрессия, асоциальное поведение, противоправное поведение, школьный учитель, психологическая служба

Задача профилактики асоциально­го поведения несовершеннолет­них была актуальна всегда. Это напрямую связано с количеством несо­вершеннолетних, проявляющих асоци­альное и делинквентное поведение. Тема актуальна еще и потому, что делинквент­ное, противоправное поведение детей и подростков является мощным фактором риска асоциального развития личности в целом, фактором, отрицательно влияю­щим на всю их дальнейшую жизнь. Кри­минологическая статистика свидетельст­вует, что рецидивная преступность среди тех, кто попал в места лишения свободы в возрасте до 18 лет, существенно выше, чем среди тех, кто попал туда впервые во взрослом возрасте. По данным исследо­ваний 60–65% рецидивистов – это люди, у которых правонарушающее поведение впервые было зафиксировано в несовер­шеннолетнем возрасте (Игошев, Минь­ковский, 1989). Поэтому предотвраще­ние преступности несовершеннолетних можно рассматривать и в качестве фак­тора сужения базы и профилактики пре­ступности в целом.


В последние годы, по официальной го­сударственной статистике, число право­нарушений несовершеннолетних и лиц, их совершивших, неуклонно снижается. Участниками преступлений в 2016 году стали 48,6 тысяч подростков (в 2014 году – 54,4 тысячи подростков). Несовершеннолетними и при их участии совершено 53,7 тысяч преступлений (в 2014 году – 59,5 тысяч преступлений). В 2016 году на учете в подразделениях по делам несовер­шеннолетних состояли 142,8 тысяч несо­вершеннолетних, в 2014 году – 159,8 ты­сяч несовершеннолетних. Несмотря на это, в силу вышеназванных причин тема остается крайне актуальной. Произошед­шие в последнее время резонансные пре­ступления, убийства и попытки убийства, совершенные несовершеннолетними, до­бавляют этой теме остроты и драматизма.


В качестве драматических эксцессов можно вспомнить нашумевшие случаи аг­рессии несовершеннолетних. Например, в январе 2018 года в школе № 5 в поселке Сосновый Бор (близ Улан-Удэ, Республи­ка Бурятия) подросток напал с топором на учеников и учительницу, а также попытался поджечь здание. В результате ин­цидента получили ранения шесть детей и учительница. В сентябре 2017 года в го­роде Ивантеевке (Московская область) в школе № 1 15-летний старшеклассник открыл стрельбу в классе и напал на учи­тельницу с кухонным топориком. В результате возникшей паники три учащихся выпрыгнули из окна, один из них получил перелом. Открытую черепно-мозговую травму получила учительница. В октябре 2017 года в туалете школы № 85 Дзержинского района Волгограда было обнаруже­но тело 14-летнего ученика с ножевым ранением в области сердца. На следую­щий день был задержан 15-летний одно­классник погибшего, который признался в убийстве. В феврале 2018 года 17-лет­ний ученик школы башкирского города Стерлитамака нанес ножевые ранения од­ной из учениц и учителю в кабинете ин­форматики, а затем устроил поджог клас­са. После этого подросток сам себе нанес рану ножом.


Все эти и подобные им случаи требуют тщательного психологического анализа и специальных исследований. Понимая, что здесь речь идет не просто об агрес­сии, а о криминальной агрессии, при анализе этих случаев следует использо­вать результаты специальных психолого- криминологических исследований и по­строенные на их основе типологии. Так, на основе большого и многоаспектно­го эмпирического исследования лично­сти преступников, совершивших насильственные преступления, И.А. Кудрявцев и Н.А. Ратинова создали психологиче­скую типологию криминальной агрессии. В этой типологии выделяются семь ти­пов криминальной агрессии: смысловая агрессия, функционально-утилитарная агрессия, привычно-неконтролируемая агрессия, ситуативно-оборонительная агрессия, агрессия, обусловленная аффективной целью, катастрофическая агрессия, агрессия, обусловленная не­адекватной актуализацией профессио­нальных стереотипов (Кудрявцев, Рати­нова, 2000). По нашему мнению, это по существу не психологическая классифи­кация агрессии, а психологическая ти­пология личности преступников, совер­шивших насильственные преступления. Но, применительно к обсуждаемой здесь проблеме, в этом как раз и состоит ее ценность. Потому что в данной типологии на основе эмпирических исследова­ний доказательно описаны личностные, характерологические особенности пре­ступников и риски их противоправного поведения в определенных специфиче­ских социальных ситуациях.


Наибольшую опасность, с точки зре­ния рисков криминальной агрессии, по нашему мнению, представляет собой первая типологическая группа – смысло­вая агрессия. Входящие в эту группу лица отличаются антисоциальной или асоци­альной направленностью личности. Для них характерны максимально высокие показатели агрессивности, по сравнению со всеми другими группами. Установки на конфронтацию в этой группе оказались также максимальными. Насильственно- доминирующий стиль межличностного взаимодействия оказывается у этих лиц явно выраженным. Для их отношений с окружающими характерны недоверчи­вость, подозрительность и враждебность. Важной особенностью этих лиц является деформация морально-этической сферы, девальвация ценности человеческой жиз­ни, эмоциональная холодность (Кудряв­цев, Ратинова, 2000).


По данным исследований, преимуще­ственно зарубежных, подростки, кото­рые устраивали стрельбу в школах, нере­дко подвергались буллингу со стороны одноклассников или учителей (Shetgiri, 2013). Следует отметить, что от буллин­га страдают не только его жертвы, но и инициаторы травли, которые испыты­вают проблемы с социальной адаптаци­ей и демонстрируют склонность к противоправному поведению и насилию (Wang, Wang, 2010; Shetgiri, 2013; Wang et al., 2017; Voulgaridou, Kokkinos, 2015; Volk et al., 2018; Shaheen et al., 2018; Солдатова, Рассказова, Нестик, 2017). По результатам масштабного исследования, проведенно­го под эгидой Всемирной организации здравоохранения в 2016 г. (в исследова­нии приняли участие 42 страны из Евро­пы и Северной Америки, опрошено бо­лее 220 тысяч детей), было установлено, что с буллингом сталкивались в среднем около 12% мальчиков и 10% девочек. При этом следует подчеркнуть, что это имен­но средние показатели по большому чи­слу стран. В целом имеются значитель­ные межстрановые различия.


Результаты исследования, проведен­ного Г.У. Солдатовой с соавторами в 2010 году, показывают, что у нас в стране 23% детей, пользующихся интернетом, стано­вились жертвой буллинга (не обязатель­но кибербуллинга). В Санкт-Петербурге эта цифра достигает 35%, что значитель­но превышает средний показатель по России (Солдатова и др., 2012). Пятая часть российских детей – жертв буллин­га подвергается травле либо каждый день, либо 1–2 раза в неделю. Каждый деся­тый российский школьник сталкивается с буллингом в интернете. В России 25% детей отмечают, что были субъектами буллинга в реальной жизни или в ин­тернете. Следует отметить, что по это­му показателю Россия превосходит ев­ропейские страны в два раза (Солдатова, Рассказова, Нестик, 2017).


Результаты социологических иссле­дований представлений россиян о том, как изменились люди и отношения меж­ду ними за последние 15–20 лет, под­тверждают драматичность ситуации. Так, по мнению 68% респондентов агрессив­ность людей возросла, только 11% счи­тают, что она ослабла, и 15% полагают – осталась на прежнем уровне. Доброже­лательность, напротив, по мнению 60% опрошенных, снизилась, только 10% счи­тают, что она возросла, 23% полагают, что она осталась на прежнем уровне. Сниже­ние честности отметили 60% опрошен­ных, а ее усиление – только 6%, 26% по­лагают, что этот показатель остался на прежнем уровне. Усиление цинизма кон­статируют 61% опрошенных респонден­тов, а его ослабление – только 10%, 17% считают, что изменений здесь нет (Горш­кова, Петухова, 2015).


Такие негативные тенденции харак­терны не только для России, но и для других стран. В США, например, количе­ство американцев, считающих, что «лю­дям надо верить» упало с 55% в 1960 г. до 32% в 2009 г., то есть большинство гра­ждан США перестали доверять друг другу (Millenials in …, 2014; Зимбардо, Коломбе, 2017). Эти данные отражают мнение все­го народонаселение страны. Однако со­гласно исследованию 2012 г., среди моло­дежи доля тех, кто полагает, что «людям надо верить», еще ниже и составляет все­го 19%. В Великобритании степень дове­рия упала с 56% в 1959 г. до 30% в 2008 г. (Larsen, 2013).


По мнению Ф. Зимбардо и Н. Колом­бе, корни этого феномена надо искать в деятельности СМИ, которые «постоянно говорят о разрыве между богатыми и бед­ными, о коррупции, политических махинациях, лжесвидетельствах, когда ре­путации именитых людей лопаются как мыльные пузыри» (Зимбардо, Коломбе, 2017, С. 66). Нам представляется, что та­кая интерпретация, хотя и справедлива в определенной мере, все-таки является значительным упрощением. Описанные феномены, надо признать, это не фан­тазии СМИ, а отражение реальных фак­тов. Другое дело, что есть много других реальных фактов – позитивных, к кото­рым СМИ испытывают гораздо меньше интереса и, соответственно, более скудно и менее ярко их отражают.


По проблемам агрессии и насилия не­совершеннолетних у нас в стране про­водятся многочисленные конференции, круглые столы и семинары. Осознание чрезвычайной важности этой проблемы привело к созданию специальной межве­домственной рабочей группы при Правительственной комиссии по делам несо­вершеннолетних, целю которой является подготовка предложений по мероприя­тиям, направленным на предотвращение случаев противоправного поведения не­совершеннолетних, их агрессии и асо­циального поведения. Разработана и утверждена решением Правительства РФ в марте 2017 года Концепция развития системы профилактики безнадзорно­сти и правонарушений несовершенно­летних на период до 2020 года. Хотелось бы обратить внимание на присутствие в названии Концепции термина «безнад­зорность». Это означает прямую отсылку к теме семьи. Термин «безнадзорность», в отличие от понятия «беспризорность», означает, что у ребенка есть семья, что проживает он дома, а не на улице. Но в силу разных причин семья и родите­ли не осуществляют необходимый при­смотр за ребенком, не участвуют долж­ным образом в его жизни. Основное время «безнадзорный» проводит на ули­це, и именно улица оказывает основное влияние на развитие его личности.


Возвращаясь к Концепции, заме­чу, что в целом – это очень грамотный, сбалансированный и научно обосно­ванный документ. Совершенно справед­ливо в концепции подчеркивается, что современные эффективные модели си­стемы профилактики безнадзорности и правонарушений несовершеннолет­них основываются на личностно ориен­тированном подходе. Также абсолютно верно подчеркивается, что профилакти­ческая работа должна быть, прежде все­го, направлена на укрепление институ­та семьи и на профилактику семейного неблагополучия. Наконец то, о чем мы многократно говорили на научных кон­ференциях, опираясь на результаты ис­следований, закреплено на уровне прави­тельственного документа.


Можно также с удовлетворением от­метить, что в концепции прямо говорит­ся о том, что особенно остро в условиях психологического и социального небла­гополучия несовершеннолетних воспринимаются проблемы в сфере их обеспе­чения психологической и социальной помощью. Может показаться, что здесь нечему удивляться и что это вещи оче­видные, если не сказать тривиальные. Од­нако мы намеренно акцентируем внима­ние на этом положении. На самом деле все не так очевидно, если появляются предложения, причем на самом высо­ком государственном уровне, ликвидиро­вать систему школьной психологической службы в силу ее ненужности. Здесь мы имеем ввиду некоторые последние ини­циативы, прозвучавшие в Государствен­ной Думе РФ. Справедливости ради надо отметить, что в самой Государственной Думе их поддерживают не все. В действи­тельности школьную психологическую службу надо развивать, расширять и поддерживать. Современные зарубежные на­учные исследования и практика подтвер­ждают данный тезис (Yüksel-Şahin, 2015). Дела в этой области на сегодняшний день обстоят неважно. В 2015/2016 учебном году педагоги-психологи имелись в шта­те только каждой второй школы – точнее в 53,1% школ. При этом нагрузка на каж­дого психолога составляет примерно 880 учеников. В таких условиях, при так на­зываемой «клинической модели» органи­зации деятельности школьной психоло­гической службы, принятой в настоящее время, эффективность работы психолога будет крайне невысокой.


Уже подготовлены новые нормативы нагрузки школьного психолога. Они зна­чительно ниже – предположительно, на каждого психолога будет приходиться почти в два раза меньше учащихся, чем сейчас. Однако только мерами экстен­сивного характера проблему не решить. Требуется серьезное изменение органи­зационной модели школьной психоло­гической службы и ее концепции. Мы полагаем, что должна быть серьезно пе­реосмыслена роль и значение педагога в системе психологической службы шко­лы. Учитель должен стать важнейшей со­ставляющей этой службы, ее активным элементом. Концептуальной основой психологической службы должна стать не диада «психолог – учащийся», а триада «психолог – педагог – учащийся».


В большинстве регионов России су­ществуют центры психолого-педагоги­ческой, медицинской и социальной по­мощи несовершеннолетним. По данным на 2015 год такие центры работали в 65 субъектах Российской Федерации. Счита­ется, что именно эти центры оказывают действенную помощь несовершеннолет­ним с девиантным поведением. Однако в действительности сами специалисты таких центров нуждаются в професси­ональной помощи по работе с такими детьми и подростками. Базовой подго­товки, пусть это даже серьезное класси­ческое образование, в таких случаях за­частую не хватает. Нужны специальные программы повышения квалификации для специалистов центров профилакти­ки делинквентности и агрессии несовер­шеннолетних. Нужны также аналогичные программы для школьных психологов и, тем более, для учителей.


Такие программы должны быть наце­лены на формирование системных, со­циально-личностных и инструменталь­ных профессиональных компетенций. В числе которых надо, в первую очередь, назвать следующие:




  • осуществление диагностики актуаль­ного эмоционального состояния, лич­ностных качеств, семейных и социаль­ных характеристик учащихся, которые повышают вероятность вовлечения их в асоциальное поведение;




  • оценивание характеристик взаимо­действия внутри коллектива учеников с точки зрения вероятности возникно­вения у его членов асоциального пове­дения, квалифицированное выявление факторов риска агрессивного поведе­ния или буллинга;




  • целенаправленное осуществление мер профилактики возникновения агрессивного поведения и буллинга в школьном коллективе;




  • планирование и организация меро­приятий по коррекции агрессивно­го поведения и борьбе с буллингом в школьном коллективе, которые за­действуют не только учащихся, но и педагогический состав, и родителей;




  • взаимодействие с организациями со­циальной защиты и здравоохранения, а также с подразделениями по делам несовершеннолетних по вопросам со­провождения учащихся, склонных к асоциальному поведению.




Эти программы разработаны или раз­рабатываются в некоторых научных и учебно-научных центрах, которые про­фессионально и целенаправленно зани­маются вопросами профилактики асоциального, агрессивного поведения несовершеннолетних и буллинга, изуче­нием механизмов и факторов такого по­ведения. В частности, такая программа раз­работана в лаборатории профилактики асоциального поведения Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики» и проходит апробацию в различных профессиональных группах, (Реан, Коновалов, Новикова, 2018).


Следует отметить, что подросток ухо­дит в группы асоциальной направлен­ности не спонтанно и не беспричин­но. Им движут вполне рациональные мотивы. Как правило, в таких группах этим подросткам психологически ком­фортно. Согласно концепции А.А. Реана об интеракционном конфликте самоо­ценки (Реан, 2013), подросток попадает в асоциальные группы следующим образом. Неуспешные в академическом смы­сле подростки не могут удовлетворить в обычной школьной группе одну из ба­зовых потребностей личности – потреб­ность в уважении и признании. Шко­ла стигматизируют таких подростков и буквально «вытесняет, выталкивает» их из традиционной группы. Поэтому «вы­тесненные» ищут другие группы, в кото­рых их базовые социальные потребно­сти – аффилиативные, в признании и уважении – были бы удовлетворены. Та­кие группы рано или поздно находятся. И зачастую ими оказываются группы с асо­циальной направленностью, с контрнор­мативной шкалой ценности. Но субъек­тивно именно в этой группе подросток достигает психологического комфорта. Поэтому так часто терпят провал попыт­ки взрослых: родителей, педагогов, пси­хологов, сотрудников инспекций по де­лам несовершеннолетних – «вытащить» подростка из такой группы. Следователь­но, действенным механизмом, по нашему мнению, будет (Реан, 2013; Реан, Коломин­ский, 2008) не просто удаление подростка из асоциальной группы, а включение его в иную группу просоциальной направлен­ности, в которой удовлетворялись бы его базовые потребности в уважении и при­знании. Близкую к нашей позиции выска­зывают и некоторые криминологи, кото­рые подчеркивают, что тактика отрыва от неблагоприятно влияющей среды неиз­меримо менее эффективна, чем такти­ка ее нормализации (Игошев, Миньков­ский, 1989). Конечно, важно разрабатывать специальные программы и проводить обучение по сокращению агрессии сре­ди подростков с асоциальным бэкграун­дом, способствующее решению проблемы агрессивного поведения (Kaya, Buzlu, 2016). Но, еще более важно создавать специальные программы по профилактике агрессии, в которые будут вовлекаться подростки из более широкой социальной группы – среды социального окружения, включаю­щей и правопослушных подростков.


Чтобы работа по профилактике про­тивоправного поведения и агрессии не­совершеннолетних проходила эффек­тивно, нужны не только соответствующие знания, профессиональная компетентность учителей и школьных психологов. Кроме того, нужна соответствующая мо­тивация на личностном уровне (учителя, школьные психологи) и на уровне орга­низации (школа). Чтобы этого достичь, критерием эффективности работы шко­лы должны быть не только результаты ЕГЭ, но и психологический климат, вос­питательные достижения школы.


Изменения критериев оценки школы как социального института неизменно приведут к изменению профессиональ­ного сознания учителя. В частности, к из­менениям восприятия и оценивания учащихся на личностном уровне. Пока же, как показывают наши исследования, цен­тральными факторами позитивного или негативного оценивания педагогом лич­ности учащегося являются послушание, дисциплинированность и отношение к учебе (Реан, 2008). Это же касается и отношения к делинквентным подросткам. А в этом случае именно глубокое проник­новение в личность подростка являет­ся краеугольным фактором построения успешной воспитательной и коррекци­онной работы. Вместе с тем, проанализи­ровав характеристики, которые педагоги дали делинквентным подросткам, мы, на­пример, обнаружили, что в 88% случаев такая важная единица анализа личности, как самооценка подростка, вообще отсут­ствует (Реан, 2008). Комментируя наши исследования, И.С. Кон отмечает, что учи­тель не видит за учеником личность. Иг­норирование педагогом представлений школьника о самом себе, его образа «Я» неизменно проявляется и в общем стиле воспитания (Кон, 2009).


Как справедливо пишет А.В. Юревич (Юревич, 2016), в настоящее время осо­бенно актуально возвращение школе ее воспитательной функции, в 1990-е годы изъятой у нее реформаторами, превра­тившими этот институт в некое подо­бие сервисной структуры по оказанию «образовательных услуг». Вместе с тем, возвращение школе воспитательной функции должно иметь организацион­ное и мотивационное обеспечение. По­этому мы говорим о расширении системы критериев оценки эффективности работы школы.


В нашей лаборатории – лаборатории профилактики асоциального поведения НИУ ВШЭ в 2017 году мы организовали и провели исследование школьной агрес­сии и буллинга. В нем на основе случайной репрезентативной выборки по полу, возрасту и другим социально-демогра­фическим параметрам приняли участие около 1000 учащихся 9–10 классов из шести регионов России. При этом реги­оны представляли разные федеральные округа страны.


В исследовании, в частности, была установлена значимая отрицательная корреляционная связь между школьным климатом и агрессивностью школьников. Иначе говоря, чем хуже был школьный климат, тем выше – уровень агрессивно­сти. Кроме того, были выявлены высокие значимые положительные интеркорре­ляции между показателями школьного климата: безопасностью школы и отно­шением учителей с учащимися.


Очень показательно также то, что дети, не вовлеченные в ситуацию буллин­га, оценивают школьный климат и без­опасность в школе значимо выше, чем дети, которые включены в эту ситуацию. Важно при этом, что такая закономер­ность характерна для всех участников буллинга, независимо от их роли в ситуа­ции: жертвы, булли или наблюдателя.


Есть мнение, что постановка вопроса о включении в критерии эффективности работы школы показателей школьного климата и воспитательных достижений неправомерна – учитель и так перегру­жен уроками и методической подготов­кой к ним. Такие суждения характерны, как правило, для профессиональных пе­дагогов, а также для представителей ор­ганов управления системой образования. Однако, соглашаясь с тезисом о большой загруженности педагогов, принять эти возражения нельзя. Хотя бы потому, что надо учитывать азбучную для педагоги­ки и педагогической психологии исти­ну – процесс образования – это двухсо­ставной процесс: обучения и воспитания. Очевидно, надо искать конкретные орга­низационные пути снятия учебной пере­грузки педагогов в целях осуществления действенной интеграции в их деятель­ность процесса воспитания.


В осуществлении профилактики асо­циального поведения и агрессии несо­вершеннолетних ключевая роль принад­лежит семье. Школа, несомненно, тоже принимает активное участие в этой ра­боте. Но все-таки семье отводится в ней основное место. Процесс социализации личности начинается в семье и на про­тяжении нескольких первых лет жизни почти исключительно в ней и осуществ­ляется. Влияние семьи на процесс соци­ализации и развития личности остается чрезвычайно высоким и в последующие годы, когда к этому процессу подключа­ются другие институты социализации: школа, улица, группы сверстников и дру­гие (Кон, 1989; Реан, 2013; Массен и др., 1987; Fang et al., 2009). Как показывают исследования, даже в подростковом возрасте, когда максимально проявляется тенденция ориентации на группу сверст­ников и отдаления от родителей («обес­ценивание родителей»), даже и тогда се­мья является мощным фактором влияния на подростка и его поддержки в трудной жизненной ситуации (Реан, 2013; Кон, 1989; Ремшмидт, 1994; Реан, 2010).


О роли семьи в генезисе асоциального и агрессивного поведения мы уже неод­нократно писали ранее (Реан, 2015; Реан, 2016; Реан, 2008; Реан, 2010). В этих ра­ботах был проведен анализ современных представлений о роли семьи в формиро­вании асоциального поведения, о семей­ных факторах, об особенностях семей­ного воспитания, влияющих на развитие агрессивности и склонности к насилию. Там приведены результаты эмпириче­ских исследований на эту тему, в том чи­сле и различных наших исследований. Эта тема остается неизменно актуальной, ежегодно выходят все новые и новые ра­боты, посвященные анализу семьи, вну­трисемейных конфликтов как источни­ков агрессии детей (Li et al., 2017; Buelga, Prieto, Cava, 2017; Wang et al., 2018; Guo, 2018). Хочется дополнительно отметить результаты одного относительно нового эмпирического исследования, посвящен­ного влиянию родителей, их системы ценностей и особенностей восприятия мира на поведение детей. В данном ис­следовании была выявлена положитель­ная корреляция между ориентацией ма­тери на ценности «власть – богатство» и «самоутверждение» и выраженностью асоциальности ребенка. Ориентация ма­тери на ценность «достижение» коррелирует с отсутствием стремления пон­равиться сверстникам (Ениколопов и др., 2014). Таким образом, ориентация мате­ри на нетрадиционные для женщин ма­скулинные ценности усиливает тенден­цию ребенка к отчужденному поведению. Кроме того, для внесемейного поведения детей-дошкольников, чьи матери имеют враждебную картину мира (подозревают окружающих в зависти, презрительном отношении и равнодушии), характерен ряд важных особенностей, серьезно затрудняющих их социальную адаптацию. У таких детей отсутствует интерес к тому, нравятся ли они, любят ли их, обращают ли на них внимание взрослые и сверст­ники. Эти дети не пытаются получить одобрение, избегают контакта, когда он предлагается другим человеком, не при­нимают направленную на них симпатию (Ениколопов и др., 2014).


Оказание консультативной помощи семье по вопросам профилактики проти­воправного поведения и агрессии несо­вершеннолетних может сопровождаться серьезными трудностями. Трудности мо­гут быть разного характера. Мы хотим обратить внимание на случаи (очевидно, они самые трудные), когда родители ак­тивно отказываются от какой-либо помо­щи, считая это вмешательством в семью. Семья, действительно, – это «интимный» институт, и она настороженно относит­ся к любому вмешательству извне. К тому же, некоторые общественные организа­ции агрессивно возражают против лю­бых попыток вмешательства в дела семьи. Однако работа по оказанию помощи се­мье в профилактике противоправного и девиантного поведения несовершен­нолетних крайне важна. Конечно, при условии, что она осуществляется про­фессионально. Не обязательно эта рабо­та сводится к интервенции в семью. Здесь очень важна организация совместной де­ятельности: школа – родительское сооб­щество (через родительские обществен­ные организации) – семья. Мы должны констатировать, что, к сожалению, еще нет проработанных устойчивых эффек­тивных механизмов и практик такой ор­ганизации. Однако определенный опыт все-таки имеется, и он нуждается в научном анализе, психолого-педагогическом осмыслении и обобщении.


Важно обратить внимание на то, что асоциальное поведение несовершенно­летних имеет место не только в неполных семьях (Fomby and Cherlin, 2007; Cavanagh, 2008), и не только в семьях группы риска (Heard, 2007a, b; Fomby, Sennott, 2012), но часто и во внешне вполне благополучных семьях. Как осуществить в таком случае, при отсутствии явных признаков рисков их раннюю диагностику? Здесь возника­ют серьезные трудности своевременно­го распознавания признаков девиации поведения. Хотя базовые принципы про­филактической и коррекционной рабо­ты одинаковы во всех случаях: усиление внимания родителей к жизни их ребенка, установление более высокого уровня вза­имопонимания.


В исследовании А.А. Реана, посвящен­ном изучению отношения старшекласс­ников к институту семьи и семейным ценностям, респондентов, в частности, спрашивали: «Хотите ли вы, чтобы ваша будущая семья была похожа на ту, в кото­рой вы выросли?». В исследовании были задействованы две выборки. Одну состави­ли подростки группы социальной нормы, с просоциальным поведением, другую – подростки с девиантным, асоциальным поведением. Положительно на вышеназ­ванный вопрос в группе «норма» отве­тили 41% респондентов, а в группе «де­виантные» – только 26% подростков. Отрицательно ответили на вопрос в груп­пе «норма» 35%, а в группе «девиантные» – 55% респондентов. Затруднились с отве­том в первой группе 24%, а во второй группе – 19% (Реан и др., 2018). Результаты, даже по группе «норма», конечно, не на­зовешь отрадными. Ведь более половины старшеклассников (вместе с затруднив­шимися с ответом) не могут считать свою нынешнюю семью образцом, по которому они хотели бы строить свое семейное бу­дущее. В группе девиантных подростков этот показатель еще больше, он составля­ет 76%. Заметим, что подростков, не опре­делившихся со своей позицией, в группе «девиантные» меньше, чем в группе «нор­ма». Таким образом, девиантные подрост­ки значительно более негативно воспри­нимают свою родительскую семью, что в целом вполне ожидаемо. Этот факт еще раз доказывает решающее влияние семьи, системы отношений в ней на формиро­вание девиантного, асоциального пове­дения подростков. Весьма тревожным яв­ляется тот факт, что среди подростков группы «норма», так высок процент тех, кто не может назвать свою нынешнюю се­мью образцом, на который они хотели бы ориентироваться.


Что представляет собой «внешне бла­гополучная семья»? Это семья полная, где оба родителя работают, ведут вполне просоциальный образ жизни, не имеют явных конфликтов с ребенком. Однако зачастую и в такой семье ребенку уделя­ется крайне мало внимания. Это объясня­ется высокой занятостью, работой («надо содержать семью»). Нередко недоста­точное внимание объясняется причина­ми психологического и педагогическо­го порядка. То есть, речь идет о низком контроле за ребенком по концептуаль­ным соображениям. Ему предоставляется максимальная свобода в принятии реше­ний, что связывается с доверием к нему, уважением его как личности, желанием развивать его самостоятельность. Одна­ко, как показали специальные исследо­вания (Массен и др., 1987), именно такие семьи «дают» более высокие показате­ли девиантного поведения детей. Более того, отсроченные, спустя годы, опросы детей, выросших в таких семьях, показы­вают их малую удовлетворенность своим детством, несмотря на предоставляемую им свободу. Забота родителей об уваже­нии свободы личности ребенка воспри­нимается самими детьми как отсутствие заботы о нем, недостаток внимания и эм­патийного взаимодействия.


Сейчас разрабатывается комплекс мер по профилактике противоправного по­ведения и агрессии несовершеннолет­них. В связи с этим, мы считаем важным и полезным организацию и проведение ежегодных Всероссийских конкурсов на лучшие региональные практики профи­лактики асоциального поведения. Такие конкурсы – это и стимуляция, и моти­вация повышения активности и эффек­тивности деятельности в данном на­правлении отдельных образовательных учреждений, муниципальных образова­ний и регионов в целом. Кроме того, конкурсы обеспечивают возможность пси­холого-педагогического, аналитического и экспертного обобщения практик, что, конечно, очень важно. На основе всего этого становится реальным формиро­вание методических, практических рекомендаций, что не только важно, но и крайне необходимо, практически по­лезно и востребовано.


Мы проанализировали материалы од­ного из крупных грантовых конкурсов, который посвящен программам профи­лактики асоциального поведения и пре­ступности несовершеннолетних, безнадзорности и беспризорности, а также реабилитации и ресоциализации таких детей и подростков (Реестр проектов, URL: http://fond-detyam.ru/granty-fonda/reestry-innovatsionnykh-sotsialnykh-proektov/2017/). Анализ представленных конкурсных заявок на уровне постановки задач показывает актуальные направле­ния профилактической и реабилитаци­онной работы по данному направлению. Например, в большинстве программ­ных материалов ставится задача повы­шения квалификации специалистов, ра­ботающих с несовершеннолетними из группы социального риска, склонными к совершению правонарушений, а также с их семьями. При этом обращается внимание на необходимость создания ме­тодического обеспечения для повыше­ния профессиональной компетентности специалистов. Также ставится задача и подчеркивается необходимость раз­работки и внедрения новых программ и технологий работы с несовершенно­летними группы риска с целью профи­лактики асоциального и делинквентного поведения.


Во многих программных матери­алах подчеркивается актуальность и выделяется задача организации межведомственного взаимодействия, непрерывного межведомственного социально-правового и социально-психо­логического сопровождения несовершен­нолетних, склонных к противоправному поведению. Возникает вопрос, почему вновь и вновь эта проблема ставится как актуальная задача при разработке про­филактических программ, хотя очевид­ность этого подхода уже давно всем ясна? В связи с этим, было бы интересно про­анализировать на организационном и методическом уровне предлагаемые практики, чтобы понять, что в них не ра­ботает, а что работает, но не с ожидаемой эффективностью.


Литература:



  1. Арестова О.Н., Махмудова С.Х. Субъективная презентация семейных отношений на разных уровнях осознанности (на примере подросткового возраста) // Вестник Московского университета. Серия 14. Психология. – 2018. – №1 – С. 55–69.

  2. Зимбардо Ф., Коломбе Н. Мужчина в отрыве. Игры, порно и потеря идентичности. – Москва, 2017.

  3. Ениколопов С.Н., Кузнецова Ю.М., Чудова Н.В. Агрессия в обыденной жизни. – Москва, 2014.

  4. Игошев К.Е., Миньковский Г.М. Семья, дети, школа. – Москва, 1989.

  5. Карабанова О.А. Детско-родительские отношения как фактор профессионального самоопределения личности в подростковом и юношеском возрасте. // Вестник Московского университета. Серия 14. Психология. – 2016. – №3 – С. 54–62.

  6. Кон И.С. Мальчик – отец мужчины. – Москва, 2009.

  7. Кон И.С. Психология ранней юности. – Москва, 1989.

  8. Концепция развития системы профилактики безнадзорности и правонарушений несовершеннолетних и план по ее реализации [Электронный ресурс] // Правительство России : [сайт]. URL: http://government.ru/docs/26901/ – (дата обращения 16 мая 2018).

  9. Кудрявцев И.А., Ратинова Н.А. Криминальная агрессия. – Москва, 2000.

  10. Развитие личности ребенка / Массен П., Конджер Дж., Каган Дж., Хьюстон А. – Москва, 1987.

  11. Реан А.А. Подростковая агрессия // Психология подростка: полное руководство / под ред. А.А. Реана. – Москва, 2008. – С. 324–337.

  12. Реан А.А. Отношение молодежи к институту семьи и семейным ценностям // Национальный психологический журнал. – 2016. – № 1. – С. 3–8. doi: 10.11621/npj.2016.0101

  13. Реан А.А. Психология личности. – Санкт-Петербург, 2013.

  14. Реан А.А. Семья, социальные установки и асоциальное поведение детей и подростков // Российский психологический журнал. – 2015. – Т. 12. – № 1. – С. 29–40.

  15. Реан А.А., Коломинский Я.Л. Социальная педагогическая психология. – Санкт-Петербург, 2008.

  16. Реан А.А., Коновалов И.А., Новикова М.А. Семья в представлении подростков с просоциальным и асоциальным поведением // Мир психологии. – 2018. – № 1. – С. 75–88.

  17. Реестр проектов, финансируемых фондом в 2017 г. [Электронный ресурс] // Фонд поддержки детей, находящихся в трудной жизненной ситуации : [сайт]. URL: http://fond-detyam.ru/granty-fonda/reestry-innovatsionnykh-sotsialnykh-proektov/2017/ – (дата обращения 5 июня 2018).

  18. Ремшмидт Х. Подростковый и юношеский возраст. Проблемы становления личности. – Москва, 1994.

  19. Российское общество и вызовы времени. В 2 кн. / под ред. М.К. Горшкова, В.В. Петухова. – Москва, 2015.

  20. Семья: психология, педагогика, социальная работа / под ред. А.А. Реана. – Москва : АСТ, 2010.

  21. Солдатова Г.У., Рассказова Е.И., Нестик Т.А. Цифровое поколение РоссииКомпетеность и безопасность. – Москва, 2017.

  22. Юревич А.В. Нравственное состояние современного российского общества: эмпирические оценки // Вопросы психологии. – 2016. – № 6. – С. 49–62.

  23. Buelga, S., Prieto, A.B., & Cava, M.J. (2017) Differences in family climate and family communication among cyberbullies, cybervictims, and cyber bully-victims in adolescents. Computers in Human Behavior, 76, 164–173. doi: 10.1016/j.chb.2017.07.017

  24. Cavanagh, S.E. (2008) Family structure history and adolescent adjustment. Journal of Family Issues, 29, 944–980. doi: 10.1177/0192513X07311232

  25. Fang, C.Y., Egleston, B.L., Brown, K.M., Lavigne, J.V., Stevens, V.J., Barton, B.A., Chandler, D.W., & Dorgan, J.F. (2009) Family cohesion moderates the relation between free testosterone and delinquent behaviors in adolescent boys and girls. Journal of Adolescent Health, 44, 590–597. doi: 10.1016/j. jadohealth.2008.11.018

  26. Fomby, P., & Cherlin, A.J. (2007) Family Instability and Child Well-Being. American Sociological Review, 72, 181–204. doi: 10.1177/000312240707200203

  27. Fomby, P., & Sennott, C. (2013) Family Structure Instability and Mobility: The Consequences for Adolescents’ Problem Behavior. Social Science Research. doi: 10.1016/j.ssresearch.2012.08.016

  28. Guo, S. (2018) A model of religious involvement, family processes, self-control, and juvenile delinquency in two-parent families. Journal of Adolescence, 63, 175–190. doi: 10.1016/j.adolescence.2017.12.015

  29. Heard, H.E. (2007a) The family structure trajectory and adolescent school performance. Journal of Family Issues, 28, 319–354. doi: 10.1177/0192513X06296307

  30. Heard, H.E. (2007b) Fathers, mothers, and family structure: family trajectories, parent gender, and adolescent schooling. Journal of Marriage and Family, 69, 435–450. doi: 10.1111/j.1741-3737.2007.00375.x

  31. Kaya, F., & Buzlu, S. (2016) Effects of aggression replacement training on problem solving, anger and aggressive behaviour among adolescents with criminal attempts in Turkey: A quasi-experimental study. Archives of Psychiatric Nursing, 30, 729–735. doi: 10.1016/j.apnu.2016.07.001

  32. Larsen, C.A. (2013) The Rise and Fall of Social Cohesion: The Construction and De-construction of Social Trust in the US, UK, Sweden and Denmark, 12. United Kingdom, Oxford University Press. doi: 10.1093/acprof:oso/9780199681846.001.0001

  33. Li, M., Johnson, S. B., Musci, R. J., & Riley, A. W. (2017) Perceived neighborhood quality, family processes, and trajectories of child and adolescent externalizing behaviors in the United States. Social Science & Medicine. 192, 152–161. doi: 10.1016/j.socscimed.2017.07.027.

  34. Millennials in Adulthood (2014, Murch 7). Pew Research Center: http://www.pewsocialtrends.org/2014/03/07/millennials-in-adulthood/ (Accessed Oct 10, 2017).

  35. Pavlova T.S., Kholmogorova A.B. (2017). Psychological factors of social anxiety in Russian adolescents. Psychology in Russia: State of the Art, 10(2), 179–191. doi: 10.11621/pir.2017.0212

  36. Shaheen, A.M., Hammad, S., Haourani, E.M., & Nassar, O.S. (2018) Factors affecting Jordanian school adolescents’ experience with being bullied. Journal of Pediatric Nursing, 38, e66–e71. doi: 10.1016/j.pedn.2017.09.003

  37. Shetgiri, R. (2013) Bulling and victimization among children. Advances in pediatrics, 60(1), 33–51. doi: 10.1016/j.yapd.2013.04.004

  38. Wang, H.Y., & Wang, S.H. (2010) User acceptance of mobile internet based on the unified theory of acceptance and use of technology: Investigating the determinants and gender differences. Social Behavior and Personality: an international journ 38(3), 415–426. doi: 10.2224/sbp.2010.38.3.415

  39. Wang, X., Yang, L., Gao, L., Yang, J., Lei, L., & Wang, C. (2017) Childhood maltreatment and Chinese adolescents’ bullying and defending: The mediating role of moral disengagement. Child Abuse & Neglect, 69, 134–144. doi: 10.1016/j.chiabu.2017.04.016

  40. Wang, P., Hsiao, R.C., Chen, L.M., Sung, Y., Hu, H., & Yen, C. (2018) Associations between callous-unemotional traits and various types of involvement in school bullying among adolescents in Taiwan. Journal of the Formosan Medical Association = Taiwan yi zhi.

  41. Volk, A., Schiralli, K., Xia, X., Zhao, J., & Dane, A. (2018) Adolescent bullying and personality: A cross-cultural approach. Personality and Individual Differences, 125, 126–132. 10.1016/j.paid.2018.01.012

  42. Voulgaridou, I., & Kokkinos, C. M. (2015) Relational aggression in adolescents: A review of theoretical and empirical research. Aggression and Violent Behavior, 23, 87–97. doi: 10.1016/j.avb.2015.05.006

  43. Yüksel-Sahin, F. (2015a) An examination of bullying tendencies and bullying coping: behaviors among adolescents. Soc. Behav. Sci. 191, 214–221. doi: 10.1016/j.sbspro.2015.04.415

  44. Zinchenko Yu. P., Zotova O. Yu., Tarasova L.V., Gaidamashko I. V. (2016). The contamination of young people’s notions about narcotics and psychoactive substances as a threat to psychological security. Psychology in Russia: State of the Art, 9(2), 39–53. doi: 10.11621/pir.2016.0204